Возвращаться пришлось тем же путём, что пришли сюда.
Хафизулла рассказал, что нашел Лавея в пустой диспетчерской, прямо рядом со станцией, но дальше ход был завален обломками.
Так что мы спрыгнули на пути, и пошли. Ночное моё зрение никуда не делось. Не решил, нравился ли мне такой прощальный подарок колдуна, но деваться всё равно некуда.
А потом мы наткнулись…
Не знаю, откуда они взялись. Но весь туннель перед нами был забит тератосами. Они молча бродили с места на место, озирая бессмысленными глазами окружающую пустоту, и более всего походили на неряшливые экспонаты музея восковых фигур.
— Что будем делать? — спросил Котов отца Прохора. Почему-то теперь все стали считать чудо-отрока главным…
— Пойдём, помолясь, — пожал тот тощими плечиками. — Авось, пронесёт.
Не пронесло.
То-ли кто-то из нас неловко толкнул тератоса. То ли мы привлекли их внимание тем, что двигались не бесцельно, а целенаправленно.
А может, они почуяли кровь, которая пропитала рубашку Алекса почти целиком.
В глазах упырей начали появляться огоньки. Они прекратили блуждания и потянулись за нами. А точнее, к нам…
Вот Хафизулла помог Амальтее отцепить руки тератоса от своей одежды. Вот Котов, чертыхаясь, отпихнул от себя другого…
— Помните: не дайте себя покусать, — сказал отец Прохор. — Хозяина у них уже нет, но смертельный яд никуда не делся…
Потом Хафизулла дал короткую очередь из УЗИ — идеального оружия для тесных помещений… Котов достал ТТ, я тоже вооружился. Но мне пострелять не дали.
— Подержи, пожалуйста, — Гиллель протянул мне тело Алекса. — Не думаю, что его можно оставить где-нибудь в уголке, пока мы будем немножко заняты… Так что, не сочти за труд.
Я не стал спорить.
— Дай сюда, — Антигона вытащила из моей руки Дезерт Игл.
— Отдача тебя снесёт, как фантик, — сказал я.
— Не снесёт.
Крепко обхватив рукоять двумя руками и широко расставив крепенькие мускулистые ноги, она начала аккуратно палить по монстрам. Один выстрел — одна голова.
Обезглавленные тела тут же падали, как мешки с песком.
Гиллель с ними разговаривал. Он подходил к какому-нибудь упырю, брал того за плечо, и что-то шептал на ухо. Упырь после этого падал, а сторож шел к следующему.
Признаться, я рассчитывал, что он начнёт орудовать своей лопатой, как косой, но нет. Обошелся словом.
Один чудо-отрок, казалось бы, ничего не делал. Он меланхолично стоял на месте, чуть склонив голову с тощим хвостиком на затылке, и думал о своём. Но тератосы вокруг него падали, как скошенные травинки.
Не знаю, сколько прошло времени. Я держал Алекса — тело его было тяжелым, как колода, и я почти все свои силы тратил на то, чтобы не выпустить его из слабеющих рук. Время от времени я переходил с места на место — когда слишком ретивый упырь пытался добраться до нас с ним…
Но в целом я даже испытывал лёгкую благодарность к Гиллелю — за то, что он освободил меня от обязанности убивать тератосов. Технически, они и так уже мертвы. Но находясь рядом с ними, я как никогда остро ощущал схожесть их природы и своей.
Мне их было искренне жаль.
Я вовсе не хочу сказать, что другие их не жалели. Но в тот момент, держа на руках мёртвого друга, казалось, что моя скорбь стократ горше, чем чья-либо ещё.
— Ну… Вроде как всё, — сказал Котов, помахивая разогретым стволом ТТ. — Кончились.
И тут за спиной глухо грохнуло. Туннель чуть-чуть, едва заметно просел.
— Что это было? — Антигона смотрела на нас огромными, совершенно чёрными глазами без радужек. — Лавей?
— В каком-то смысле, — осклабился Котов. Признаться, я уже забыл о том, что мы там приготовили прощальный подарочек. От Сергеича.
— Вы что!.. Подорвали чемодан?.. — закричала Афина.
