Бежал он долго, сбивая людей. За спиной его звучали недоуменные выкрики. Кто-то додумался, завопил:
- Шпион! - и Леха едва успел укрыться в стенной нише.
Потом плакал, размазывая грязными ладонями слезы по щекам. "Куда идти теперь? Что делать? - спрашивал он себя, не находя ответа. - Феликсу-то доложат о том, что я там был. Ну ладно, имени не знают, так он враз догадается. Пропуск один чего стоит!". Неожиданно подумалось, что в пропуск может быть и следящее устройство вмонтировано, и Леха выбросил металлическую, радужную полоску, ставшую предательской.
Так, не зная, куда деваться и как быть дальше, побрел, таясь от всех, прячась за углами, к архивариусу.
- Хана мне, Сергей Александрович! - заявил сразу, ввалившись к старику. - Напортачил я. Теперь только прятаться.
- Да уж, Алексей, наделал ты дел... - задумался архивариус, выслушав сбивчивый Лехин рассказ. - Если поймают, так без разговоров сразу - мозги вон, да и под колпак. А дверь, говоришь, заварена?
Леха уныло кивнул.
Долго еще потом, напившись чистой, прохладной воды из унитазного бачка, Леха со стариком раскладывали планы подземного города, рассматривали хрупкие, похрустывающие в руках листы. Другой двери на поверхность не было.
- Будешь прятаться здесь, - кривоватый, в пятнах палец архивариуса ткнул в небольшую полость на карте. - Тут и не ходит никто, пылью все давно заросло. Раньше была комната для развлечений. Ну так это сразу, когда только под землю спустились. С тех пор развлечения отменили давно, а про комнату только я и помню из ныне живущих.
- А жрать что? - истерически выкрикнул Леха, и тут же оглянулся с испугом: не слышит ли кто сквозь каменные стены, не подсматривает ли?
- Еду я для тебя достану. А там подумаем. Может, как-то справимся со сваркой. Эх, Алексей, Алексей... Не надо было тебе к той двери лезть. Хотя... И так и этак клин...
- Да нет, не полез бы, так сидел бы себе спокойненько, в потолок плевал бы...
- Друг ты мой хороший! - чуть не прослезился архивариус. - Да в кого ты такой наивный? Твой-то Дзержинский спит и видит, как бы тебя под колпак приспособить. Пока ты свободно по Сталинграду разгуливаешь, все ЧК спать не может, стережет - не расскажешь ли кому о жизни на поверхности. А под колпак одними мозгами - очень даже удобно получается. Знания все - в их распоряжении, а никаких контрреволюционных разговоров и быть не может.
Леха нехорошо выматерился, поминая злобно и маму товарища Дзержинского, и всех его возможных и невозможных родственников.
- Так их, так! - посмеивался старик. - Ах, жаль, что и действительно нельзя так...
В лице архивариуса нарисовалось нечто мечтательное, он, прищелкнув пальцами, завел граммофон, и резковатые, хрипящие звуки "Рио-Риты" заполнили помещение, заметавшись меж каменных, холодных стен.
Глава шестая. "Ах, Арбат, мой Арбат, ты мое отечество. Никогда до конца не пройти тебя".
Леха потерял счет дням. Лампы под потолком светили равномерно и тускло - помещение не использовалось давно, а в Сталинграде был принят режим жесткой экономии, оправдывающийся постоянно тем, что под землей все сложно достать, в том числе и энергию. Хотя, оправдываться не было необходимости: люди принимали все, как должное, и радовались любому заявлению вышестоящих, будь то объявление войны или сообщение о новом виде овощей, выведенном на гидропонных плантациях.
- Да сколько ж я буду здесь сидеть? - возмущался Леха, вышагивая взад-вперед по комнате. Она была куда как больше, чем его Сталинградская квартирка. Можно было сделать целых пятнадцать шагов. - Сергей Александрович, надоело!
Архивариус только вздыхал. Сколько он ни пересматривал чертежи, выхода не находилось.
- По вентиляции подняться, что ли... - раздумчиво говорил старик. - Но это приспособления нужны всяческие. Алексей, ты как в альпинизме?
- Да никак, - опускал голову Леха. - Я и высоты-то с детства боюсь. Чуть выше третьего этажа - голова кружится и тошнит неимоверно со страху.
- Мда-ааа... - тянул архивариус. - А там еще и трубы гладкие. И как по ним вверх? Это ж не гора, где можно опору в скалу вбить.
- Может, присоски какие вакуумные? - с надеждой спрашивал Леха, вспоминая виденные боевики. - Знаете, есть такие. На башмаки цепляются.
- Фантастики ты обчитался, Алексей, - и старик грустно топорщил желтоватые усы. - Не знаю даже, что и делать. В столовой на меня уже смотрят с подозрением. С чего бы это, - сами себя спрашивают, - у старика такой аппетит проснулся. Раньше-то я без особой охоты это месиво местное ел. Только чтоб силы поддержать. А теперь съедаю все, что дают, да еще и добавку выпрашиваю.
- Так ведь не положено добавки! - ужасался Леха, понимая, что не только сам влип в историю нехорошую, да еще и человека за собой тащит. - Как же вы, Сергей Александрович?
- Почти что молча, - отмахивался архивариус. - Они мне снисхождение оказывают. Я ведь тут - самый старый. Еще первого Сталина помню. Вот и уважают. Морщатся, конечно, но старческие причуды не осуждают особенно. Правда, поговаривают иногда, что неплохо бы меня реактору скормить. Он же у нас, Алексей, на чем хочешь работает. И на неорганике, и на органике. На покойниках, к примеру, вполне благополучно работает.
Леха кривился сердито. Не нравились ему такие разговоры, а делать все равно было нечего. Когда не было архивариуса, он бродил по комнате, дотрагивался до холодных каменных стен, рассматривал свои ладони, будто в линиях, прочерченных в коже, таился ответ на все его вопросы, перебирал в который раз уже планы Сталинграда, оставленные ему Сергеем Александровичем, но по-прежнему не находил в них ничего утешительного. Устав от бесконечного кружения меж каменных стен, засыпал, свернувшись в углу, подложив под голову скрученную комом гимнастерку.
- В подвале на ватнике уютнее было, - ворчал. - И Маруська, опять же...
Все чаще и чаще снилась Лехе прошлая его жизнь, раскручивающаяся во сне наново, будто пустили сначала фильм. Видел он свои ошибки, сожалел о пустых словах, сказанных невзначай. Теперь-то он понимал, что многие такие слова разрушили его мир, подтачивая постепенно, как падающие в камень капли. Вспоминал, как ругался с тещей, кричал на сына, просил прощения у жены, захлебываясь слезами. Просыпался от собственного крика, зажимая рот гимнастеркой: не приведи, Господи, услышит кто. Зайдут, проверят, возьмут тепленького. А там и до колпака с вынутыми мозгами недалеко.
Однажды Сергей Александрович не пришел. Леха ждал, в желудке уже урчало голодно, и он даже начал грызть рафинадный кристаллик, оставленный как-то архивариусом.
