На плечо легла широкая ладонь Мазая. Я оглянулся. Лицо бородача застыло, губы его превратились в линию. За его спиной стоял Брюнет, держа РПД за ствол, закинув его на плечо, и переминался с ноги на ногу.
Как бы не хотелось мне лечь с моей мулаткой рядом и просто умереть… Я не имел на это права. Меня ждали оставшиеся в живых боевые товарищи, за которых я был в ответе. И нам пора уходить.
Я поднялся и пошёл с совершенно пустой головой. Мазай и Брюнет пытались отвлечь меня, рассказывали, что они выпотрошили заражённых и собрали богатую добычу, но я никак не мог сосредоточиться на текущем. Память раз за разом перебирала все подробности произошедшей трагедии, а дойдя до конца начинала с самого начала.
Обычно я оказывался прав, но не в этот раз. Не в этот раз…
— Не в этот раз…
— Что? — навострил уши Брюнет.
Оказывается, я сказал это вслух. Нужно было что-то ответить:
— Надо за машиной, говорю, вернуться.
— А–а–а…
— Зачем забирать-то? — осторожно обратился за пояснениями Мазай, даже не ругнувшись ни разу.
— Чтобы уехать, — ответил я, не узнавай свой голос, — Знахарь я. Учиться мне нужно.
Они всё поняли сразу.
— А мы как же? Нам–то куда, мать…?
— Ты боец, которому будет рада любая группа, — отстранённо проговорил я, — А Брюнет уже хороший пулемётчик. Крестники, я дал вам всё, что мог. Дальше сами…
Он и что-то ещё говорил, но я плохо осознавал что.
— А? — потеряно переспрашивал я.
— Мы дождёмся тебя на Тридцать Втором…
— Что?
— Крёстный, если с тобой нельзя поехать, говорю, будем на Тридцать Втором, когда вернёшься…
— Хорошо…
Меня посадили в кабину. Брюнет забрался в гнездо, а Мазай повёл камаз. До крематория мы доскребли без проблем. Разгрузка, обратный путь в Тридцать Второй, мои краткие сборы в дорогу, (Что там собирать-то? Нищему собраться — только подпоясаться) и поездка до Зимнего прошли словно в тумане.
Каких-то особых мыслей не было. Лишь тяжесть лежащего на душе груза и чувство утраты грызли меня. Спустя какое-то время, сам не знаю, как, я оказался в «Усталом Рейдере» в компании с бутылкой рома. После того как в меня вселился литр, ко мне за столик подсели Мелкая и Линда. Попытались выяснить, что со мной произошло.
Говорить не хотелось, но я объяснил, что к чему. От меня отстали и принесли ещё одну бутылку рома в мой тёмный угол. Но и этим я не ограничился, и мне без вопросов принесли третью бутылку. Вот она–то и стала решающей. Память начала пестреть провалами, а восприятие решило поиграть со мной шутки. За моим столом поочерёдно сидели то Линда, то Мамба, то Кали, а пару раз появлялась доктор Кузнецова, превратившаяся в пустыша и задушенная мной на московском кластере.
Откуда в моей белой горячке взялась Кузнецова? Меня, уже плохо переставляющего ноги, вызвалась проводить Линда. Я вызвал такси, и мы поехали. Помчали почему-то к Арманд. Нет, мне очень хотелось увидеть её и Аньку, но на трезвую голову я бы никогда их не стал беспокоить среди ночи. Пока машина ехала по Зимнему, я увидел, что на улице уже темно, но это меня никак не смутило. Напротив, я ещё объяснял бомбиле, как ехать, чтобы добраться до точки назначения побыстрей.
Помолодевшая Арманд уже выглядела лишь немногим старше Ани. Последней не оказалось дома. Хозяйка что-то всё говорила, говорила и говорила, а постом усадила меня и Линду за стол. И хозяйка продолжила говорить, а моя спутница, снова ставшая похожей на Кали, ей что-то отвечала. Их голоса я слышал словно через слой толстой ваты, смысл разговора ускользал от разогретого алкоголем сознания. Поэтому в разговоре я участия не принимал, а, внезапно ощутив прямо-таки волчий аппетит, сметал одно блюдо за другим.
