Оба наперебой рассказывали о том, что видели вурдалака – вот же еще одни сказочники! Конечно, вряд ли они это придумали, их явно что-то напугало, но Роман, хотя и не отрицал вурдалаков как явление, однако относился к нему крайне скептически.
– Реально думаете, что это был вурдалак? – на всякий случай уточнил он, продолжая наблюдать за Лукерьей, которая остановилась напротив задней дверцы автомобиля и стояла, переминаясь с ноги на ногу и сжимая в руках венок из травы и клевера. И где она его, спрашивается, взяла? Неужели успела сплести? Но зачем? Странная девушка, очень странная. Илье надо быть с ней поосторожнее.
– Ну так ведь вурдалаками на Руси называли живых мертвецов, а тот тип точно умер, у него из дыры в голове мозги торчали, и глаза были мутными, как у дохлой рыбы, – ответил Стас и добавил извиняющимся тоном: – Я, конечно, понимаю, как все это звучит, сам бы ни за что не поверил, но, блин, мы вместе с Диной это видели!
Роман покивал ему, не отводя глаз от Лукерьи. Она уже открыла дверцу автомобиля и мгновенно изменилась в лице: на нем читался ужас, смешанный с недоверием. Гром, прижимавшийся к ее ноге, вдруг присел и завыл, а шерсть на его холке вздыбилась. Из-за открытой дверцы появилась тонкая женская ножка, голая и босая. Она коснулась земли, и за ней показалась вторая. Над точеными коленями всколыхнулся от ветра подол черного платья. Роман оцепенел, а внутри у него все скрутило от волнения: он узнал эти ножки! Он видел их множество раз! Его наставница Марьяна часто снималась в ток-шоу в черном платье-балахоне, оставлявшем ноги ниже колен открытыми, а во время сеансов общения с духами она и обувью пренебрегала, ходила босиком по непролазному лесу, заваленному буреломом, и словно не замечала трухлявых пней и цепких коряг. Удивительно, но после таких прогулок на ее ногах не оставалось ни царапины, кожа по-прежнему выглядела гладкой и белой, с едва уловимым атласным сиянием – вот прямо как сейчас. Роман ни на секунду не сомневался в том, что за дверцей с дочерна затонированным окном скрывается его Марьяна, еще мгновение, и он увидит ее. Но откуда ей там взяться? Неужели… что, если она встревожилась, не обнаружив его у экрана во время последнего выпуска ток-шоу, и приехала узнать, в чем дело? Нет, ну что за глупости. Марьяна общается с духами, и ей не составило бы труда узнать, где и с какой целью находится Роман. Скорее всего, ей известно, что он приехал сюда, чтобы спасти жителей Дивноречья от бесов. Но тогда, может быть, она собирается помочь ему в этом деле? В такое тоже трудно было поверить, но другого объяснения Роман найти не мог. И он действительно увидел ее, впервые прямо перед собой, а не на экране. От нее волнами исходил пьянящий аромат, тонкий, но сильный – наверное, это пахла ее магия. Ее голос, прозвучавший в следующий миг, оказался еще более глубоким и чувственным: все же динамики здорово его искажали.
– Ну вот мы и встретились, мой прилежный ученик! – произнесла она, и ее красиво очерченные губы слегка растянулись в божественной улыбке.
Роман кивнул, не в силах вымолвить ни слова, и даже испугался, как бы она не обиделась на то, что он не ответил на ее приветствие. Но ей, судя по всему, это было и не нужно: после короткой паузы она продолжила:
– Я очень довольна тобой, Роман! Знаю, что ты старался стать хорошим магом. И ты почти стал им. Почти. Осталось лишь сдать экзамен. Думаю, ты справишься. Вижу, что готов. Ты ведь догадываешься, что от тебя требуется, да? Обрядовые куклы не всегда эффективны, бесы неохотно переселяются в них, и процесс этот долгий. Зачастую жертвы умирают, не дождавшись избавления, а души их, так и не очистившиеся от беса, гибнут. Тебе ведь не всех клиентов удалось спасти, правда? И ты должен понимать, о чем я говорю. Более верный способ – принять беса в себя и уничтожить его силой своего духа. Ты давно хотел попробовать этот способ. Время пришло!
Марьяна громко выкрикнула последнюю фразу, и голова Романа будто взорвалась от внезапной боли. Но не пронзительный голос наставницы стал тому причиной. Роман вдруг понял, что виноват Гром, который все это время заходился в неистовом лае; из его пасти летели клочья белой пены. Глаза пса горели, как раскаленные угли. Казалось, он пытался прожечь Марьяну взглядом насквозь, но та словно не замечала его. А наброситься на нее Гром явно не осмеливался: вон как уши прижаты, – значит, трусит.
Роман обвел взглядом окружающее пространство. Стас и Дина стояли обнявшись и смотрели на Марьяну со странной смесью неприязни и… сочувствия? Не может быть, чтобы Марьяна вызывала у них подобные эмоции! Словно они видели кого-то другого вместо нее. Например, своего вурдалака.
А Лукерья, глядя на Марьяну, плакала. Слезы текли по ее щекам быстрыми извилистыми ручейками. Что это с ней? Точно, душевнобольная, что с нее взять…
Только Илья смотрел на наставницу Романа должным образом – с восхищением и обожанием. У него был такой вид, будто он узрел самое прекрасное чудо в своей жизни. Но ведь так оно и было! Вдруг он шагнул к Марьяне и выкрикнул нечто совершенно неподобающее:
– Наташа!
Марьяна медленно повернулась к Илье и снисходительно кивнула. Она что, откликнулась на чужое имя?!
– Это Анишка! – воскликнула Лукерья, вероятно, возражая против «Наташи».
Марьяна кивнула и ей. Да что происходит?! Роман шагнул к своей наставнице, стремясь вернуть себе ее внимание, но Илья оттеснил его в сторону, упал на колени и обнял голые ноги Марьяны. Следом подошла Дина и обняла ее за плечи, а Стас, помявшись немного, подошел и обнял их обеих сразу – и Дину, и Марьяну. Лукерья, продолжавшая лить слезы, заулыбалась, как умалишенная, приблизилась к остальным, и Роман подумал, что она сейчас присоединится к всеобщим объятиям, но вместо этого она водрузила на голову Марьяны венок из клевера, который все еще сжимала в руках.
И Марьяна исчезла.
На месте наставницы стояла Аглая – одержимая бесом девушка, которую Роман и Илья оставили запертой в подполье. Боже правый, ну а эта-то бестия как здесь оказалась?!
Роман хотел спросить ее об этом, но не успел: ноги Аглаи, кстати, не голые от колен, а обтянутые джинсами, подкосились, она повалилась на Илью, лицо ее посинело, глаза закатились под веки, а от уголка губ к подбородку протянулась и повисла, покачиваясь, тонкая, как
