И теперь еще то место называют «Преисподняя Кёдэна». Если там произнести имя Кёдэна, котловина тотчас забурлит.
* * *
Литейщик Итихёэ из деревни Усикубо края Санею похитил колокол синтоистского храма, что стоит на горе Исимаки.
В начале годов Канъэй он совершал паломничество к божественной горе Хакусан.[50] На восьмом ярусе горы он вдруг остановился, застыв как каменное изваяние, а вокруг него взвились языки пламени. «Видимо, он умер, — сказали другие паломники. — Теперь это место осквернено». И они поспешили вверх.
На обратном пути они увидели застывшее тело Итихёэ точно таким же, каким его оставили, с бушующими вокруг него языками, огня. В страхе перед свершившимся они торопливо спустились с горы.
На следующий год на горе Хакусан побывал некий пилигрим из восточной части земли Микава. Все было точно так же, как в прошлом году. Однако на обратном пути он увидел, что тело Итихёэ исчезло.
На том месте, где он некогда стоял застывший как изваяние, теперь валит дым. С краю высится скала высотой в пять-шесть сяку. Она так горячо накалена, что к ней невозможно прикоснуться.
Обо всем этом, уверяя в правдивости своего рассказа, поведал страж дзэнского храма по имени Нода-но Иан.
О Том, как умершая роженица стала призраком, а также о том, как народилось бесовское отродье
В деревне Сэки, что лежит на востоке земли Микава, поблизости от Ёсида, был староста по имени Ядзиэмон. Жена его умерла девятнадцати лет, при тяжелых родах. После смерти она сделалась призраком, стала блуждать вокруг дома. Пришлось родственникам обратиться в дзэнский храм Мёгондзи, и преподобный Гюсэцу, совершив заупокойную службу, укротил ее дух.
* * *
В уезде Убарада земли Кавати жил некто Кохёэ. Мать его была на редкость простодушная женщина, и злая невестка, надевая маску черта, часто пугала ее.
Мать Кохеэ, случалось, предостерегала невестку: «За каждое наше дело, доброе или дурное, непременно следует воздаяние. Смотри, как бы тебя не постигла беда». Вскоре она покинула этот мир. А у молодой женщины родилась дочь с длинными, сунов в восемь клыками.[51] Она пыталась скрыть это от мужа, но в конце концов тайна обнаружилась.
Было это во второй год Сёхо,[52] а услышал я этот рассказ от Наэ Сакуэмона.
О том, как монах беседовал с призраком, а также о том, как монах сражался с призраком
Есть в крае Осю, в Айдзу Мацудзава дзэнская обитель, храм Сёотакудзи.
Когда на могиле некоей умершей женщины ставили поминальную дощечку, настоятель этого храма неверно написал один знак, и старец Сюка вынужден был поправить его начертание. Возмущенные невежеством настоятеля, прихожане изгнали его. Новым настоятелем стал преподобный Сюка.
Однажды к нему явился призрак усопшей. «Я попала в преисподнюю, терплю поистине невероятные муки, — сказала она. — Вызволите меня отсюда!» — «Все начинается и кончается Озарением. И где же, по-твоему, находится преисподняя?» — «А ты взгляни на меня и поймешь». — «Я вижу: ты воплотила в себе сокровенную суть Будды». — «Нареки же меня!» — «Я нарекаю тебя монахиней Самадхи, порождением Изначальной Пустоты».[53]
Выслушав последние слова настоятеля, призрак исчез.
Поведал мне об этом сам старец Сюка.
* * *
В земле Симоса, в нитирэновском храме Мёфукудзи,[54] что в Тоганэ, был монах Кёдзюбо, отличавшийся неимоверной силой. Как-то на рассвете, идя в храм, встретил он монаха-оборотня.
Кёдзюбо, недолго раздумывая, вступил с ним в отчаянную схватку. Казалось, победа уже близка, как вдруг оборотень укусил его в руку. Монах рухнул как подкошенный, в полном беспамятстве. Подоспевшие люди увидели, что в руку ему впился зубами выбеленный ветром и дождями череп. Настоятель постучал по черепу четками, и только после этого он отвалился. Монах прохворал сто дней, но все же поправился.
Было это в конце годов Тэнсё.[55]
* * *
В храме Эйкодзи, что в Айдзу Наганума, был некий монах по имени Кинсацу. Однажды ночью он вышел из своей кельи по малой нужде. Справляя нужду, он почувствовал, что за спиной у него кто-то стоит. Обернувшись, он окликнул незнакомца, но тот ничего не ответил.
