— здесь найдется где переночевать?
— Разве что в блокпосте на полу, вельможный пан, - буркнул в ответ стрелочник.
— С ночлегом будет сложно, любезная пани, — объяснял начальник какой-то даме в горностаях. — До ближайшего села два часа пути.
— Иисус Мария! Вот мы попали! — стенал в толпе тонкий женский голосок.
— Поезд отправляется! — скомандовал потерявший терпение проводник.
- 200 -
— Отправляется, отправляется! — повторили в темноте два неуверенных голоса.
Поезд тронулся. В тот момент, когда станция уже скрывалась во мраке ночи, Знеславский, высунувшись в окно, показал профессору на группу людей, стоящих на краю перрона:
— Вы видите этих слева, под стеной?
— Конечно, это кондукторы с нашего поезда.
— Ха-ха-ха!.. — засмеялся инженер. — Пан профессор, periculum in mora*. Крысы бегут с корабля. Плохой знак!
— Ха-ха-ха! — ответил профессор. — Поезд без кондукторов! Гуляй, душа, по вагонам!
— Нет-нет, — успокаивал Знеславский, — все не так уж плохо. Осталось двое. Смотрите — там один закрыл сейчас купе, другого я видел в момент отправления, когда он запрыгивал на ступеньку.
— Сторонники Струга, — пояснил Ришпанс. — Стоило бы выяснить, сколько человек осталось в поезде.
Они прошли через несколько вагонов. В одном нашли какого-то поглощенного молитвой монаха с аскетическим выражением лица, в другом — двух аккуратно выбритых мужчин, похожих на актеров; несколько вагонов зияли беспощадной пустотой. В коридоре, идущем вдоль отделений второго класса, суетились несколько человек с чемоданами в руках; беспокойные глаза и нервные движения выдавали их возбуждение.
— Наверное, они хотели выйти еще в Дрогичине, — предположил инженер, — но в последний момент передумали.
— И теперь жалеют, — добавил Ришпанс.
В этот момент на платформе показался горбатый смотритель. На его лице играла грозная, демоническая усмешка. За ним вытянутым строем шли несколько пассажиров. Проходя мимо профессора и его товарища, Струг поприветствовал их, как добрый знакомый:
— Смотр окончен. Прошу за мной.
____________
* Промедление смерти подобно (лат.).
- 201 -
У выхода из коридора раздался женский крик. Мужчины посмотрели в ту сторону и заметили исчезающую в проеме приоткрытой двери фигуру какого-то пассажира.
— Выпал или выпрыгнул? — раздалось несколько голосов.
Словно в ответ, в пучину пространства нырнул второй пассажир, за ним устремился третий, а вслед за ними в дикой панике бросилась и вся оставшаяся перенервничавшая группа.
— С ума посходили?! — спросил кто-то в глубине. — Выскакивать из поезда на полном ходу? Ну-ну...
— Видать, им срочно на землю приспичило, — насмешливо произнес инженер.
И уже не придавая особого значения этому событию, вернулись в пассажирское отделение, в котором тем временем исчез обходчик. Здесь, кроме Струга, они застали десять человек, в том числе двух кондукторов и трех женщин. Все сидели на скамейках, внимательно глядя на горбатого железнодорожника, который стоял в середине отделения.
— Дамы и господа! — начал он, окидывая присутствующих пламенным взглядом. — Всех нас вместе со мной тринадцать. Роковое число! Нет... я ошибся, четырнадцать, вместе с машинистом — и это тоже мой человек. Это горстка, всего лишь горсточка, но мне достаточно и этого...
Последние слова он произнес вполголоса, словно про себя, и на минуту замолчал. Слышен был лишь грохот рельсов да перестук вагонных колес.
— Дамы и господа! — вновь заговорил Струг. — Настал особый момент, момент воплощения многолетних мечтаний. Этот поезд теперь принадлежит нам — мы завладели им безраздельно; чуждые, равнодушные или враждебные элементы уже удалены из его организма. Здесь царит суровая атмосфера глухого пути и его сила. Через минуту эта сила должна проявиться. Кто не чувствует себя достаточно подготовленным, пусть вовремя даст задний ход; потом может быть слишком поздно. За вашу целость и безопасность я ручаюсь. Путь свободен и двери открыты. Итак? — повел он вокруг испытующим взглядом. — Никто не отступает?
- 202 -
Ответом было глубокое молчание, пульсировавшее учащенным дыханием двенадцати человеческих грудей.
Струг триумфально улыбнулся:
— Тогда хорошо. Все остаются здесь по доброй воле, каждый из вас в этот момент сам отвечает за свой шаг.
Путники молчали. Их беспокойные, тлеющие лихорадочным светом глаза не отрывались от лица обходчика. У одной из женщин вдруг случился приступ истерического смеха, который столь же внезапно прекратился под спокойным холодным взглядом Струга. Смотритель вытащил из-за пазухи четырехугольную картонку с каким-то рисунком.
— Вот наш прежний путь, — показал он пальцем на двойную линию, черневшую на бумаге. — Маленькая точка здесь, справа, — это Дрогичин, который мы только что миновали; та, вторая, побольше, вверху — это Гронь, конечная станция на этом маршруте. Однако мы туда уже не попадем — эта цель теперь нам безразлична.
Он замолчал, напряженно всматриваясь в рисунок. Дрожь ужаса сотрясла слушателей. Слова Струга падали на душу тяжко, словно растопленное олово.
— А здесь, слева, — объяснял он дальше, передвигая указательный палец, — расцветает пунцовая линия. Вы видите, как извивается красным ее линия, удаляясь все дальше от главной трассы?.. Это линия глухого пути. Мы должны выехать на нее...
Он снова умолк, изучая кровавую ленту.
Снаружи донесся грохот быстро вращавшихся колес; очевидно, поезд удвоил скорость и мчался вперед с безумным неистовством.
Обходчик произнес:
— Момент настал. Пусть каждый из вас примет сидячее или лежачее положение. Да... хорошо, — закончил он, окинув внимательным взглядом путешественников, которые, как загипнотизированные, исполнили распоряжение. — Теперь можно начинать. Внимание! Через минуту сворачиваем...
Держа правой рукой рисунок на уровне глаз, он вновь с фанатичной исступленностью уставился на него резко
- 203 -
расширившимися зрачками... Затем застыл, как дерево, выпустил картонку из рук и, словно заледеневший, встал без движения в середине купе; глаза его так сильно закатились вверх, что были видны только края белков, лицо приобрело каменное выражение. Внезапно, словно автомат, он деревянным шагом двинулся к открытому окну... Будто колода, оперся грудью на нижнюю часть рамы, оттолкнулся ногами от пола и наполовину высунулся наружу; его фигура, жестко вытянувшаяся за окном, качнулась несколько раз на краю рамы, как магнитная стрелка, и застыла под углом к стене вагона...
В этот момент раздался адский треск, словно вагоны разлетались на куски, неимоверный грохот сокрушаемого железа, биение буферов и сцепок, лязг дико крутящихся колес и цепей. Посреди шума, в котором, казалось, слились треск разбивающихся в щепки лавок и оборванных дверей, среди грохота рушащихся потолков, ломающихся полов и стен, среди звона лопающихся трубопроводов и резервуаров застонал отчаянный
