«Попался, — отстранённо подумал ведун. — Сейчас разорвёт… Но где же боль?!».
Нет, ведуна тащили прочь от визжащего духа! Свенельд подскочил к нему, в последний миг, вырывая из-под удара жуткой клешни. Казимир, едва мог стоять на ногах, но поняв, что, ещё жив, отмахнулся от викинга.
— Назад! — хрипло выдавил из себя ведун, вставая на четвереньки. — Добить!
Водяной лежал на брюхе, рыча и завывая. Нет, зелье не прожгло его насквозь, и даже не опалило, дух был отравлен и почти не мог двигаться. Викинги, обезумившие от боевого ража, рубили клешни и ноги, кромсали безобразное тело, но тварь сопротивлялась... Она стонала и бурлила, обдавая нападавших облачками брызг и пара. Шатаясь, словно был пьян, Казимир полз на четвереньках обратно, сжимая в руке костяной кинжал. Силы оставили его, когда до водяного оставалось шагов пять… Он попросту сник, окончательно проваливаясь в дурман.
«Видимо, слишком много сока попало в раны, — успел подумать ведун, теряя сознание. — Воткните кинжал в его сердце! Если надо вбейте молотом… Интересно, я это подумал… или сказал… А что я сказал? Я?».
Глава 18. Тревога сулит беду
Телега медленно катилась, подпрыгивая на кочках. Казимир не глядя поднял руку, касаясь губ. Сухость во рту нестерпимо мучила его, казалось, что челюсти свело, а язык превратился в шероховатую мочалку. Ведун попытался открыть глаза и тотчас пожалел об этом. Подступившая тошнота заставила и без того истерзанное дело содрогаться от мучительных спазмов. Наверное, его бы и вырвало, если бы было, чем. В виски ударила нестерпимая боль, словно голова очутилась между молотом и наковальней. Кажется, Казимир даже завыл от неожиданности, обхватив голову руками.
— Гляди-ка, живой, — раздался незнакомый голос неподалёку.
— Пить… — прошептал ведун, на силу разрывая слипшиеся губы, которые тотчас трескались и кровоточили. — Воды дайте…
— Тпр-у-у-у!
Телега остановилась. Сбоку послышались чьи-то шаги, а в руку ведуна что-то вложили. На ощупь предмет походил на кожаный бурдюк. Пошарив пальцами в поисках пробки, Казимир выдернул её и осторожно поднёс мешок ко рту. Тёплая и немного затхлая вода проникла в горло, вызывая приступ кашля.
— Тише-тише! — запричитал кто-то.
Невидимые руки забрали бурдюк, подхватывая ведуна за плечи и усаживая.
— Прольёшь же всё, — с укором сказал неизвестный. — Говорят, ручей-то до сих пор ядовитый, уж ты постарался! Так, что с водицей пока напряжёнка!
Ведун вновь попытался открыть глаза, на этот раз заранее вцепившись в борт телеги. Едва веки поднялись, нестерпимо яркий свет ударил посильнее плети. Щурясь и чувствуя, как из глаз хлынули слёзы, Казимир закрылся дрожащей рукой от солнца, осматриваясь. Он сидел в телеге посреди цветущего луга. Ветер волнами раскачивал травяное море, раскинувшееся покуда хватало глаз. Стебли высоких колосьев трепетали, отливая медью. Далеко на востоке нависали низкие и тёмные тучи, но, похоже, дождь уже кончился. Казимир заметил вокруг множество луж.
— Воды же полно, — хрипло просипел он. — Почему ты сказал, что с водой туго?
— Так это не вода… — хмуро отозвался воин, которого Казимир теперь мог различить.
Он узнал витязя, то был младший из боровичков — Владимир. Воин с отвращением поглядывал на тёмные лужи, скопившиеся на дороге. Зрение мало-помалу возвращалась, и вскоре ведун понял, о чем тот говорил. Это действительно с натяжкой можно было назвать дождевой водой, странная мутная багровая жидкость, напоминающая кровь, образовывала на почве лужи, которые, похоже, не принимала сама земля.
— Как это произошло?
— Мы думали у тебя узнать, — пожал плечами воин.
— Значит, вогуличи постарались, — рассудил Казимир.
— Это опасно?
— Поди ж, знай… — ведун никак не мог прийти в себя. — Долго я так… провалялся? Где кнес? Маушав всё ещё в осаде?
— Ишь ты затараторил, — беззлобно ухмыльнулся Владимир. — Попробуй ещё попить, видок у тебя… Хотя, это сейчас у всех нас.
Он снял шлем, демонстрируя ведуну шевелюру, окрасившуюся в ржаво-рыжий цвет.
