Вот тут-то я и вошёл в комнату со словами: — Не надо убивать невинных и больных людей. Я смогу всех вылечить, если мне немного помогут. — И протянул Кристофу лекарство. — Вот, выпейте. Тогда Вы не заразитесь.
Сначала мужчина обалдело смотрел на меня некоторое время, а потом, отведя мою руку в сторону, сказал, что его защитит бог, и опять обозвал меня колдуном.
Тут уж взвился Виктор и сообщил, что так как ОН является властью в этом городе, то ему и решать. Кристоф развёл руками и ответил, что, если нам нравится лезть в пекло к дьяволу, то он нас удерживать не будет. Если мы все умрём вместе с горожанами, ему же будет легче отчитаться перед Великим Инквизитором. Мужчина плюхнулся в кресло перед камином и приказал принести ему еды и вина.
Виктор с облегчением, что ему по крайней мере не будут мешать, приказал Пхичиту сбегать на кухню и распорядиться насчёт обеда для Кристофа. А потом я, Пхичит, трое крепких мужиков из охраны замка и сам Виктор поехали верхом по городу, чтобы подыскать место для лечебницы и выяснить, сколько человек и в каких домах заболело.
Дом под лечебницу мы нашли быстро. Виктор велел организовать под неё бывшее знание аптеки, где раньше работал Пхичит: там был огромный зал для больных и удобный кабинет для меня, чтобы варить лекарства, не бегая из здания в здание. Виктор велел охране найти повозки, и сам с ними ходил по домам и выносил больных, которых неожиданно оказалось много. Но потом я понял, почему болезнь распространилась так быстро.
Три дня назад наш город посетили генуэзские моряки. Они веселились в местной таверне, плотно пообщались со жрицами любви и даже успели подраться с местными молодыми мужчинами, а с утра побежали замаливать грехи в собор. Вот и поползла болезнь из притонов пьянки и разврата в духовную обитель, а оттуда к простым мирянам.
POV Виктор
Уже две недели, как бушует чума. Мой (Мой? Да! Мой? Никому его не отдам! Лучше смерть!) Юри сбился с ног, побледнел, практически перестал спать, а еду мы с Пхичитом запихиваем в него иногда даже насильно.
Мы бы вылечили всех и остановили мор раньше. Но… только примерно шестьдесят процентов жителей согласилось принимать лекарства Юри, остальные (во главе с городским священником) сообщили, что лучше умрут, чем примут спасение из рук колдуна. Они отказывались и есть, и пить в лечебнице, а потом однажды ночью при попустительстве моих олухов (стража, называется!) убежали. И откуда только силы у них взялись?!
Мы их искали два дня, нашли — умерших, но, пока они слонялись по городу в поисках убежища, заразили других людей. И вот теперь в лечебнице ожидает чуда или смерти весь город.
Порой мне кажется, что эта чума послана лично мне, как наказание за мою преступную любовь к Юри. Но потом я вспоминаю его говорящие глаза, милую нежную смущённую улыбку и слова, сказанные им Кристофу (ясно же, чтобы защитить меня), и я понимаю, что если бы появилась хоть крошечная иллюзорная возможность куда-то уехать и жить с ним, я бы этим воспользовался.
Ave, Maria, gratiā plena;
Domĭnus tecum:
benedicta tu in mulierĭbus,
et benedictus fructus ventris tui, Iesus. ***
Святая Мария, спаси и помоги мне, Юри и всему городу!
***
POV Пхичит
Безответная любовь бьёт наотмашь.
Мысли то в небесах, то в Аду.
Взгляд любимых глаз — это роскошь.
Шаг по битому стеклу, шаг по льду.
Безответная любовь — небо в звёздах
Или пламя, что мне душу спалит.
Изменить, забыть? Увы! Слишком поздно!
Сердце рвётся из груди и болит…****
Я — гнусный лицемер и предатель. Я влюбился во врага Виктора и Юри, но ничего не могу с собой поделать.
