Испытание, показавшееся Амаранте бесконечным, закончилось в неглубокой котловине, образованной двумя холмистыми возвышенностями. Кавир, прибывший первым, уже разложил на земле колья и начал вбивать их деревянным молотом в песок, другие кочевники тоже занимались чем-то подобным. Моран обессилено сползла с лошади, чувствуя, как саднят и дрожат непривычно натруженные, стертые о седло ноги.
— Я бы успел, — сказал Фарсид, бросая на землю ее цепь.
«Он бы не потащил меня за собой, если бы я упала», — догадалась Моран.
Кочевники, прибывшие раньше обоза, разбивали не шатры, а сооружали заслоны, располагая их вкруговую. Ветер то стихал, то усиливался, сгоняя пыль и песчинки в быстро бегущие дорожки, закручивал их вихрем и внезапно бросал в людей. Повторяющиеся удары песка неприятно покалывали и сушили кожу. Надвигалась буря.
Прибыли волокуши. Их расставили по внешнему кругу и привязали лошадей, а сами кочевники набились семьями под навесы без внутренних стенок. В этот раз никто не предавался любовным утехам и лишнего не разговаривал. Жены Фарсида и Кавира застелили землю шкурами и развели маленький костер, скорее — теплину в вырытом в песке углублении. Появился Красавчик. Его привели в убежище последним, и Моран поразилась жалкому виду нелюдя — он умудрился обгореть до красных пятен. Амаранта посмотрела на свои руки и ноги и не увидела ничего подобного — ее кожа оказалась устойчивее к солнечным лучам и плотнее. Улегшись на спину у самой стенки, Моран закрыла глаза и отключилась. Ураган хлопал плотной тканью, разъяренно бросал на хлипкое сооружение горсти песка и выл, но она не просыпалась, пока Харита не потрясла ее за плечо. Харматанцы жевали, макая еду в общую плошку; еле живой огонь освещал их лица, казавшиеся особенно грубыми и черными от загара. Буря бесилась снаружи, изредка врываясь внутрь защищенного круга и обсыпая песком сидящих у входа людей.
Харита дала Амаранте твердый, как камень, брусок темного хлеба. Отгрызть от него хоть крошку, не размачивая в уже знакомом кислом молоке, было невозможно. Наверное, остальные кочевники так же ужинали под своими навесами, но в свистящей мгле Моран их не видела. От спазмов в натруженных мышцах даже привстать было трудно, а кожа на бедрах казалась стертой до самого мяса. «Как я сяду верхом завтра?!» — подумала Амаранта, печально предсказывая свое самочувствие наутро.
Закончив трапезу, жена Фарсида протянула девушке маленький сосуд с широким горлышком и глиняной пробкой. Вытащив ее, Моран понюхала содержимое, но Харита быстро заговорила и замахала руками, показывая, что есть снадобье нельзя.
— Этим надо намазать твои ноги, — устало сказал Красавчик, — давай, я? Что уставилась, моя пери? Здесь все друг друга трогают, привыкай уже. Интересно, а от ожогов оно помогает? Кажется, я ужасно выгляжу.
— Ладно, мажь, — согласилась она, с облегчением падая на спину.
Лу подцепил желтоватую мазь средним пальцем, осторожно нанес на поврежденную щиколотку Моран и размазал.
— Щиплет?
— Нет.
Кавир возмущенно высказался по-своему и указал на Красавчика. Фарсид согласно кивнул и кинул сыну ключ, размыкающий кольцо. Молодой харматанец отодвинул плечом Лу и опустился рядом. Освободив пленницу от цепи, он зачерпнул полную горсть снадобья и принялся с силой втирать его в ноги девушки обеими ладонями, глубоко надавливая и разминая мышцы. Вздрогнув от неожиданности, Моран приподнялась было на локтях, но харматанец бесцеремонно толкнул ее обратно.
— Ага, я лечил неправильно. А ты только попробуй распустить ручки, моя пери, — предупредил Красавчик, — сын Хармы — это тебе не добрый нелюдь, разозлится, так разозлится! А твои ножки — просто прелесть.
Амаранта терпела, даже когда Кавир, закончив с голенями, высоко захватывал бедра.
— Скидывай одежку, пери. Тебе натрут спинку, — объясняя приказ харматанца, Лу и не удержался от улыбки.
— Нет!
Кавир попытался раздеть ее сам и очень удивился, когда Моран начала хватать его за руки.
— Эй, звезда моя безымянная, прекрати это, а! Он не понимает! Для сына Хармы ты ведешь себя странно! И Фарсид говорит, что если тебе не поправить здоровье, завтра ты на коня не сядешь, как он того желает, а путь у нас долгий. Демонову мать, знать бы еще, куда мы направляемся! — добавил Лу от себя.
