Неразборчивое бурчание в ответ. Я только кивнул, в горле пересохло.
«Пошли!» — лейтенант махнул рукой.
Мы с парнишкой — черт, не помню имени! — прошли вперед. Дошли до края лужи и я, признаюсь, задержался, боясь сделать первый шаг. Сомнение длилось не больше нескольких секунд, но оно было. Я вдруг отчетливо понял, что добром это не кончится. Паренек прошел мимо меня и первым ступил в едва видимую лужу жидкости. Я сожмурил глаза и напрягся, ожидая, что сейчас он заорет и запрыгает на месте, стараясь стряхнуть с себя сапоги. В голове всплыл образ сыщика-мульта из я таю, таю!.. фильма «Кто подставил кролика Роджера», когда пераого залили «рассолом». Мысленно плюнув и немного повеселев, я осторожно ступил в растекающуюся лужу. Наверное, слишком расслабился, признаю, но кто бы на моем месте поступил иначе?
(Человек на экране замолкает, о чем-то задумавшись. Слышен только треск огня.)
Первую шпалу оттащили легко, без всяких проблем. Нашим концом она лежала не на земле, а на двух других деревяшках, так что все было просто. Мы отнесли ее метра на полтора и бросили в траву так, чтобы она не могла помешать. Потом направились за второй.
(Человек снова прекращает говорить, молчание длится с минуту.)
Я хорошо помню этот момент, не знаю почему, но он врезался мне в память. Я вряд ли скажу вам, что ел вчера на ужин, иногда я забываю свое отчество, но те пятнадцать-двадцать секунд помню весьма отчетливо. Даже слишком.
Я нагибаюсь за второй шпалой, лежащей на земле. Жидкость еще не дотекла до нашего края, я отмечаю ее блеск краем глаза сантиметрах в десяти от того места, где касаюсь подгнившей древесины. Паренек встает с другой стороны бревна и пытается просунуть руки в резиновых перчатках под шпалу. Я вижу, что его рука беспомощно скользит, шпала слишком глубоко вошла в землю, ее не ухватить с той стороны. Паренек дрожит, стеклянные «глаза» противогаза запотели, он, похоже, почти ничего не видит. Я толкаю его в плечо и качаю головой, мол, так ничего не выйдет. Он смотрит на меня, кивает — вроде бы понял. Хватает торец шпалы и делает попытку расшатать ее, выдернуть, как выдергивают гнилой зуб. Я хочу помочь, поэтому переступаю с ноги на ногу, хватаюсь за бревно и резко дергаю его на себя.
Далее все происходит настолько быстро, что я едва осознаю это. Шпала издевательски легко выходит из земли, конец скользит по мокрой траве в мою сторону. С правой руки срывается перчатка, обнажая мертвенно-бледную потную руку — я с некоторым недоумением и любопытством отмечаю, как посинела кожа вокруг ногтей. Теряю равновесие и, чтобы не упасть, инстинктивно опираюсь руками о землю. Мгновение — и в мягкую ткань между средним и безымянным пальцам вонзаются чьи-то зубы.
(Человек на секунду умолкает.)
Я заорал так, что у меня заложило уши. Вскочил на ноги и увидел, что на моей руке висит какая-то черная извивающаяся веревка. Затряс рукой, пытаясь стряхнуть нечто, но оно только извивалось и продолжало кусать меня. Я, не переставая, вопил — в ушах зазвенело — и неожиданно понял, что на моей руке.
Обыкновенный уж.
(Небольшая пауза, человек перед костром передергивает плечами.)
Видит бог, я не вру. Меня укусил самый обыкновенный болотный уж… Да что там укусил, он намертво впился своими между пальцев и не думал разжимать свою маленькую гадкую пасть. Я прыгал на месте, ослепший и оглохший, не замечая никого и ничего вокруг — для меня существовала только сводящая с ума боль. Я бросил взгляд на вцепившуюся в меня тварь и всего лишь на короткое мгновение увидел ее глаза. Не знаю, может это и сломило меня… только я никогда не видел у змей абсолютно белых, как вареное яйцо, глаз. Эти зенки напугали меня больше, чем все остальное… Надо было что-то предпринять, поэтому я сделал лучшее, что мог — потерял сознание.
(Человек ворошит угли в костерке, взлетает сноп искр.)
Я пришел в сознание спустя минуту, и немало удивился, обнаружив себя лежащим на бетоне в окружении толпы мужиков в противогазах. Попытался приподняться на локте, но голова закружилась, и я лег обратно.
«Лежи парень, не дергайся» — кажется, это был сержант. — «Все уже».
«Никогда не видел, чтобы уж вытворял такое! С чего бы ему…» — начал один из стоящих надо мной, но сержант — все-таки, я думаю, это был он — хлопнул говорившего по затылку и сказал «заткнись», что тот и сделал.
