Да, прошу простить вашего покорного слугу, было модно. Сейчас Москва вряд ли чем разительно отличается от нашего городка. Разве что наше новообразованное общественное кладбище размерами поменьше.
Так, что-то меня несет не в ту сторону. Мне и учителя говорили, что я никогда не могу сосредоточиться, вечно не в ту степь забредаю.
(Молодой мужчина смеется, смех переходит в приступ кашля).
Смешно, если бы не было так похоже на правду. Черт, как голова болит!.
(Человек поднимает руку, трет висок. Снова кашляет, сплевывает куда-то в сторону.)
Вроде отпустило. Рядом кто-то есть, мысли путаются, не могу сосредоточиться.
Так вот, я родился и прожил все свои двадцать шесть лет в маленьком городке. Ездил, конечно, в Ебург отдохнуть да за шмотками, а так — все на малой родине.
Учился не так чтобы хорошо, но и не особо плохо: четверок больше, чем пятерок, ну да мои предки и этому были рады. Не спился, клей не нюхал и даже не пробовал. Пиво, конечно, было, и травку покуривал, но так, не увлекаясь. Хотя «пивинский» последнее время потягивал порядочно. Вечера не проходило, чтобы не купил три-четыре баночки… Впрочем, сейчас это не важно.
Школу закончил с тремя пятерками, поступил в местный университет, благо, с деньгами родители помогли. Поступил не абы куда, а на один из самых престижных факультетов, на информатику, две из трех школьных пятерки были за алгебру и геометрию. Третья, правда, за рисование. В общем, неплохо поступил: родителей гордость брала — просто жуть.
Короче, тут я тоже успехами не блистал. Первый курс еще что-то пыжился, учился, «лабы» делал, а потом плюнул и спустил все на тормозах. Доучился каким-то чудом до конца, даже «академ» не брал ни разу. Повезло, наверное.
После получения диплома, по знакомству устроился в военкомат. Денег почти не платили, но альтернативой была наша Красная-и-Непобедимая. Либо копай два года от этого столба и до обеда, либо до двадцати семи годков изволь помогать в меру сил бабушкам в бухгалтерии, которые компьютера боялись как огня. Понимаете, что я выбрал, да? Мне год оставался, и я стал бы свободным взрослым человеком, который никому ничего не должен: даже долг Родине — и тот выплачен. Но тут случилась одна неприятность, которая и привела ко всей этой мерзости.
Так вот, я работал в военкомате, иногда перебивался всяческой халтуркой: денег, в общем, хватало на нехитрые радости холостой жизни. Квартиру снимал почти в центре города, все-таки и так четверть века на шее у родителей просидел, пора бы и честь, как говориться, знать. Когда я объявил о своем решении, мне показалось, что мать отнеслась к этой новости с едва скрываемым облегчением. Что ж, я ее понимаю, она меня, конечно, любила, но все-таки за одним мужиком проще прибирать, чем за двумя. Я мать не осуждаю. Я ее очень люблю. Любил… черт…
(Мужчина замолкает.)
Не знаю, если бы мог, я бы заплакал, честное слово.
Ладно, прочь лирику. Скоро светает.
В общем, я стал с двадцати пяти жить самостоятельно. И сразу же оценил преимущества пусть маленькой, но все-таки отдельной квартирки. Пиво дуть можно хоть целый день, курить на кухне, а не в подъезде, ну и, само собой, стало гораздо проще общаться с противоположным полом. Теперь не приходилось запирать комнату на хлипкий замок, убедив перед этим мать, что мы с подругой собираемся «делать курсовую», а во время процесса напрягать не только нижние «конечности», но и уши: иначе можно прозевать момент, когда мать решала принести пару чашек чая. Не объяснять же ей, что девушка приходила не чай пить… Хотя, я полагаю, мама и сама все прекрасно понимала.
В общем и целом, жить одному мне нравилось. Преимуществ много, а стирать носки и трусы можно было и в маминой стиральной машине, раз в неделю. Заодно и повод в гости зайти, стариков повидать, правда?
(Говорящий ненадолго задумывается, глядя в огонь.)
Чуть меньше полугода назад на одной вечеринке у однокашника я повстречал Свету. Умная девочка, в меру скромная, но веселая, без напускной стеснительности. Родители не бедные. Но главное — сись… м-м… в общем, фигура — закачаешься! Само собой, что я решил за ней приударить.
Спустя месяц она уже переехала жить ко мне — я был не против. Наверное, влюбился. По-настоящему, я имею ввиду. Собирался даже предложение сделать, но попозже.
А затем, как обычно и бывает, все пошло наперекосяк.
(Короткая пауза.)