— Ну да, — обескураженный её реакцией, Котов развёл руками. — Что он, зря его тащил всю дорогу? К тому же, так надёжнее. Остались от козлика…
— ЛАВЕЙ ЗАПОЛНИЛ ТУННЕЛЬ ВЗРЫВЧАТКОЙ, — тихо, но так гулко, что слова отразились от стен, сказала Антигона.
Мы с майором переглянулись. Обмен мыслями произошел мгновенно: мы вспомнили, что колдун об этом говорил — вслух, при всех. Вспомнили, обругали друг друга последними словами, и…
— Ходу, — крикнул майор. — Тут недалеко осталось. Успеем!
Грохот ширился и густел. Казалось, по туннелю мчится исполинский товарный состав.
— Не успеем, — сказал отец Прохор. — Отойдите, все.
Сам он пошел навстречу гулу, разминая и встряхивая руками, словно мыл их под струёй воды.
— Думаешь, справишься один? — в спину ему крикнул Гиллель.
Святой отец остановился. Оглянулся на нас…
— Почту за честь, если вы присоединитесь, ребе.
«Они до последнего будут пытаться спасти остальных. Даже зная, что это бесполезно, что они всё равно не успеют», — вспомнил я слова колдуна.
Гул накатил, как волна. Вместе с ним по туннелю нёсся плотный клуб пыли — мы видели его, клубящееся рыжее нечто, готовое поглотить нас без остатка…
Отец Прохор выставил руки перед собой, развернув к клубу пыли открытые ладони. То же сделал и Гиллель.
Затем они начали наклоняться, словно упирались в невидимую стену. Одновременно, хором, они выкрикнули Слово — я не напрасно произношу его с большой буквы. Слово громыхнуло под сводами туннеля, словно бы собирая воздух вокруг себя… На пути клубящейся рыжей пыли появился заслон.
Пыль ударила в него, отшатнулась, снова ударила, заклубилась в бессильной злобе. Потом загустела, в ней прорезались огненные всполохи… В заслон заколотили огромные каменные глыбы.
— Господи, помилуй, — я скорее почувствовал, чем услышал беззвучную молитву Котова. И всей душой присоединился.
Хафизулла стоял прямо. Он не отрываясь смотрел в туннель, и губы его тоже беззвучно шевелились.
«Они попытаются всех спасти»…
Девчонок жалко, — почему-то подумал я.
Они её удержали. Гиллель и отец Прохор удержали тот невидимый щит, что выставили на пути взрыва, на нашем пути.
Чего им это стоило — не ведаю.
Когда всё закончилось, они опустили руки — так, словно это было очень трудно, словно суставы заржавели навеки в поднятом положении… И повернулись к нам.
Белая рубаха Гиллеля стала серой от пота. Его волосы, борода — порыжели, припорошенные пылью.
Чудо-отрок стащил джинсовую куртку, через голову выпростался из кенгурушки…
— Фух, упарился весь, — заявил он.
От белой майки с надписью «Калинов Мост» действительно шел пар.
— Упокой, Господи, их души, — громко сказал он, повернувшись к завалу и широко крестясь щепотью. Затем три раза поклонился, и добавил: — Пусть земля вам будет пухом.
Когда мы выбрались наверх, уже смеркалось. Лабаз бывшей станции окружали мигалки, пожарные машины и кареты скорой помощи: кто-то из бдительных граждан, услышав подземный гул, позвонил и сделал предположение о бомбе.
Но перед мигалками, как живая цепь, стояли богомолки отца Прохора. Пожилые тётки во вдовьих платьях и чёрных платках, они скорбно смотрели в клубящийся пылью проём и никого не пускали внутрь. Как ни странно, их слушались…
Не разобравшись, нас приняли за террористов. Когда мы, в клубах пыли, неразличимые друг от друга, выбрались из туннеля — я бы и сам принял нас за виновников всего безобразия… Котов побежал улаживать ситуацию.
Через десять минут он вернулся, в сопровождении ЧС-ников и хорошенькой журналистки с пушистым микрофоном. Она вилась вокруг громадного Котова, как мотылёк вокруг пламени…