Моран позволила стащить с себя платье через голову и легла на живот, а харматанец уселся на нее верхом. Она закрыла глаза и расслабилась: Кавир словно заранее знал, где болело и что сильнее всего устало; от лечебной мази и его умелых прикосновений кровь разогревалась, бежала по венам быстрее, прогоняя застой в тканях, снимая боль.
— Переворачивайся, пери, а я как следует рассмотрю… Сын Хармы займется твоими плечами, — Красавчик с усмешкой озвучил очередное требование Кавира.
Кавир перевернул ее сам и без малейшего стеснения продолжил лечение в том же духе. Внезапно у него появилась третья рука. Амаранта открыла глаза и увидела подле себя Фарсида: кочевник разглядывал ее тело, трогал и недоумевал, куда исчезли следы жестоких побоев. Еще были видны кровоподтеки на ребрах, но россыпь синяков побледнела, а неглубокие царапины отшелушивались.
— Харма любит тебя, моя пери! — перевел Красавчик самую очевидную мысль, пришедшую Фарсиду в голову.
Наконец, Кавир вытер руки и набросил на Амаранту кусок материи.
— До утра одеваться не надо, иначе ты не отдохнешь как следует. Это дети Хармы так считают. Но я-то думаю, что ты здесь все и вся перепачкаешь.
— Убирайся к демону, — буркнула Моран, отворачиваясь к стене и чувствуя себя тряпкой.
Под свист песчаного ветра она уснула очень быстро.
Раннее утро встретило Амаранту высоким небом отчаянно синего цвета. Харматанцы были уже на ногах и сворачивались. Обошлось без завтрака. Моран сидела на борту повозки, поджав ноги, Красавчик облокотился рядом — он был в обуви.
— Откуда ты знаешь харматанский?
— Я из Эстариса. Разве этим все не сказано? Похоже, тебе — нет. Все жители пограничной Эльфийской бухты, если не круглые идиоты, знают этот язык. Есть эймарская Аквилея: Гадара, Финиор и все острова Золотого Рога, и есть Эстарис — забытый Императором город-порт. Мы — сами по себе. К слову, у кочевников свое наречие, и я их с трудом понимаю. Но я привыкну, у меня хороший слух.
— И ты в курсе, что здесь происходит?
— А что тут такого случается, моя пери? Они просто продолжают жить, с нашим участием или без. Если ты про семью Фарсида, то могу познакомить: его мать зовут «старуха», Харита — его первая жена, а Кавир — их старший сын. Был еще один, но погиб недавно. Видишь, девицу на сносях? Это — Фати, и она всегда грустная, потому, что вдова и скоро родит второго ребенка, но уже без мужа. Маленький мальчик, путающийся у нее в юбке — внук хозяина; а еще один малец — племянник, оставшийся без родителей и усыновленный. Девочка восьми лет, которой скоро замуж — дочь Фарсида от другой жены, не спрашивай, куда она девалась, я не знаю; а девчонка лет пятнадцати — его третья по счету жена, взятая, чтобы срочно восполнить пробел в сыновьях. Харита немолода, понести не может. Сури — супруга Кавира, и они бездетны — то ли он не мужик, то ли с Сури что-то не так. Фати, как разрешится от бремени, перейдет в наследство Кавиру, вот и проверят.
Амаранта поразилась, каким-таким образом Красавчик сумел разобраться в хитросплетениях родства кочевника, да еще и имена запомнить.
— А если она не захочет? Фати?
— Моя пери, а кто ее спросит? Они же вымрут, если размножаться не будут. Я тут думал, куда нас ведут: хорошо, если в Аксаракту, этот халифат цивилизованный, Тиверия рядом, если что — и утечь можно. А если в Бефсан — то нам конец, пери. Засада в том, что Бефсанский халифат ближе, хотя путь лежит через середину пустыни. Ее пройти не каждому под силу, я могу и подохнуть.
Лу вздохнул и замолчал. Фарсид подвел лошадь и бросил Моран поводья.
— За что мне такая честь? — задумчиво спросила она.
— Так кобыла — сына Фарсида, который умер. Животина пропадала зря: бабам на лошадь нельзя, а то рожать тяжело будут, а тебе — можно, твое потомство дикаря не волнует. К тому же ты умеешь, — просто объяснил Красавчик.
Амаранта вскочила в седло и не спеша объехала вокруг стоянки, пользуясь тем, что не скована. Надо подружиться с этой кобылой. Ее не стоит бить пятками и дергать поводья, вполне достаточно пальцев ног — и животное слушается. «Вот почему я без обуви — прошлый хозяин лошади привык ездить босым!» — догадалась Моран. Внезапно наперерез ей выехал Кавир. Опять кольцо на ногу!
— Как ее зовут? — спросила Моран, показывая на уши кобылы.
Харматанец не вник в смысл вопроса и щелкнул затвором на щиколотке пленницы.
— Кавир, — Амаранта ткнула пальцем ему в плечо, — а она?