Меня отправили на военные сборы, на месяц. Уж не знаю, каким «макаром» я попал в списки несчастных, только в известность меня поставили перед самым отъездом. Я не шучу — пришел наш полковник Семяренко и сказал, чтобы я дул собирать вещи. За час.
Я дунул.
Была, конечно, мысль убежать… Да только останавливало то, что мне было меньше года до вожделенного билета, а значит велики были шансы оказаться в армии не на месяц, а на все двенадцать. Сами видите, выбора особого не было.
Собрался я быстро, взял сколько-то белья, носков (это зря, конечно — портянки еще никто не отменял), зачем-то бутылку кетчупа и несколько банок перловки, завалявшейся в шкафу бог знает с каких времен. Светки дома не было, укатила куда-то к подружке. Задним-то числом я дошел, что это была за подружка, но обо всем по порядку.
Через час курсант Самарин предстал пред ясны очи господина полковника и еще через двадцать минут новоиспеченный боец загружался в вагон поезда. Познакомились с ребятами, поиграли в карты, учились мотать портянки… Было довольно весело, признаю.
Приехали часов через семь, вышли на полустанке непонятно где: тут нас уже ожидали крытые УРАЛы. Быстро загрузились и поехали дальше.
Я трясся в кузове грузовика среди таких же мрачных и угрюмых пацанов. Один плюс: я оказался самым старшим среди всех, остальные оказались студентами-очниками из моего alma mater. Какие понты, а?
(Человек горько смеется, кашляет.)
Добрались мы часа через полтора, темнеть начало, значит проехали километров пятьдесят, семьдесят. Уж не знаю, за каким хреном было устраивать лагерь так далеко от «железки», военным видней. Еще минут пять тряслись по бетону, что, надо сказать, воспринято было с энтузиазмом большинством «солдат-поневоле»: до сего момента дорога была, мягко скажем, в колдобинах.
Выгрузились затемно, нам раздали сапоги, портянки, какие-то дерюги, в темноте не разобрать. Помню ужин: такого говна, прости господи, не ел со времен детсада; холодные несоленые макароны и то ли рыба твердая, то ли мясо мягкое, я так и не понял. Почему-то подумалось, что у портянок, наверное, похожий вкус.
После… хм… приема пищи раздали одеяла и местный «прапор» прочел небольшую лекцию на тему как правильно застилать постель. Спустя пять минут все завалились спать. Я думал, что проворочаюсь пару часов в раздумьях о том, каких же богов я разозлил, раз они решили меня так наказать. Конечно, я вырубился едва голова коснулась подушки. Хотя нет, подозреваю, даже несколько раньше.
(Молчание около пятнадцати секунд, слышен только шорох ветра и отдаленное потрескивание огня. Судя по позе говорящего, он о чем-то размышляет.)
Утром подняли в пять. Холодно было — жуть, пар изо рта шел, и это конец августа. Помню, надел холодную футболку и понял, что вот сейчас действительно холодно. Мрачные личности вокруг, сквозь зубы матерясь, натягивали футболки, майки, при этом не переставая дрожать. Видимо, старшина вошел в наше положение, так что после построения мы совершили легкую пробежку в три километра. Весело, м?
На завтрак я пришел — точнее доковылял — в самом хвосте колонны. Перед этим, само собой, раз десять дал себе зарок, что брошу пить и курить: брюшко и отдышка ничуть не помогали сохранять ровное дыхание во время бега. Позавтракали остатками вчерашнего — все-таки рыба, как мне показалось. Съел я все с отменным аппетитом, сам удивился.
Потом поход в магазин, болтовня в курилке, обед, плац (на все оставшиеся дни запомню эти хреновы марши), опять курилка, ужин, отбой. Вы можете спросить, как я, такой, все помню? Да те десять дней, проведенные там, ничем не отличались один от другого, разве что только менялись места, где мы в середине дня «занимались общественно-полезным трудом, таким образом укрепляя обороноспособность страны». Я, конечно, многое начинаю забывать, но такое вряд ли кто забудет.
Привык быстро — выбора не было, либо привыкаешь, либо тебя выгоняют. Мне же, сами понимаете, последнее было не с руки. Да и втянуться в подобную жизнь было не так уж сложно: тебе всегда скажут, когда вставать, когда есть, когда ложиться спать. При этом не думаешь, чем бы этаким поужинать, что дали — то и жуй.
(Небольшая пауза.)
На десятый день меня и еще двух парней — не помню имен, да и не важно — отправили таскать шпалы на отдаленный объект. Ехали долго, часа два. Сначала была более-менее накатанная колея, но километров через пятнадцать «дорога» кончилась, и наш «УАЗик» стало трясти дай бог. Помнится, я чуть не сблевал, сильно уж укачало.
