Но Марс не всегда был таким, сухим и безжизненным. На нем есть высохшие русла рек. Бассейны озер и морей разбросаны по нему. Он нужен нам. Здесь будет наш новый дом.
— Глянь по таблице время задержки с двухсот?
— Нормально, пять секунд. Доходим до цели в общем боевом порядке.
Для успеха нам нужно только два слагаемых – температура и плотность атмосферы. Мы согреем Марс. Сделаем это легко и быстро.
— Контроль, вышли на точку «Мелофон». Визуально наблюдаю цель. Отсчет пошел. Двадцать один, двадцать два, двадцать три…
Нажатие гашетки, лязг створок бомболюков, свист ветра в стабилизаторах…
Синтез одного ядра атома гелия из двух ядер атомов дейтерия. В сжатом и разогретом дейтериде лития-6 – реакция слияния. Испускаемый нейтронный поток инициирует реакцию расщепления тампера. Огненный шар… — и мир никогда уже не будет прежним. Мы запускаем цепную реакцию.
Уже существующие на планете элементы создадут волшебную мантилью, которая укроет безжизненные пустыни. Пойдут дожди. Начнется строительство инфраструктуры. Пойдет снег. Начнется терраформирование. Лесники-тераформаторы, почвоведы, селекционеры – при помощи генной инженерии сделают Марс зеленым, как наша Родина. Как наша Земля.
— Молодцами, Герань! Шесть нулей! Отличная работа!
***
Там, откуда я родом, говорят «поехали!» и бросаются с головой в омут.
Там говорят «мы покажем вам кузькину мать» и становятся живым примером для последующих поколений. Там говорят «звездам числа нет, бездне – дна». И всегда это звучит как вызов.
Это все гены. Мы поколениями смотрели в небо, утопая голенищами в навозе и прелой соломе. Смачно схаркнув под ноги, протерев глаза, бормотали себе под нос: «экой чорт выдумал такую красоту!»
Мы мечтали о них. Хотели зачерпнуть ладонью всей этой искристой россыпи, разметанной по черному бархату. Они мерцали нам сверху, будто подмигивали своими холодными глазками, маленькими и равнодушными. А мы – делили свою землю, навозом и прелой соломой засыпанную, по квадратам, и потом по ним же садили картечью, били реактивной артиллерией, жгли напалмом и жахали управляемыми ракетами.
Шли вперед, как умели. Те, кто начал это движение, остались далеко позади, засранными птицами памятниками и безымянными бугорками мха среди болот. Шли вперед, сквозь войны, эпидемии и бунты. А Мечта оставалась – одна на всех. Дурацкая и настоящая. Все эти мерцающие россыпи над нашими головами. Подмигивали, намекали нам на что-то. Ты всегда возвращаешься к истокам, всегда верен своей мечте – какой бы глупой и детской она не была. Иначе, какой смысл во всей этой гребатории, верно?
Нам нужна была вся Вселенная, целиком и полностью, без дураков. Все это пряталось где-то внутри с самого начала. Все эти парни в дебрях еловых лесов, в меловых темницах монастырей. Композиция рублевских икон и бряцанье доспехами на поле Куликовом. Нам было слишком тесно и мало – этого, земного. Мы абстрагировались. Велиречивым бояном растекались по Мировому древу, дикими волчьими стаями рассыпались по степям и снегам, и шире и дальше и выше – под самые облака.
Мы просто верили в Будущее. Стояли по колено в говне и соломе, а смотрели – вперед и вверх. Один парень придумал ракеты, второй – как их строить. Потом еще один улыбнулся, махнул рукой и полетел вперед и вверх. По пути к далеким звездам. И тогда все поняли, что наступает НАШЕ будущее.
И теперь у нас есть все эти механические помощники, информационные сети, у нас есть достижения медицины и экологическое равновесие. У нас нет войн, Планета – с большой буквы – одна на всех. И целый самосвал полной свободы. Хочешь творить – твори. Хочешь любить – люби. Хочешь лепить глиняные горшки – мы синтезируем тебе тонны этой глины. Хочешь пиликать на скрипке с утра до вечера – у тебя всегда найдется пара слушателей. Они будут слушать тебя просто из деликатности. Потому что так воспитаны. Я родом из СССР, планета Земля. Из поколения, дотянувшегося до звезд.
***
На панели визора в ленинской комнате – бугристая физиономия секретаря ЦК Партии Зубакова. Твердит об успешном старте первого этапа терраформирования Марса, об интеграции, об эффективном сотрудничестве в технологическом и экономическом аспектах…
— Я прямо готов расцеловать эту его бородавку, — Корн пшикает кольцом пивной банки, поднимает ее, роняя на ковролин хлопья пены. — Мы сделали это, а?
— Верно, дружище.
Я чокаюсь с ним своей банкой, делаю глоток, блуждая рассеянным взглядом по ленинской комнате. У нас тут и стеллаж с классиками марксизма, и бюст Циолковского, и кадка с мохнатой пальмой, и фонотека с ностальгическими пластинками психоделического рока – от «Песняров» до «Аквариума», и обязательные репродукции Куинджи и Дейнеки на стенах, и мини-бильярд и даже массивный автомат для газировки с сиропом. Все, чтобы почувствовать себя как дома. В комнату заглядывает дежурный связист:
— Морально разлагаетесь?
— Ой, Жора, разлагаемся, — сияет Корн улыбкой чеширского кота.
— Дерябин, у тебя личный вызов по четвертом каналу – снизу!
— С Марса?!
— Ага, — растерянно улыбается связист. — Эллизий-4. Ждешь кого?
— Кто это, кто это, Антоха? — частит Корн. — Это ведь та, про кого я подумал, да?! Да?! Я медленно отставляю банку на стол. Выбираюсь из уютного плена кресла.
— Эй-эй, Антоха, чего это у тебя с лицом? Ты только тут не падай, слышишь? По этому полу Жора своими сапогами ходил, он антисанитарный! Верно, Жора? Может проводить тебя до КаПэ? Изображаю что-то вроде улыбки. Прикладываю палец к губам:
— Корн, умоляю…ни слова!
— Вас понял, Герань! Затыкаюсь!
У Агнии новая стрижка – короткая, озорно-мальчишеская. Косая челка падает на глаза. Глаза – все те же. Глубокие зелено-янтарные омуты, в которых хочется утонуть. Коллапсары зрачков, в которых хочется потеряться навсегда.
— Ты забыла у меня свою сережку.
— Я ничего не забываю, Дерябин.
— Так и думал. Хотелось так думать, во всяком случае…
— Рада тебя видеть.
— Я-то как рад. Думал, ты все еще на Поясе Астероидов.
— Прилетели только сегодня. Проверили первичную разведку. Развернули «Челюскинца», обживаемся. Теперь тут предстоит много работы.
— Знаю, мне уже товарищ Зубаков сообщил по новостям.
— Ох, Антон… В своем стиле!
— Ох, Агния! Как всегда – обворожительна в гневе!
— Мы тут разворачиваем клим-купол. На равнине Эллизий, у самых Борозд Гефеста. Это я к тому… Что тебе теперь, наверное, полагается отпуск?
— Так точно, две недели.
— Знаешь, у нас тут, конечно, от добровольцев нет отбоя, но работы хватает. Работы ужас как много. Я помню про ваши традиционные крымские недели с Корнеевым, но… ты ведь еще помнишь, как водить краулер?
