изнутри, когда рассказывала о Джулии или ее матери. Так что, Джон с
выработанным годами чутьем журналиста, понял одно, в словах Энни
правды искать нет смысла, старуха врет и изворачивается, превознося
себя над остальными. В ее взгляде не было и капли жалости к семье
Бенинга, сплошное притворство и слащавая лесть.
И вот, впереди уже показалась развилка, направо его ждал дом Нэша,
а налево – кладбище Вестерсон, тогда журналист ощутил
непреодолимую тягу свернуть налево. То ли совесть, то ли что-то еще
вело его туда, но Джон не стал препятствовать своим желаниям,
поэтому свернул в сторону погоста. Через пару часов Даглаш уже
стоял перед воротами, на землю тем временем медленно опускались
сумерки. Правда, зайти журналист не решился, ему хватило и той
страшной ночи.
- И что только я здесь делаю? – пробубнил он.
Возможно, Джон хотел удостовериться еще раз в том, что по этим
землям все же бродит душа Джулии, однако спустя час бесцельного
стояния перед воротами, Даглаш решил вернуться домой. Уже
прилично стемнело, перелесок наполнился шорохами, треском веток,
возней. Да и Сомер начал беспокоиться, конь переминался, фыркал и
по чуть-чуть пятился назад.
Журналист было оседлал мерина, как в ушах прозвенел голос, тот
самый, от которого бежал мороз по коже. А когда он посмотрел на
ворота, то остановился. Недалеко стояла она, как всегда бледная, как
всегда призрачная. На этот раз привидение вело себя спокойно. Джон
слегка приподнял цилиндр в знак приветствия:
- Добрый вечер, Джулия. Знаете, мне до последнего казалось, что вы
лишь обман зрения. Но вы существуете, удивительно.
Когда Даглаш закончил, призрак уже стояла у ворот. Сейчас на него
смотрела гордая полупрозрачная девушка с высоко поднятой головой,
ни агрессии, ни злости, только глубокий, проникновенный взгляд.
Через минуту она подняла руку и протянула вперед, приглашая гостя
подойти. Джон с опаской воспринял сей жест, но недолго думая
ступил вперед. Остановившись в метре от ее руки, положил трость на
землю и принялся стягивать перчатки. Все это время его взгляд был
сосредоточен на бледно-голубом лице Джулии:
- Вы хотите что-то сказать мне? – еле выдавил из себя журналист.
Но призрак по-прежнему молчала, лишь пальцы дрогнули. И Джон
протянул трясущуюся руку, он ощутил холодное прикосновение,
однако уже через секунду призрак крепко сжала его ладонь. Тогда у
Даглаша потемнело в глазах, закружилась голова, а по телу
прокатилась непонятная волна, обдавшая холодом. И все, журналист
потерял сознание.
Очнулся он к полудню следующего дня, обнаружив на себе
приличную охапку листьев. Смахнув их, положил ногу на ногу и еще
какое-то время лежал на земле, рассматривая голубое небо, а там не
спеша плыли белесые завитки, одинокий сокол кружил, высматривая
добычу и вообще, на душе Джона стало невероятно легко. Он все
прекрасно помнил, и как подошел к Джулии, и как та схватила его за
руку, но страх словно улетучился. Сейчас в голове наступило
просветление, разум сиял чистотой, в теле ощущалась приятная
истома. А самое главное, более не осталось сомнений.
Даглаш вернулся в дом Нэша поздним вечером, на этот раз в двери
вошел сияющий Джон. Кол очередной раз был удивлен его
настроением. Грязный, мятый журналист улыбался во весь рот и
напевал любимую песню из детства. Старик лишь почесал затылок и
протянул:
- Молодежь…
Глава 4
Ночь… прекрасное время суток. Ночью совершаются таинства, ночью
сверхъестественные существа исполняют особенный вальс, они врываются
в сознание и устраивают дикие пляски с разумом того несчастного, кому
«посчастливилось» стать их жертвой на сегодня.
Джон улегся в кровать, возможно, он и сам не понимал причин
возникновения той эйфории, которая ощущалась внутри с момента
соприкосновения с призраком, но ему однозначно было хорошо.