Я встречался с ним и ранее, когда жил и работал в другом городе, а он правил в нём, как легат святой инквизиции. Он меня, конечно, не помнит, но я варил для него масла для принятия ванн и массажа, для поддержания безудержной мужской силы (хотя зачем ему это, по слухам, он и так силён и вынослив, как бык); поэтому, не говоря никому, я просто варил ему отвары то для спокойного сна, если он бывал чересчур возбуждён неделями, то для поддержания иммунитета, если осень и зима выдавались сырыми и промозглыми. Иногда он позволял мне брить себя и удалять с ног и груди растительность, но он НИКОГДА не видел именно меня. Когда же я понял, что люблю очень сильно и в любой момент могу признаться, я убежал из того города.
Но и тут судьба меня догнала и посмеялась надо мной. И теперь он все дни маячит перед моими глазами, улыбается, подмигивает (он, что флиртует? со мной? нет, конечно, это мне просто с недосыпу так кажется…).
Хотя, надо признать, что Кристоф изменился с начала эпидемии. Первые три дня он сидел в кресле у камина и пил, иногда разминался с мечом или уединялся с одной служанкой, которая уж очень строила ему глазки. Но потом, видимо, решил поиграть в героя и стал помогать в лечебнице, где вёл себя довольно пристойно: помогал менять повязки и поить больных лекарством, молился за умерших и помогал Виктору и его слугам таскать брёвна и хворост для костра, чтобы сжигать трупы. Он перестал язвить; если смеялся, то тихо и недолго, и пристально смотрел за действиями Юри, порой стоя у того буквально за спиной. А наш олух и рад стараться. Всё рассказывал и объяснял инквизитору, буквально каждый свой шаг.
Вот дурак, ты же себе приговор подписываешь, своими руками!
Но… Кристоф реагировал очень странно. Они с Юри беседовали на латыни, Знахарь даже кивал головой, с чем-то соглашаясь. А в один вечер, когда у Юри просто всё валилось из рук от усталости, Кристоф выгнал его из кабинета, приказав Виктору уложить парня поспать хоть на пару часов, (что тот и сделал, мгновенно взяв Юри на руки и унеся в замок), а инквизитор сам стал расфасовывать травы и варить их!!! Я смотрел на это действо, разинув рот, потом надавал себе мысленных подзатыльников и кинулся помогать. А Кристоф… Он улыбнулся мне открыто и радостно. (Так! Надо больше спать и поменьше грезить наяву!)
POV Виктор
Так как теперь лекарства готовили двое, нам стало легче. И чума пошла на убыль. Я, честно сказать, не узнаю Криса. Точнее… Я вижу его взгляды и улыбки, которыми он одаривает Пхичита, но не могу в это поверить. Крис… Этот… Влюбился?! Или опять играет? Да, нет… Теперь, осознав и проникнувшись сам, что такое — любить по-настоящему, я вижу такую же любовь в глазах брата, друга (?), товарища по оружию и по жизни.
Этот проклятый мир! Этот проклятый век! Почему мы не можем любить открыто? Я больше не хочу быть ИНКВИЗИТОРОМ! Господи, прости меня за такие грешные мысли, но ты сам всегда призывал быть честным и с людьми, и с самим собой. Я хочу только покоя и мирной жизни, но всё это — рядом и вместе с Юри!
***
Прошло два месяца. Наша лечебница уже полупустая. И хотя на открытом воздухе ещё пахнет горелой плотью, пеплом и смертью, и люди ещё оплакивают своих родных и близких, мы всё же справились.
В один из дней выглянуло яркое тёплое солнышко, и Крис предложил мне сразиться на мечах, мотивируя это тем, что мы давно не разминали мышцы и уже забыли, как быть солдатами, а не лекарями и могильщиками. Я согласился, хотя последние два дня поведение Криса меня смущало: он был неестественно весел, общителен, щёки горели, глаза блестели, на лбу временами появлялась испарина, и он был очень нежен и ласков со всеми нами — не грубил, не обзывался, а как-то даже обмолвился, что умереть хотел бы в такой тёплой дружеской обстановке, потом посмотрел на Пхичита, облизал губы и открыто ярко расхохотался.
