дикая фантазия о смерти. Вообразите себе, что человек всесторонне развитый, с совершенной гармонией тела и души, чудесно заключающий в себе крайние их проявления, внезапно погибает насильственной смертью. Подумайте, как неохотно тогда душа освобождалась бы от тела, с какой нерешительностью, мучительно долго отрывалась бы от него?.. Она бы летала вокруг него, как мать мертвого птенца, не в силах с ним расстаться! И ах!., это чудовищно!., может быть, так продолжалось бы целые годы!.. Подумайте о последствиях чего-то подобного! Это было бы что-то половинчатое, какое-то зависание между жизнью и смертью, землей и загробным миром. Безумное посмертное полусуществование!.. Нет!.. Нет! Я сошел с ума!..
Он судорожно прижал ладони к вискам, глядя одичалыми от страха глазами в посеребренную ночь за окнами.
Вскоре после этого брат уехал. Через месяц пришло известие о его внезапной кончине. Смерть эта до последнего дня оставалась тайной для графа. Труп нашли в уединенной пригородной гасиенде, окоченевший, вытянувшийся на оттоманке.
Может быть, коварная месть вероломной любовницы обронила каплю яда в пиршественную чашу среди истериче-
- 29 -
ского пляса тарантеллы... может, бездонная боль разорвала сочащиеся кровью артерии... может быть...
А был так молод: погиб, едва достигнув тридцатого года жизни.
Останки незамедлительно привезли в замок и, не бальзамируя, похоронили в гробнице семейства Савадра.
С тех пор уже сорок раз убеляли снега зубчатые хребты гор, сорок раз светлая праздничная весна возвращалась по бескрайним холмам, лугам, по лесным туманам. Алонзо тяжело переживал потерю брата. Он одичал и помрачнел. После смерти Оливареса ни разу не прозвучала с башни приветственная фанфара трубача, ни разу не опускался подъемный мост через ров, чтобы принять гостей. Застоявшаяся вода в окаймляющих замок рвах густо заросла ивняком и камышами, между которыми проглядывала рыжая плесень и покрывавшая воду пленка. На заросших сорняками эскарпах, на крепостных склонах долгие годы несли траурную службу кипарисы, покачивались под ветрами печальные кедры. Лишь иногда тишину нарушал доносящийся с башни дрожащий голос Розиты, старой няньки графа, когда она пряла на своей прялке, едва слышно напевая старческую песенку, да временами отдаленным эхом доносился похоронный звон из деревеньки Санта-Пьетада, лежащей в трех верстах от замка.
Иногда под вечерней зарей двигалась вытянувшаяся по скалам тень силуэта одинокого странника, мелькали красочные одежды горца. В вышине без перерыва играли великие арфы ветра...
Хозяин замка полностью отрешился от мира и людей; погруженный в мистические исследования, он терял последние остатки жизненных сил и угасал среди убийственных удовольствий аскетизма.
Лишь запоздалые проблески прошлого временами проносились перед ним, старые, затертые картины, словно выцветшие гобелены на стенах рыцарских залов...
...Распевают хором менестрели, стройные, пламенноокие сеньориты, и розы... белые, увядшие цветы... Где-то звучит далекая мелодия, где-то умирает мужественный тореадор...
- 30 -
Как рыдает, ах! как рыдает горячий звук болеро... Ах!., разрываются струны!..
Но такие моменты приходили редко и вскоре развеивались безвозвратно. И вновь мистическая задумчивость окутывала душу белым саваном. Обычно он сидел в нише огромного окна угловой смотровой башни, обращенной ликом к титаническим скалам, которые громоздились вокруг замка. Когда ему надоедали замысловатые трактаты аскетов, он откладывал фолианты и, устремив взор в голубизну неба, часами сидел без движения. Не раз тогда ласточки, возвращаясь на ночлег под замковые карнизы, задевали в полете о стекла, не раз гаснувшее на вершинах солнце окатывало серебристую голову старца пурпуром заката.
В долине тем временем ходили самые разнообразные слухи о последнем из рода Савадра. Все были согласны в одном: дон Алонзо разговаривал с духами предков. Сколько в этом было правды, выяснить нелегко. Несомненно, однако, что на протяжении многих лет его навещали удивительные, иногда даже неприятные сны. Сам он обратил особое внимание на одну деталь. Все они в большей или меньшей степени были связаны с Оливаресом, все выглядели словно вариациями на одну и ту же тему, и темой этой был его старший брат. Возможно, что причиной тому была сильная привязанность, которой он окружал его до конца жизни, возможно, была и другая причина. Граф не задумывался над этим моментом, напротив, его в высшей степени раздражало некое обстоятельство, постоянно возникавшее всякий раз, когда ему снился брат. Обычно ему показывалась только красивая голова Оливареса, возникавшая из плотных сувоев* неопределенной материи; по устам призрака всегда блуждала загадочная улыбка, в то время как глаза, казалось, давали ему понять, что тот хочет что-то сказать. Продолжалось это лишь невероятно краткое мгновение. Затем сувои пропадали, и все растворялось в сплошной темноте.
Последнее видение, которое явилось прошлой ночью, произвело на него настолько сильное впечатление, что под
____________
* Здесь — нечто беспорядочно свивающееся, скрученное, перевитое.
- 31 -
его магическим влиянием Алонзо принял необычайное, возможно, даже причудливое решение. Как обычно, из полога ночи проявилась жуткая голова, освещенная падающим неведомо откуда зеленоватым отблеском. В тот момент, когда она уже собиралась скрыться за драпировками, до сих пор плотно сжатые уста на мгновение приоткрылись, и призрак прошептал клокочущим голосом:
— Проведай меня!
И пропал.
Алонзо решил прислушаться к призыву и потому не отправился этой ночью на покой. Он хорошо понимал необычность своего намерения, однако не изменил его, желая любой ценой исполнить волю призрака.
Посмотрел на часы: было два часа ночи. Два рыцаря, приводимые в движение скрытым пружинным механизмом, вышли через открытый настежь портал, дважды ударили копьями в щит и зашагали к другой стене часовой сцены. Был самый темный час.
Он вынул из железной хватки стенного кольца пылающий факел, поджег на углях второй и подошел к одной из стен комнаты, которую от потолка до самого основания прикрывала китайковая занавесь необычайно тонкой работы, изукрашенная парчой и узорами из жемчугов.
Под вековым платаном сладко спит, грезит пригожий герцог. Золотистые пряди волос рассыпались у него по плечам, сомкнутые веки подрагивают от полуденного жара едва заметными колебаниями. Небрежно вытянутая рука мягким движением обхватывает ствол дерева, другая опирается на гарду шпаги, усыпанную темно-голубыми сапфирами. Грезит, видит сны... может быть, о чарующей водянице, что плавает там, за деревьями, в лесном омуте...
Это герцог Петр из Прованса и его супруга, прекрасная Мелюзина...
Алонзо собрал парчу в складки и отодвинул ее в сторону. На стене, примерно посередине показалась выпуклая костяная кнопка. Обеими руками он надавил на нее. Стена начала раздвигаться в стороны, и в образовавшемся на ее месте отверстии теперь чернел глубокий зияю-
- 32 -
щий проход. Осветив темноту факелом, вошел внутрь. Справа отодвинул железный засов и вынул из ниши большой ключ с несколькими зазубренными бороздками. Затем
