А тот Сатана, знай себе, лежит и притворяется мёртвым. Странная, малоправдоподобная, явно выдуманная зачем-то (зачем?) история без сколько-нибудь определенного конца, да и без определенного начала, пожалуй…
СЮЖЕТ 19/4
В большой комнате Вадимовой квартиры, где все разбросано и горит верхняя люстра, а торшер лежит на боку рядом с диваном, стоит атмосфера болезненного бреда и страха, превратившегося в ужас… Темный ужас. Бледный ужас…
«Что такое темный ужас начинателя игры (крутится у Матвея, совсем потерявшего управление и представления не имеющего, что со всем этим делать) и бледный ужас повторяют бесчисленные зеркала».
Он только хватает Вадима за руки, не давая ему еще что-нибудь разбить, повалить, разгромить, и растоптать. Вдруг звонит телефон — глухо, задавленный диванными подушками, неожиданный, словно внезапный человек на пороге.
— Кто это? Мама? Мама, я же просил не звонить! Все в порядке у меня, просто насморк… Мама, я же просил не звонить. Не звони больше.
И вешает трубку и, сразу же, без перехода, уже Матвею:
— Просил же: не звони! Прослушивается же все. Теперь они ее засекли. Спрятал, называется…
Сигарета, трясущаяся рука с зажигалкой, красные скошенные глаза.
— Убьют — ладно. Это еще не так страшно. Плевать. Но ведь пытать будут. Искалечат, суки, изуродуют. В инвалидную коляску посадят на всю оставшуюся жизнь. И я не успею их убить ДО, ненависти не хватит. Я маленький человек, ты понимаешь это? Маленький. Мне ничего не надо, я ничего не прошу и тем более не требую. Да, бывает со мной. Бывает. Знаешь, как это бывает? Я, вдруг, вижу как бы связь вещей… дорогу вижу… по которой все катится, как по рельсам. Но ведь ничего же больше этого! Почему им мало? Почему они хотят, чтобы я делал невозможное? Это же так понятно: если человек видит дорогу, это же не значит, что он может ее проложить… А это даже не дорога. Это труба — бетонная, тесная, у меня от нее клаустрофобия начинается… Маленький я, поймите вы, Христа ради. Маленький…
СЮЖЕТ 19/5
Слово «маленький» поворачивает его на сто восемьдесят градусов, он вдруг тревожится:
«Где маленькая⁈ На утро же оставалась маленькая. Специально оставил. Ты взял? Отдай, не будь гадом! Верни, ну, пожалуйста, ну я тебя прошу… Матвей, чтоб ты сдох, блин, отдай маленькую, евр-рей, сука…»
Лезет за диван, отпихивает поваленный торшер, находит бутылек, обнимает ладонями, прижимает к щеке, как любимого котенка… Матвей пытается уложить его баиньки, но куда там! Его вдруг несёт на кухню: варить кофе. Кофе ему, бедолаге, срочно нужен. Слышно сначала, как у него там посуда летит на пол, а потом, вдруг, тянет по квартире газом. Оказывается: включил все конфорки, ни одну не зажег, стоит с джезвой в руках и, весь перекосившись от ужаса, смотрит в кухонное окно на двор, где какие-то (вполне мирные, и женского пола в том числе) люди то ли загружаются в черную «Волгу», то ли, наоборот, выгружаются из. Уже основательно заполночь, когда Матвей принимает решение увезти его отсюда на хрен. Подальше. Пусть хоть отоспится спокойно, на природе.
Поразительно, но Вадим не возражает. Даже наоборот, сам тут же бредёт в прихожую одеваться, злобно приговаривая:
— А вот, хрен вам… не достанете… Сегодня четверг, а завтра уже пятница… хрена вам за щеку… Буду большим, раз так хотите. Всех убью, нахрен, я уже умею. Мотли! — кричит он, — А как насчет хеджирования пакета ГКО с помощью фьючерсов на завтра, по факту⁈
СЮЖЕТ 19/6
В машине он сразу же засыпает, словно выключают электричество, и спит самым благополучным образом, тихо и крепко, но на подъезде уже к Хвойному просыпается, а на даче начинается все сначала, включая беспорядочное бормотание по поводу кавказских дел (выдуманных и реальных), а также истерические попытки разыскать забытую и оставленную в городе маленькую…
Матвей одевается и выходит на воздух. Надо сходить в сарай, пополнить запасы дров в доме, но он задерживается на крыльце, изо всех сил вдыхая и выдыхая чистейший воздух, колючий от мороза и свежий, как хвойная лапа прямо из леса. Морозная тишина лежит над миром, даже собак не слышно, и мертво светится сквозь елки окна соседнего слева особняка, где, по обыкновению, весь свет включен и при этом ни единой души, ни малейшего движения не видно, словно не особняк это, а заколдованный дворец. Все как всегда. Матвеев «жигуленок» — в полном порядке — стоит там, где и полагается ему стоять, тихонечко мигая красной точкой включенной сигнализации. В доме справа уже, видимо, народ просыпается — толстый белый дым поднимается из печной трубы, — но и там все тихо и недвижимо.
«А чего ты, собственно, здесь ожидаешь, Жорж Данден, — думает Матвей, спускаясь с крыльца, — Филера, примерзшего плечом к телефонному столбу напротив? Или, может быть, толпу бандитских „мерседесов“, сгрудившихся перед воротами? Не смеши людей. Не так все это делается. Если делается вообще, кстати. Странная какая-то история, есть в ней некая раздражающая избыточность. Чрезмерность какая-то…»
Он пытается уловить быстро промелькнувшую трезвую (очень ценную в этом бредовом хаосе) мысль, но упускает, — она уходит в муть и мрак подозрительных артефактов. Теперь надо ждать, когда она снова вынырнет. Ничего, время есть, подождем. Сегодня еще только четверг… пардон, пятница. Пока еще только пятница, и сегодня мы все встретимся у Тенгиза и найдем решение. Если оно есть.
Он притаскивает и укладывает в прихожей три вязанки дров, топит печку в комнате, идёт на кухню и ставит на газ полчайника воды. Потом, шарит по сусекам. Еды не то чтобы нет совсем, но она вся какая-то безнадежно далекая от окончательной готовности к употреблению. Сырье. Даже не полуфабрикаты, а именно сырье: мука, крупа, свекла, морковка… Впрочем, в холодильнике обнаруживаются куриные яйца. В трех экземплярах. Но с хлебом совсем плохо: каменная полубуханка ржаного, вся в мрачных трещинах, словно среднеазиатский такыр.
СЮЖЕТ 19/7
Когда он возвращается в комнату, чтобы подбросить дров в печку, Вадим уже сидит в постели, накинув на плечи тулуп, и рассматривает в маленькое зеркальце свою распухшую физиономию со смешанным выражением отчаяния и крайнего отвращения.
— Слушай, — говорит он, — Сегодня среда или четверг?
— Пятница сегодня.
— Врешь!
— Зуб даю.
— Так сегодня нам к Тенгизу идти?
— Всенепременнейше.
Вадим стонет и принимается мять себе щеки и лоб, словно пытается таким образом привести все это свое хозяйство в порядок.
— Ну, а как насчет хеджирования портфеля ге-ка-о с помощью завтрашних
