Электрический ток по периметру стены ради чистоты эксперимента отключили, но охрана была предупреждена (чтобы палить не начали и никого на уши не подняли, а заодно и следили в оба). Охрана-то – да, а вот новый начальник безопасности – нет.
Приключение получилось веселым. В результате Ворон все-таки добыл ручку и относительно благополучно забаррикадировался в кабинете, а также заработал трещину в ребре, которую впоследствии довольно долго лечил. Серьезный разговор с начальником службы безопасности случился через неделю, перетек в примирение и благополучно продолжился общей попойкой, на которой, кроме них, присутствовал и младший научный состав во главе с Вериным. Пожалуй, именно это обстоятельство спасло последнего от серьезных разбирательств, и за пренебрежение техникой безопасности ему даже выговор не влепили.
Разговор свелся к следующему.
«Так он же безопасный», – оправдывался Верин.
«У меня камера машину каким-то фантомом светящимся отобразила», – поглядывая на начальника службы безопасности, утверждал охранник и указывал на фотографии.
«Вот что крест животворящий делает!» – узрев их, хмыкал Верин.
«Выпорю, – обещал начальник. – Если сейчас же не побежишь к своим, не проведете исследования и не впишете дополнительные возможности, куда надо, то бить стану не просто ремнем, а армейской пряжкой. Со звездой».
После того случая к Верину надолго пристала кликуха Иван Васильевич. Начальник службы безопасности окончательно доказал, «кто в доме хозяин», а Ворон немедленно достал подобные артефакты для себя и Дениса, после чего забыл о гаишниках и любых их проявлениях как о ночном кошмаре.
Глава 9
Нападение, произошедшее на парковке, Ворон выкинул из головы уже минут через пять. Тело действовало само, и вождение не мешало думать. Дорога оставалась пустынной, а после выезда из города еще и запущенной, благо, улучшенная подвеска «Хонды» и амортизаторы чихать хотели на неровности и «облезлый» асфальт.
Ничего мало-мальски полезного выяснить не удалось. К действиям владельцев клуба не смог бы подкопаться даже жаждущий отката служака местного УВД. Похищения производились с согласия клиентов, сама игра всем нравилась, а были ли недовольные – неизвестно.
Однако даже не это выводило Ворона из себя: кроме чертовых татуировок, ничто не указывало именно на Зону, а Арлен мог и солгать. Собеседника, этого Петра, могли накачать наркотой, а затем напялить ему на голову шлем виртуальной реальности – эффект был бы сродни воздействию «мультика», если не лучше. К тому же наркотик наркотику рознь. Та же аяуяска даже полезна, а уж сколько рецептов приготовления мухоморчиков знают таежные шаманы… И выводится данное богатство из организма без последствий в отличие от химической дряни – ни одному наркологу не подкопаться, не то что уважаемому Генриху Альбертовичу, у которого совсем иной профессиональный профиль.
И все же татуировки очень походили на наколку убитого Дима. За одним исключением: пропадали. Дим же жил с ней много-много человеческих лет, да и после смерти она продолжала переливаться у него на теле.
Могли пострадавшим вколоть новую нестабильную формулу? Да черта с два. Зачем совершенствовать то, что и так прекрасно работает, еще и испытывать даже не на добровольцах, а на совершенно посторонних случайных людях, которых наблюдать в клинических условиях не получится?
Ворон, не отрываясь от дороги, открыл «бардачок» и пошарил в нем в поисках гарнитуры.
Нечаев отозвался после первого же гудка. Весь вечер сидел у телефона и ждал, наверняка навыдумывав невесть что и хорошо, если не прокляв привычку некоторых сталкеров к работе без прикрытия.
– Улица Джона Рида, парковка ресторана «Алеманский дворик», – сказал Ворон вместо приветствия. – Гнусно пахнущее недоразумение вряд ли имеет отношение хоть к чему-нибудь, но на всякий случай пусть ваши цаевцы займутся.
– Понял, – коротко ответил Нечаев. Голос его немного потеплел. – Ты сегодня щедр.
– Меня вкусно покормили, – усмехнулся Ворон. – Настроение близко к благодушному, потому пользуйся, но в меру.
– Ну вот, а я уж обрадовался, – ответил Нечаев. – Насколько гнусное амбре у твоего недоразумения?