В общем, мне уже после рассказали о произошедшем в красках: и то, как я орал и то, как прыгал на месте. Тогда мне было на это плевать, чувствовал я себя отвратительно. Парни, что приехали со мной, помогли дойти до палатки, где я благополучно вырубился и проспал до самого вечера.
(Небольшая пауза.)
Я бы, наверное, проспали до утра, но меня растолкали и велели собираться — за нами приехала машина. Голова болела жутко, да еще очень, просто безумно хотелось спать. Странное сочетание, я знаю, но так оно и было. Мы погрузились в знакомый УАЗ и отбыли с того полигона… Не знаю, остался ли там кто-то живой; у них, пожалуй, шансов было больше всех — далеко от городов, все-таки.
На следующее утро я пошел в санчасть, показать руку. Укусы не заживали, края ранки приобрели странный лиловый оттенок. Я, помнится, подумал, что у меня заражение крови. В общем, был не так уж не прав.
Врач осмотрела меня, обработала рану йодом и отправила обратно, в казарму. Единственный плюс — меня освободили от строевой подготовки и работ. Я вернулся в расположение и сразу же завалился спать.
(Человек вдруг поворачивает голову, словно бы услышал что-то. С полминуты сидит в напряженной позе, прислушивается.)
Вроде бы совсем рядом проехала машина. Сомневаюсь, что кто-то настолько глуп, но все же… Ладно, надо закругляться.
Ранка не заживала, напротив, внешне становилась все хуже. Боли не было, вообще никаких неприятных ощущений, но доктор не хуже меня видела, что йодом тут много не налечишь. Короче говоря, военные сборы кончились для меня на пару недель раньше, чем я планировал… хотя неожиданностью это не было: чувствовал я себя паршиво и сам прекрасно понимал, что мне надо показаться врачу, а не местной «мадам».
За пару дней до этого я бы испытывал радость от того, что мои мучения кончились раньше. Тогда же, ожидая попутки, которая добросила бы меня до вокзала, я не ощущал ничего, кроме отупляющей усталости. Да еще болела голова, какой-то пульсирующей болью, накатывающей в такт сердцебиению.
Меня подобрал местный рейсовый автобус, я уселся сзади и продремал всю полуторачасовую дорогу до вокзала, укачивая больную руку. Помнится, именно тогда мне показалось, что я чувствую слабый кисловатый запах, идущий от замотанной в бинты конечности — рукой ее уже было не назвать.
(Человек усмехается.)
Тогда я подумал, что мне просто показалось, но уже в поезде понял, что не прав. Я мог учуять, как человек курит в тамбуре или туалете соседнего вагона, не говоря уж про запахи пота, пирожков и похмельного «выхлопа», витающих в воздухе. Не знаю, почему так обострилось обоняние, но это было… забавно. Наверное, то же самое чувствуют собаки: все запахи стали какими-то объемными и почти осязаемыми. Хотя вонь немытых тел была просто одуряющей и невероятно противной. Мне почему-то представлялась гора грязных, мокрых простыней — не могу найти лучшего сравнения… Неприятно, поверьте. Тогда я не задумывался о том, откуда появилась чувствительность к запахам — слишком уж болела голова. Я, конечно, понимал, что болен, но не осознавал причины болезни.
(Мужчина задумывается, потом кивает, словно придя к какому-то решению.)
Нет, вру. Я понимал, что скорее всего в мою кровь попала та гадость, в которой искупался укусивший меня уж. Но в тот момент более важным казалось попасть домой, к Светке, пожаловаться ей на все злоключения, произошедшие со мной. А потом выпить пригоршню таблеток аспирина и лечь спать.
Могу предупредить: нифига у меня не вышло.
В город вернулся часов в девять вечера. Голову не отпускало, и запахи просто сводили с ума; к тому же опять напала сонливость, но я еще кое-как с ней боролся. Теперь я четко чувствовал неприятный кисловатый запах, идущий от руки — тут уж и дурак бы понял, «подгнило что-то в датском королевстве».
(Человек хихикает.)
Но мне было плевать, хотелось одного — очутиться дома и уснуть в своей кровати. Мышцы ломило от усталости, голова раскалывалась, все до одного, казалось, смердели — в общем, можете примерно представить мое состояние, да?
Я поймал тачку и сказал куда ехать. Голова кружилась и запахи были невыносимыми: я замотал лицо купленным на вокзале синтетическим шарфом, что хоть как-то отсекало вонь. Водила, здоровый мужик, как-то с опаской косился на меня, и я его понимаю, видок у меня был еще тот: худой, бледный, с намотанным на морду зеленым шарфом и с забинтованной правой рукой.