— Надо бы состричь, — тотчас буркнул ведун, прикладываясь к бурдюку и делая пару осторожных глотков, а затем добавил: — Мало ли что они на нас наслали… Надо ещё разбираться…
— Это успеется, — махнул рукой воин. — А кнес наш в Маушав, почитай, второй день сидит.
— Мы победили? — радостно вскричал Казимир, моментально пожалев об этом.
Боль сжала виски так, что он едва не потерял сознание.
— Победили, — довольно кивнул Владимир. — В пух и прах их расколошматили. То и твоя заслуга, я так понял, — хитро заметил он, подмигнув ведуну. — Вогуличи день и ночь из-за стен огрызались, а потом как выскочили… Мы ж от радости их едва сдержать смогли, так пёрли!
Рядом раздалось мычание. Глянув в сторону, ведун с удивлением обнаружил, что лежал в телеге не один. Рядом связанная по рукам и ногам брыкалась только что очнувшаяся девица. Она была совсем юна, почти что ребёнок. Узкие миндалевидные глаз карего оттенка, широкое лицо и чуть приплюснутый нос, тонкие губы, тёмные волосы, спутавшиеся и налипшие на лоб и щёки.
— Ты ещё кто? — осведомился ведун, разглядывая незнакомку. Девушка казалось ему смутно знакомой.
— А вот это мне больше всего хотелось узнать от тебя самого, — ответил Владимир и расхохотался.
— Вогуличей мы разбили, Маушав взяли. Кнес говорит, поезжай Воля за нашим ведуном да варягами, справно, мол, они поработали. Я так и двинулся вдоль ручья, вы же где-то на нём должны были стоять. Еду я, значит, еду, глядь, палатки нашенские и котлы повсюду валяются перевёрнутые, я к ним. А там такое… варяги лежат покромсанные, ни одного живого! Всё вокруг умарано кровью и какой-то дрянью… И ты лежишь, значится, неподалёку, руки-ноги в разные стороны, а над тобой нависает рысища! Глазищи, во! — Он пальцами показал размеры, едва ль не с яблоко. — Зубищи, во! — Владимир показал руками отрезок с локоть длинной. — И рычит так… Му-у-у-р-р-р! Сейчас, думаю, кинется! Я лук хвать, а она как прыгнет! Меня из седла! Я ей в морду ка-а-а-ак дал, у меня кулак не то, что у Ярки, но тоже, знаешь, могу уму разуму обучить! Меч хватаю, замахнулся! Глядь, а подо мною не рысь, а баба лежит! Вон эта! Представляешь? Я ей так съездил, что с удара и уложил… Оказалось перевёртыш это какой-то… Ну, то тебе видней! Ежели б рысью осталась, зарезал бы без вопросов… А на девку рука не поднялась. И что с ней делать непонятно. Отпускать — страшно, а ну как в следующий раз на спину прыгнет и будьте здрасте! Вот, связал покамест.
Ведун перевёл взгляд на девушку, которая надменно взирала на него, всё время пока Владимир держал свой рассказ.
— Вы зачем мою черту из чешуи стёрли? — спросил Казимир, впрочем, не ожидая услышать ответа, у девушки во рту была вставлена тряпка. — Водяной людей погубил, то вам-то, понятное дело, без разницы… А то, что мы его убили? Это пускай? Вы свой же ручей без заступника оставили! Как нового привадите? Не подумали? Шаманы, мать вашу, ети! Мы-то уйдём, а вам тут жить!
Девка глянула на ведуна испепеляющим взглядом, а затем начала так яростно бубнить сквозь вставленный в рот кляп, раскрасневшись от негодования, что Казимир всерьёз начал беспокоиться за её состояние.
— Да погоди ты, — пробормотал ведун, потянувшись к её лицу, чтобы убрать мешающую говорить тряпку.
— Осторожно, — посоветовал Владимир.
Вогуличевская шаманка внимательно следила за пальцами ведуна. Едва путы ослабли, а кляп был извлечён изо рта, её глаза нехорошо сверкнули.
— Ай, — вскрикнул Казимир, тряся ладонью.
— Я предупреждал, — весело заметил боровичок.
— Не в твоём положении на людей кидаться, — дуя на пальцы, буркнул Казимир, косясь на довольную шаманку. — Что б больше ничего не выкидывала!
— А то что? Думаешь, мне страшно? — оскалилась девка, демонстрируя белые зубы. — Убьёшь? Так давай!
— Надо больно, — скривился Казимир. — Мы не за тем пришли. Вас победили, успокойся и прими судьбу.