– Пусть с собой пару противогазов возьмут, – посоветовал Ворон. – К слову, я не шучу.
Нечаев хмыкнул, судя по долетающим звукам, он набирал что-то на клавиатуре – вероятно, посылал сообщение своим.
– Помнишь «радужку»? – поинтересовался Ворон, когда щелчки прекратились. – Я понимаю, что аналогии на грани неправдоподобности, да и времени прошло достаточно, но…
– Уже проверили, – ответил Нечаев. – Нет. Пусть эти татуировки и наводят на прямые ассоциации, к артефакту они не имеют ни малейшего отношения. Эта дрянь – нечто новое и… только не смейся, абсолютно безвредная, даже, пожалуй, полезная.
– Да неужели?
– Ужели, – передразнил Нечаев. – Арлен с шестнадцати курил, как паровоз. Жизни без табачного дыма не видел. Я по старой памяти, когда его навещал, блок с собой захватил, а он посмотрел на меня удивленно, поволок в курилку, выкурил полсигареты и выкинул. С мотивировкой: не хочу.
– Не убедил.
– Ты статистики не видел по анализам.
– Слава вышним силам! – фыркнул Ворон.
– Зря смеешься. Вот, скажем, мужику сорок пять, хроническая артериальная гипертензия, ожирение второй степени, одышка и прочие прелести прилагались… еще полгода назад. Теперь его реальный возраст, судя по биологическим показателям, – тридцать два, и выглядит весьма и весьма неплохо. Генрих Альбертович, когда его выписывал, сказал: шанс второй не разбазарьте. А мужик признался, что раньше страдал обжорством, а теперь лишний раз в сторону холодильника смотреть не хочет – как отрезало. – Нечаев вздохнул. – Ко мне, признаться, уже корыстные мыслишки в голову приходят. Может, ну его? Не будем копать это дело?
– Между прочим, у большинства этих «счастливчиков» имелись сложности с психикой, – напомнил Ворон. – И не факт, что где-нибудь на Ваганьковском кладбище не вырыты новые могилы.
– Не каркай.
– И не факт, – продолжил Ворон, – что могилы эти не братские.
– Психика-психика… – протянул Нечаев. – А она всегда страдает у тех, кто ею слаб. Зона рвет шаблоны. Потому вас в нее и тянет. Я имею в виду сталкеров.
Ворон хмыкнул.
– Ничего смешного. Вас копни – сплошь индивидуалисты, социопаты, анархисты и человеконенавистники, – зло сказал Нечаев. – А тут нормальных людей, даже более чем успешных, засунули в зоновую трясину, дали возможность по этому миру ходить, и им понравилось. Ты ведь знаешь: локации всякие бывают.
– Я-то знаю, – глухо проронил Ворон. – Только не выгорело у мастеров ни-че-го. Или почти ничего. Может, и понравилось, скорее всего кто-то и остался. Приключение у каждого свое было – это верно. Психологи наверняка работали, но разумность возобладала: у кого-то бизнес, у другого семья, третьему и в реальной жизни трэша достаточно. Они захотели вернуться…
– По крайней мере пациенты Генриха Альбертовича, – заметил Нечаев.
– Хотел бы я глянуть на статистику, – задумчиво проронил Ворон.
– Я тоже не отказался бы, – согласился Нечаев. – Вряд ли мы можем судить хоть сколько-то достоверно.
– Давай тогда лучше поговорим о технологии процесса, – предложил Ворон.
– Первое, что мы сделали: проверили, не накачивали ли их «радужкой». Нет. Чем-то качественно иным. «Радужка» в сравнении с этим – суррогат. Как «Смирнофф» и технический спирт. По последствиям для организма, кстати, тоже. Сейчас с определенной долей вероятности можно утверждать лишь то, что сыворотка была рассчитана на краткий срок пребывания в Зоне. Вероятно, тем, кто соглашался, затем вкалывали новую дозу, закрепитель или что там еще…
– Проявитель.
– Не смейся.
– Разве похоже, будто я смеюсь?
Нечаев не ответил. Наверное, покачал головой и не сообразил, что собеседник его не видит.
– Социопаты… индивидуалисты… отморозки, – задумчиво перечислил Ворон.