Вообще, это было неудивительно. Я выпил только кружку ароматной арабики ещё до рассвета, а после этого во рту не было маковой росинки. Не до того как-то было, поддерживал нас живун, который мы глотали уже на безусловном рефлексе. После того как я полотно поел, градусы из меня начали стремительно выветриваться, а этого я не хотел. На столе тут же нарисовалась бутылка водки «Белуга». Название почему-то написано было латиницей, но странности меня не интересовали. Я разлил по рюмкам и сказал:
— За тех, кого с нами больше нет и не будет…
Женщины меня поддержали, на минуту прекратив щебетание.
Выпили.
Закусили. Обилие блюд на столе поражало. Тут была форель, осетрина, икра нескольких видов и множество мясных нарезок. Остановить этот праздник живота не представлялось возможным.
Выпили.
Закусили. А потом я сбился со счёта, сколько раз мы ещё выпили, но среди ночи я обнаружил, что поднимаюсь по ступенькам на второй этаж, где располагались спальни.
— Куда ты меня транспортируешь? — поинтересовался я у Линды, — Лучше бы я на диванчике снизу лёг.
— Переставляй ноги, Вить…
— Хорошо. Есть у нас одна п… п–проблема…
— Какая?
— Я не Витя. Я Орк.
— Да я уж вижу… Только чудовище так нажраться может. Давай, давай. Топ–топ–топ…
— Я и есть чудовище…
— Ага… Переставляй костыли. Топ–топ–топ… Левой…
— Я стараюсь изо всех сил…
— А кто у нас тут такой молодец?
— Это я?
— Угу…
— Это я!
— Тише ты! Тс–с–с… Арманд же спать пошла.
— А!
— Тихо блин…
Я понизил голос до трагического шёпота.
— Хорошо…
В комнате было проветрено, и курились палочки с индийскими благовониями. Изначально приняв за музыку деревянный перестук, понял, что это песня ветра. Самую значимое место в комнате занимала двуспальная кровать, застеленная чёрными шёлковыми простынями, в которые я упал, словно в омут. Сознание отключилось.
54. В постели с богиней
Мои глаза открылись среди ночи, и я не сразу понял, что происходит, и где я нахожусь. До моих ушей доносился медленный мелодичный перестук мелких деревяшек, а обоняние будоражил сладковатый запах экзотических благовоний. Пока я соображал, увидел источник звука.
Это была подвесная штука, называемая «музыкой ветра». Она болталась под потолком напротив приоткрытой форточки. Из щели неплотно задёрнутой шторы в комнату падал тусклый луч уличного освещения. Тут, в Улье, только очень крупные поселения иммунных могут себе позволить такую роскошь, как фонари для света ночью. И это значит, что я всё ещё в Зимнем. В комнате было тепло, даже жарко. Я развалился на двуспальной кровати под одеялом, и был не один. По чёрному шёлку второй подушки рассыпались длинные блондинистые волосы.
Я не удержался от искушения и намотал их на кулак. Гибкое девичье тело вытянулось, словно струна. До моего обострённого слуха донёсся едва слышный стон. Это и послужило катализатором всего, что произошло дальше. Моё тело отреагировало, словно разжавшаяся пружина, само по себе, безо всякого участия разума.
Да и как ещё оно могло отреагировать, когда рядом с ним под теплым одеялом лежало обнажённое девичье тело, источавшее жар. Способность связанно размышлять улетучилась окончательно, когда другой лапой я притянул девушку к себе, а она с готовностью подалась навстречу. Упругие ягодицы, которые словно изваял талантливый скульптор, упёрлись в низ моего живота и требовательно заелозили, а я, задыхаясь от желания, прижал её плотней к себе. Голова, что называется, поплыла.
Согнул блондинку в талии, ощущая её жар и… Дальнейшее получилось непроизвольно, без участия когнитивных способностей. Сдерживая себя из последних сил, я очень аккуратно и медленно проник внутрь партнёрши. Сразу ощутил частые сокращения, и слух уловил приглушённый подушкой стон удовольствия.
Не так быстро, крошка. Не так быстро. Ощущая всё сильней и сильней нарастающее возбуждение, я начал двигаться. Блондинка тоже оказалась готова к продолжению. Это подтвердил ещё один её стон. Моя голова кружилась от запаха женщины.
Прижавшись к спине партнёрши, по-хозяйски сгрёб в ладонь небольшую упругую грудь. Пытался поцеловать изящную шею, но запутался лицом в гриве роскошных светлых волос. Её запахи, её вкус наполнили меня без остатка, отключая мысли. Второй раз к финалу блондинка пришла синхронно со мной. Но возбуждение никуда не делось, не прошло. Успокаиваться я и не собирался, и девушка в этом меня поддержала.