«Видно, это нехороший человек», — подумал монах и напал на предполагаемого злодея. Однако, к его изумлению, тот устоял на ногах. На шум выбежал старший монах и стал сердито бранить незнакомца. При первых же его словах тот упал. Когда зажгли фонарь, на этом месте увидели надгробную дощечку с такой надписью: «На все десять сторон простирается земля Будды, есть лишь один-единственный путь Спасения, не два и не три, все учения, не основанные на слове Будды, суть лишь приманка для непосвященных».[56] Дощечка эта предназначалась для поминовения в тринадцатую годовщину смерти.
Вот что поведал преподобный Сюка.
перевод В. Мазурика
В портовом городе Цуруга провинции Этидзэн жил богач по имени Хамадано Тёхати; было у него две дочери. По соседству с ним располагалась усадьба некоего Хигакино Хэйты — человек этот доводился родственником Вакабаяси Тёмону,[58] но давно уже оставил ратное поприще, занимался торговлей и жил в большом достатке. Был у него сын по имени Хэйдзи, одних лет со старшей дочерью Тёхати. Маленькими детьми они часто играли вместе, да так хорошо и ладно, что Хэйта решил, не дожидаясь, пока они повзрослеют, заключить с соседом брачный договор и заслал к нему свата. Тёхати ответил согласием, по этому случаю соседи обменялись подарками — сакэ и угощением, а своей будущей невестке Хэйта преподнес алый плетеный пояс.[59]
Осенью третьего года Тэнсё[60] остатки войска Асакуры подняли мятеж и заняли Итадори,[61] горный перевал Киномэ, Хатифусэ, Имадзё, Хиути, Суидзу, а также храм Рюмондзи. Вакабаяси Тёмон, воевавший на стороне Асакуры, захватил новый замок в Коно. Для разгрома мятежников во главе восьмидесятитысячного войска прибыл в Цуругу Ода Нобунага с сыном своим Нобутадой. По приказу Нобунаги Киносита Токитиро окружил замок в Коно.[62]
Понял Хигаки, что в этих обстоятельствах ему нельзя оставаться в Цуруге, запер дом и укрылся в Киото у верного человека. Пять долгих лет не было от него ни слуху ни духу.
Меж тем старшей дочери Тёхати исполнилось девятнадцать лет, стала она красавицей, и от женихов не было отбоя. Но девушка и слышать не хотела о замужестве. «Я была еще ребенком, — говорила она отцу, — когда вы просватали меня за Хэйдзи. Пусть даже он меня позабыл, разве могу я стать женою другого человека? Если он жив и вернется, мне не смыть позора».
Целыми днями не выходила она из своих покоев, тосковал по Хэйдзи и вчуже лила слезы. Не в силах отвлечься от горьких дум, она в конце концов занемогла и спустя полгода покинула бренный мир.
Похоронить ее решили близ храма в Осио. Безмерным было горе родителей. Взяв алый поясок, некогда подаренный отцом Хэйдзи, матушка склонилась над усопшей и, гладя ее лицо, приговаривала:
— Это — подарок твоего жениха. Возьми же его с собой, пусть он будет тебе утешением в ином мире.
Повязала матушка поясок на талии умершей, и с тем предали ее земле.
Минул месяц с небольшим, и тут нежданно-негаданно воротился Хэйдзи.
Тёхати позвал его к себе и стал расспрашивать, где тот был и отчего так долго не возвращался. И Хэйдзи рассказал ему следующее:
— Когда Вакабаяси Тёмон занял замок в Коно и князь Нобунага прибыл в Цуругу во главе восьмидесятитысячного войска, отец решил, что жизнь наша в опасности, ведь мы в родстве с Вакабаяси. Посему, не мешкая, мы снялись с места и, бросив все, бежали в Киото, где все это время скрывались в доме верного человека. Отец и матушка покинули сей бренный мир. А я вот вернулся, памятуя о том, что нас с вашей дочерью связывает свадебный уговор.
Выслушав рассказ Хэйдзи, Хамада с женой залились слезами.
— После вашего внезапного отъезда, — сказали они, — дочь наша не переставала тосковать о вас, занедужила и в начале прошлого месяца скончалась. До чего же горько ей было за все эти годы не получить от вас не единой весточки! Вот, взгляните.
С этими словами старики подали Хэйдзи тушечницу, на крышке которой покойная написала стихотворение:
О, слива, что расцвела
В неведомом горном краю!
Увидеть тебя не чаю,
Но пусть на меня хотя бы
Повеет твоим ароматом.
Прочитал Хэйдзи стихотворение, и охватило его невыразимое горе и раскаяние. Отправился он на могилу своей нареченной, положил цветы, возжег благовонное курение и произнес молитву. Стоя за его спиной, родители умершей молвили:
— Взгляни, доченька, это Хэйдзи, твой возлюбленный. Прими же его подношение.
С этими словами в великом горе припали они к могильному холму и зарыдали. Вслед за ними заплакал и Хэйдзи.
