— Что же ты Андрей Сергеевич нашим обществом брезговать стал? — поинтересовался князь у папы.
— Вы же сами, Ваше Высочество приказали мне ехать в обозе, — серьезно и строго ответил отец.
— Когда это? — притворно удивился князь.
— Когда изволили обругать меня за самоуправство и прогнать с глаз долой. А напоследок заметить, чтобы я не появлялся, — в голосе папы засквозила обида.
— Ты Сергеич пьян, что-ли? — князь Иван почти натурально изобразил недоумение. — Ну, пожурил, что без спросу взял телегу и пятерых землекопов… Ну, сказал про луковые и чесночные остатки из овощного подвала…
— Землекопы мне нужны были, чтобы на старом химзаводе выкопать бочки с реактивами. А телега, чтобы привезти. Зато теперь у нас газовые бомбы есть. А вы меня за них…
— Вот будешь теперь вспоминать… — ворчливо перебил отца Иван Васильевич. — Чашу меда сюда.
Хозяин Владимира не любил признавать свои ошибки.
Услужливо подскочивший холоп подал медовухи, влив туда стакан водки. Получился шмурдяк отменной мерзости.
— Пей, Сергеич, веселись. Нынче мы все в веселии перед трудами великими.
Отец с трудом выцедил эту пакость.
— Премного благодарен, — сказал он.
Я разочарованно подумал, что прав дядя Федор — из моего папы веревки вьют все, кому не лень. Я бы непременно сказал что-нибудь едкое.
Князь кивнул, сделал неопределенный жест, приглашая располагаться и оставил отца в покое.
Мы расположились в стороне от праздника жизни, где сидели такие же как мы серые мышки. Зато из темноты было очень хорошо видно все действо.
Я стал исподволь разглядывать участников вечеринки. Как всегда на таких мероприятия тут были амазонки. Они развлекали гостей, смеялись и строили им глазки. При дворе они сильно оголяли грудь и обтягивали тело тонкими, яркими тканями, на радость боярам и служивому люду. Но тут они были в черной полевой форме, с оружием и выглядели во мраке ночи смертельно опасными призраками. Мне вдруг пришло в голову, что телохранительницы княжны далеко не так безобидны, как это может показаться. Они сами называют себя "дикими кошками". А кошки только прикидываются ручными и до поры прячут острые когти в мягких подушечках лап. Однажды может настать день, когда на таком пиру амазонки порежут пьяных гостей, повинуясь приказу своей богини, которой тайно поклоняются.
Несмотря на закрытые лица, мне показалось, что я узнал тетю Веру, начальницу караула женской половины. У них с отцом был роман, который никак не мог завершиться законным браком. Она была молодой, светловолосой, ладной, красивой женщиной и я не понимал, чего папа тянет — Веру многие звали замуж. А дело было в бабке, которая всячески отговаривала и препятствовала этому, очень боясь, что «шалава» "окрутит" моего отца, а ее выгонит из дому, отправит к родственникам в деревню.
Тетя Вера смеялась и шутила с гостями, не отходя ни на шаг от высокой амазонки, которой они и остальные оказывали знаки особо внимания и уважения. Мне пришло в голову, что это должно быть дочь князя, недавно выпущенная из монастыря, где она училась грамоте, искусству управления и дипломатии, постигала рукопашный бой и тайны женской привлекательности.
Особенно активно вокруг нее терся младший Дуболомов. Как и все в роду Дуболомовых, Роман был крепким и кряжистым, удивительно ладным парнем. 3 года назад, он с прочими недорослями гонял голубей по крышам и лазил подглядывать в окна женской половины дворца, но его отец, боярин Гаврила Никитич, выхлопотал своему сынку должность ординарца при княжеском штабе. Отпрыск древнего рода разъезжал на громадном, под стать седоку, черном жеребце и был чрезвычайно важен и неприступен, выполняя копеечные поручения.
Сейчас, по моде наших вояк, чтобы показать себя во всей красе, Роман навьючил броник поверх кованых лат, напялил шлем с шишем, и повесил на пояс меч, длинный, широкий и неподьемный. Довершали его вооружение автомат со складным прикладом и подствольным гранатометом, кинжал и кобура с длинным крупнокалиберным револьвером, к которому не было патронов. Все это добро на пиру было нужно как рыбе зонтик, и служило созданию образа брутального мачо.
За Романом тянулась слава завзятого сердцееда, который не пропускает ни одной юбки: молодой боярин с большой охотой вносил свой вклад в дело прибавления подданных князя Ивана Васильевича.
Вот и сейчас, он как мог красовался перед амазонками, живописуя свои подвиги на поле брани и турнирах за шапку "первого поединщика". Девушки с интересом слушали его были-небылицы, которые он рассказывал не очень складно, зато живописно и артистично, искренне веря в свои слова. Княжеская дочь улыбалась молодому ловеласу и с удовольствием принимала его ухаживания.
Тетя Вера, приклеенная к девушке, бросала на папу быстрые озабоченные взгляды, проверяя, как там ее ненаглядный. Отец выглядел потерянным и сидел с пустым кубком печально глядя в огонь. Может быть он думал о чем и я, коря себя за интеллигентскую мягкотелость. Папе пару раз поднесли от имени князя крепенького, и он безропотно выпил.
Князь безошибочно рассчитал момент, когда спиртное подействовало. Он подошел к папе, положил ему руку на спину.
— Сергеич, тут некоторые мои бояре боятся в город идти. Они говорят, что с нечистью сражаться бесполезно. Да и грех это. Просвети нас, архивариус, откуда нечисть пошла и почему ее бояться не надо.
— Это можно, — ответил отец. — Мне бы к огню поближе.
Папа явно достиг той стадии опьянения, когда все окружающие кажутся милыми и симпатичными. Ему очень захотелось поведать своим новым друзьям и всему миру нечто особенное. Он поднялся и покачиваясь двинулся к огню. Его с почетом усадили поближе к костру. Мне пришлось перебраться вместе с ним и поскольку место было только одно, встать за его спиной. Народ сгрудился вокруг, лязгая металлом доспехов.
— Я вам прочту то, что наш Пророк Господень написал об этом, — торжественно изрек отец.
— А… — разочаровано протянул кто-то сзади. — Мы книгу Преподобной с первого класса приходской школы заучивали наизусть.
— Кто сказал? — грозно поинтересовался князь. — Вывести вон!
Кого-то вытолкали из круга. Отчетливо раздался звук поджопника. "Иди-иди, недоросль" — напутствовали изгнанного. — "С тобой Ромка в люди ходить — сраму не оберешься".
По голосу это был Дуболомов — средний, первый боярин в свите князя, Повелитель Огня. Он был обучен обращению с жаробоем, и на время походов владел одним из антикварных джаггернаутов княжеского арсенала.
— Это написано Иваном Волковым, — с деланой скромностью сказал папа. Он явно наслаждался вниманием такого числа людей. Потом, выждав, пока шум утихнет, продолжил. — Написано им самим, для самого себя. И, соответственно, безо всякого религиозного дурмана Преподобной.