девочка», – вновь неискренне произнес он и тут же подумал, что лучше бы ей сейчас быть маленькой. Тогда, возможно, ей бы удалось забиться в какую-нибудь щель, куда монстры не проберутся за ней чисто физически. Это крупные твари, в полтора-два раза выше человека...
«А ты? – требовательно спросила Тилли. – Ты кто?»
«Родгар, – ответил он и вместо родового титула – который, вероятно, ничего не сказал бы юной собеседнице и на который он сам лишил себя права – с невидимой для нее горькой усмешкой добавил: – Странствующий рыцарь».
«Что это такое?»
Хороший вопрос... Ну да – откуда дочери здешних крестьян, которая, очевидно, родилась уже в отвоеванной (как оказалось, ненадолго) у векового леса деревне и никогда не была в более цивилизованных краях, что-то знать о рыцарях и даже королях. Для нее наверняка нет главнее и знатнее человека на земле, чем сельский староста.
«Тот, кто странствует по миру, стараясь помочь тем, кому больше помочь некому», – ответил Родгар все с той же горькой усмешкой. В абсолютном большинстве случаев это была ложь. Притом – опасная для тех, кто примет ее всерьез. Действительность разительно отличалась от романтических сказок, которыми забивали себе головы мечтающие о подвигах мальчишки с деревянными мечами и мечтающие о кавалерах томные барышни за стенами хорошо укрепленных замков. В настоящем странствующем рыцаре благородного нет ничего, кроме происхождения. Как правило, это младший сын, которому, согласно закону о майорате, при дележе наследства не досталось ничего – ни замка, ни земли, ни дружины. Все его имущество – личный конь, оружие и навыки обращения с тем и другим. И все, что ему остается – это странствовать в поисках, в лучшем случае, тех, кто готов платить за эти навыки, а в худшем – тех, с кого можно получить золото не в качестве жалования, а в качестве добычи. То есть карьеры наемника и разбойника, причем одно может с легкостью переходить в другое.
Но Родгар не был младшим сыном. Он был старшим, и именно ему со временем должны были отойти титул, имение и состояние. Но он не собирался отсиживаться за крепкими стенами отцовского замка в ожидании наследства. На юг, на Священную войну против неверных, он отправился не за трофеями, как многие, а по искреннему убеждению. Нести свет истинной веры и цивилизации погрязшим в нечестии и варварстве язычникам, спасать их души, пусть даже вопреки их желаниям – «ибо не ведают, что творят», устанавливать прочный мир на южных землях и умножать благородную славу королевства и собственного древнего рода...
Быстро выяснилось, правда, что варвары строят на удивление красивые дворцы и храмы, пусть и посвященные ложным богам, что они пишут изысканные поэмы на тонкой хлопковой бумаге, не идущей ни в какое сравнение с грубыми пергаментами Севера (да и грамотны при этом почти поголовно, в то время как в рыцарском войске даже не каждый граф, не говоря уже о дворянах помельче и простолюдинах, способен был написать что-то сложнее собственного имени), и даже в искусстве ковки оружия превзошли «цивилизованных» северян.
И тем не менее все это не мешало южанам оставаться погрязшими в нечестии язычниками, чьи нравы внушали ужас и отвращение. Они сажали пленников на кол и сдирали с живых людей кожу, забивали неверных жен камнями (вместо гуманной пожизненной отправки в монастырь – впрочем, у них и монастырей-то не было) и вовсю практиковали рабство, продавая не только пленных, но и своих собственных соотечественников на базарах, как скот. И все это не было пропагандой. Увы, Родгар убедился в правдивости этих историй слишком хорошо, когда в результате внезапной атаки вражеской легкой кавалерии был захвачен барон Грюнхардт, бывший Родгару старшим другом и наставником. На следующей день рыцарское войско обнаружило и захватило лагерь врага и отбило барона... или то, что от него осталось. Грюнхардт был еще жив, но лишился рук, ног, глаз и гениталий. Язык изуверы ему оставили – очевидно, чтобы он мог их умолять. Понятно, с какой единственной просьбой несчастный обратился к своим освободителям... Родгар сам нанес удар милосердия, перед этим поклявшись умирающему другу воздать выродкам сторицей за все его муки.
Несмотря на все преимущества язычников, даваемые войной на своей территории и в привычном климате, превосходством в ковке клинков и быстротой маневра летучих отрядов на отменно быстроногих конях, у варваров совершенно не было тяжелой кавалерии, а также и тех особых навыков дисциплины и взаимодействия, которые развиваются при ее умелом использовании – а потому рыцарская армия, пусть медленно и с потерями (больше от болезней, вызванных дурной водой и жарким климатом, чем от вражеских клинков), но продвигалась вперед. Увы, когда королевское войско подошло к стенам Эль-Хурейма, второго по величине вражеского города, Родгар был лишен возможности исполнить свою клятву, ворвавшись в город в числе первых, как он мечтал. У командования были для него другие планы – вместе с большим отрядом рыцарей он был послан в пустыню на перехват идущего к Эль-Хурейму подкрепления. Противник, убедившийся, что его маневр раскрыт, не принял боя и обратился в бегство, лишь издали осыпав рыцарей стрелами, практически бесполезными против их доспехов с такого расстояния. – так что и здесь Родгар был лишен возможности утолить свою жажду мщения, поэтому бескровная победа не слишком обрадовала молодого воина. Вместе с товарищами он направился обратно к Эль-Хурейму, надеясь, что бои за город еще продолжаются.
Но к тому времени, как они подъехали к городским стенам, все было уже кончено. Над взломанными воротами и башнями реяли гордые флаги победителей. Тем не менее Родгар въехал в город, держа наготове обнаженный меч. Попадись ему в этот момент даже и связанные пленные – очень возможно, что он воздал бы им той же монетой, какой платили своим пленникам сами варвары, и мало кто осудил бы его за это.
Но пленных солдат противника он не увидел. Он увидел улицы, липкие от крови (а кое-где она все еще стояла лужами, доходя коню до середины бабок); увидел голые трупы женщин с выпущенными кишками, которым вспороли животы после изнасилования; увидел мертвых стариков, повешенных за длинные седые бороды... То тут, то там слышались довольные пьяные крики победителей. Криков жертв слышно уже не было.
Благородная королевская армия – ревнители рыцарской чести, носители цивилизации, защитники Истинной Веры, на знамени которой начертаны заповеди мира и любви – учинила в Эль-Хурейме неслыханную бойню. И дворянин с десятью поколениями аристократических предков не особо отличался при этом от вчерашнего крестьянина,