Заснул журналист мгновенно, и, казалось бы, вся ночь должна пройти
в плену сладостных сновидений, однако уже через час веки Даглаша
начали подрагивать, он хмурил брови, пот проступил на лбу, а вскоре
журналист и вовсе завертел головой.
Он стоял посреди погоста, туман волочился по земле, укрывая могилы
плотным сизым одеялом, до ушей доносились скрипы, словно
железные ворота забыли закрыть и теперь они покачивались от ветра.
Поначалу Джон ничего не видел, лишь серость и темные силуэты
коряг, но вскоре перед ним возникла Джулия. Она не пугала его,
призрак постояла несколько секунд, затем куда-то пошла. Конечно же,
Даглаш последовал за ней. Полупрозрачное создание остановилась
около странного предмета, черт которого было не разобрать из-за
тумана, но от взмаха ее изящной руки тот рассеялся и глазам
журналиста явился белоснежный рояль. Инструмент настолько
несуразно, но в то же время завораживающе смотрелся посреди
кладбища, его белоснежный корпус мерцал в лунном свете. Когда же
Джон взглянул на Джулию, то перед ним уже стояла прелестная юная
особа в нежно-кремовом платье, кружева которого украшали
небольшое декольте, ее руки в белых перчатках коснулись крышки,
она села на такой же белый стул и через мгновение послышалась
удивительной красоты мелодия. И вдруг вокруг все начало меняться.
Минуту спустя Даглаш уже стоял в зале графа Оулдмана, как раз там,
где Энни намедни угощала его чаем. Всюду сновали слуги, на диванах
восседали представители высших слоев общества. Мужчины и их
семьи с блеском в глазах смотрели на прекрасную Джулию,
играющую на рояле. Поодаль ото всех стояли двое молодых людей,
они следили за каждым ее движением, ловили каждый вздох. Когда
мисс Оулдман закончила играть, то все принялись аплодировать, один
из молодых людей вышел вперед и заговорил:
- Джулия, ты просто великолепна.
- Благодарю, Эрик, - ответила она, произведя реверанс.
- Послушай…
Но он не успел договорить, как в залу вошел сам граф Бенинг.
Оулдман уверенно проследовал к падчерице, потеснив Эрика.
- Джулия, дорогая, ты играла замечательно. А теперь нам пора
сопроводить гостей в столовую. Будь добра, окажи мне услугу и
составь компанию.
- Да, отец, - очередной раз поклонилась девушка, но глаза ее с момента
появления графа наполнились грустью.
И стоило им покинуть залу, как картинка резко сменилась. Теперь
Даглаш стоял на краю оврага, в котором лежало разодранное тело
Джулии. Ее руки и ноги дергались в предсмертной агонии, изо рта
потоком бежала кровь. Горло было порвано в клочья, где-то вовсе
отсутствовала кожа. Несчастная лежала в луже собственной крови.
Джон схватился за голову, он, было, хотел спуститься к ней, как
умирающая резко открыла глаза и вцепилась в него покалеченной
рукой. Джулия тянула его к себе, Даглаш попытался вырваться, но
споткнулся и упал коленками в кровь, а через секунду ощутил резкую
боль в плече, будто кто-то вонзил в него клыки со спины.
Не выдержав, Джон открыл глаза, его сердце вот-вот готово было
остановиться, он чуть не упал с кровати, однако взгляд устремился в
окно, где уже вовсю занимался рассвет, тогда журналист откинулся на
подушку и, глубоко дыша, зажмурился:
- Что еще за чертовщина, - прошептал он. – Что со мной происходит?
То снисходит благодать, то зло преследует по пятам.
Вытащив из кармана пиджака портсигар, Даглаш вынул мундштук и
закурил. В голове творилась сплошная путаница, на душе кошки
скреблись, а перед глазами стоял образ растерзанного тела Джулии
Оулдман. Скорее всего, эти сновидения не что иное, как прошлое
призрака, она не просто так коснулась его у ворот, она вторглась в его
сознание.
В очередной раз старик Нэш был шокирован настроением и внешним
обликом гостя. Журналист спустился мрачнее тучи, круги под глазами
отливали синевой, взгляд метался по комнате: