Он обожал ездить по объездной дороге, огибающей город пестрой идеально ровной лентой. Он летел по свободной трассе и не думал ни о чем, вдыхал грудью свежий лесной аромат, прислушивался к пению птиц.
Удивление было последним ощущением, доступным ему. Ворон мгновение назад бросал взгляд в зеркало заднего вида и точно знал: дорога пустынна. Скорость перед перекрестком с проспектом Науки он снижал плавно, однако сзади его настиг удар. На автомате он пробовал заблокировать двери, но сделать этого не смог: брелок ведь остался у охранника. У него и мотор-то еще работал только потому, что автомобиль завел до шлагбаума. Теперь он наверняка отключился, и «Хонда» превратилась в кусок мертвого железа – невероятно красивого, но бесполезного. Только Денис теперь вернет ее к жизни, если останется, что возвращать.
Ворон инстинктивно дотронулся до груди и сжал в ладони фигурку. Сознание затопила боль.
Глава 3
Звонок заставил Дениса подпрыгнуть на месте, зацепить локтем стакан (к счастью, пустой) и с грохотом опрокинуть. Телефон он поставил на вибрацию – специально, чтобы никого случайно не побеспокоить, однако теперь на него обернулись все.
– Прошу прощения, – сказал Денис, поднимаясь и направляясь к двери.
Номер оказался незнакомым. По закону подлости, стоило выйти в коридор, как неизвестный собеседник отключил связь, когда же Денис почти нажал на перезвон, телефон ожил вновь, снова заставив вздрогнуть.
– Слушаю. Представьтесь.
Не возникло и мысли, будто кто-то мог ошибиться номером. Плохое предчувствие засосало под ложечкой, и пришлось несколько раз вдохнуть-выдохнуть, чтобы успокоиться.
Собеседник представился лейтенантом дорожной полиции то ли Федором Павловичем Наливайко, то ли Проставляйко – у Дениса мгновенно выветрилась из головы его фамилия. Все после фразы – «Знаком ли вам Игорь Николаевич Ветров?» – воспринималось словно в тумане или плохо запомнившимся кино, уже когда-то виденным, но почти не отложившимся в памяти.
Денис молча выслушал рассказ о страшной аварии, покивал на вопрос, сможет ли он приехать, затем спохватился и пообещал быть через четверть часа. Он мог бы и скорее, но назвал отчего-то именно это время. Полицейский, услышав желаемое, распрощался прежде, чем Денис успел задать самый важный сейчас вопрос: жив ли Ворон и где находится?
Впрочем, он и так знал: случилось что-то очень плохое. Иначе Денису не позвонили бы. Записная книжка, содержавшая всего несколько телефонных номеров – специально на случай непредвиденных обстоятельств, – лежала на торпеде на самом видном месте. Будь напарник жив, здоров и адекватен, он не позволил бы никому постороннему залезть в машину, в конце концов, он позвонил бы сам.
Почему-то остро захотелось отыскать Никиту. С одной стороны, Гранин являлся последним человеком, которого Денис позвал бы на помощь, с другой – он мог понять или почувствовать то, чего не разберет никто из нормальных людей и с чем не в состоянии совладать сам Денис. У него в голове сейчас клубился сплошной туман, мешающий думать. Вот только Никиту он лично проводил до шлагбаума и наблюдал, как тот вышел и сразу направился в березовую рощу, колыхавшуюся на другой стороне трассы, – то ли решил пройтись и полюбоваться, то ли по нужде.
Следовало ехать. Денис уже вышел из стеклянных дверей главного корпуса, когда сообразил, что сегодня не на машине. После ночных мытарств садиться за руль не хотелось, и Ворон повез его сам. Предполагалось, домой они тоже вернутся вместе, но планы неожиданно изменились.
На крыльце стояли и курили местные сталкеры. После появления Шрама к институту присоединили немалую территорию и выстроили на ней коттеджный поселок – для тех ходоков по Зоне, которые готовы сотрудничать с ИИЗ официально. Некоторые пришли из желания обезопасить себя и семью, другие предпочли постоянную работу и бесплатное жилье вольным хлебам. После поимки Шрама многие так и остались жить здесь.
Кто-то из них приветственно помахал рукой, но Денис успел отвернуться раньше и сделал вид, будто не заметил. Взгляд упал на темно-серую нечаевскую «БМВ Х3», и Денис сорвался обратно в институт.
– Во дает, – донеслось сзади, но он так и не понял, относилась ли эта реплика к нему или касалась кого-нибудь другого. На заседание он буквально ворвался, наплевал на приличия, и потребовал, чтобы Нечаев вышел в коридор. Тот не заставил себя ждать и почему-то вовсе не выглядел удивленным. В нескольких словах рассказав о случившемся, но не вдаваясь в подробности, о которых мог лишь догадываться, Денис поинтересовался, не подвезет ли тот до места происшествия. Эмоций в тот момент он не испытывал. Даже если бы Нечаев отказался, Денис не разозлился бы, а пошел искать другого извозчика: просто вызывать такси казалось дольше – пока доедет и отвезет, он потеряет драгоценное время.
Нечаев закивал, как китайский болванчик, и зачем-то вцепился Денису в плечо.
– Ты, главное, успокойся, – потребовал он.
Денис удивился:
– Вроде бы я не закатываю истерику, не заламываю руки и в основном молчу.
– Угу, – снова кивнул Нечаев и поправил очки, – истеришь, но тихо.
И направился к выходу, крепко держа Дениса за плечо и не отпуская.
– Молодец, что догадался меня позвать, а не сам поехал, первый бы столб твоим стал.
«Не столь все плохо», – подумал Денис. Нечаев не воспринимал его всерьез и всегда считал чем-то вроде приложения к Ворону: вечным ведомым. Обычно Денису было все равно. Временами подобное раздражало. Однако только сейчас он подумал о том, что это отношение ему весьма на руку.
– Сегодня я пешком, – ответил он.
– Вот и хорошо… то есть ничего хорошего, конечно, но… – Нечаев запутался и умолк. Денис ощущал очень мощный поток вины, шедший от него, но совершенно не понимал, с чем тот связан: проявлялось ли так сочувствие, к которому Нечаев абсолютно не был склонен обычно, или причина посторонняя и никак не связанная лично с Денисом или произошедшим.
– Я понял, – заверил он на всякий случай и дернул плечом. – Пустите. Больно.
– Прости, – извинился Нечаев и разжал пальцы, напоследок оцарапав чем-то острым. Денис машинально взглянул на его руку и рассмотрел крупную печатку. Еще подумал о том, что Нечаев не из тех людей, которые носят украшения подобного рода или просто любят их. Нечаев даже часов обычно не носил, и вдруг печатка – широкое медное кольцо и квадратный черный камень в нем с серебряной гравировкой – литерой «А», созданной из трех завитков. С виду сделана печатка безупречно, но ведь что-то Дениса оцарапало? Казалось, даже до крови: царапина щипала и горела огнем, но не столь сильно, чтобы обращать на нее внимание, особенно в подобных обстоятельствах.
Махнув все еще курившим на крыльце сталкерам, Нечаев достал из кармана связку ключей. Пиликнула сигнализация. Из салона «БМВ» пахнуло мятным освежителем воздуха – на удивление приятным, никак не ассоциировавшимся с дешевым мылом.
Денис устроился на переднем сиденье, и время застыло, будто смола вокруг несчастной мухи. Сам того не понимая, он пытался докричаться до Ворона мысленно, хотя и знал всю тщетность подобного: напарник оставался недосягаем для него, а темная воронка, когда-то привлекшая Дениса в Зоне, со временем стала лишь сильнее.
Нечаев плавно тронулся с места и принялся аккуратно маневрировать по дорожкам, продвигаясь к выезду. Он молчал, и Денис за это был искренне благодарен. Кажется, его сморило, и очнулся он только на выезде.
Новый охранник, работавший в ИИЗ хорошо, если неделю, передал записку и кулон. Денис взял. Треугольник ожил в его руках, разбуженный теплом и… чем-то еще. Ворон так и не объяснил, на что именно реагировали датчики, установленные в машинах и доме. Денис же думал то об отпечатках пальцев, то о сканировании сетчатки или образце ДНК. Признав его вторым хозяином, радостно засиял синий Антарес в центре кулона, а Дениса наконец-то накрыло чувство потери.
Хотелось кричать. Губу он все же прокусил, медальон повесил на шею, а записку прочел, совершенно не понимая, при чем здесь Верин, скомкал и убрал в карман, проигнорировав интерес к ней Нечаева. Тот пожал плечами и, порывшись в «бардачке», выудил оттуда упаковку одноразовых платков, открыл и принялся стирать кровь с подбородка Дениса, та уже стекла вниз и запятнала ворот рубашки. Благо, на черном не увидеть алого.
