Она непонимающе хмурится.
— Продолжай.
— Я родился с больной печенью. Доктора сказали, что проживу я недолго. Когда мне исполнилось пятнадцать, печень отказала окончательно. Я подыхал в больнице, не рассчитывая протянуть и неделю, а у родителей не было денег, чтобы купить донорский орган.
Анисса напрягается, не зная, что последует дальше, но предчувствуя нечто ужасное.
— Они не могли его себе позволить, но был и другой вариант, — продолжает Хит. — Мой брат Брайан был аистёнком, родители не ждали не хотели его, но вырастили с такой же любовью, как и меня. Или я так считал. — Хит делает глубокий вдох, словно собираясь с духом прежде чем продолжить. — Они продали его на чёрном рынке в обмен на новую печень и трансплантацию. Они сказали, что только так могли спасти мою жизнь. Я сказал, что если так, то лучше бы меня не спасали. Я умолял не жертвовать Брайаном, но остановить их не мог. — Он откашливается. — Они не сказали мне, принадлежит ли моя новая печень Брайану. В общем, я сбежал из дому как только выздоровел. Я знал, что должен помогать беглым расплётам, но никогда не был одним из них.
Он умолкает. Анисса колеблется, не зная, что ответить. Она не сомневается в правдивости этой истории, которая объясняет одержимость Хита расплётами. Но это ничего не меняет.
— Теперь я понимаю, — отвечает она не без сочувствия. — Но я никогда не соглашусь с твоим планом.
— Я кое в чём убеждён: люди, получающие эти органы, их не заслуживают. Они паразиты, живущие за счёт чужой плоти. Достался больной орган? Так тебе и надо!
— По-твоему, всё так просто? — резко отвечает она. — Умрёт пара человек, и всё закончится? Обычно бывает не так. Они быстро сообразят, придумают, как лучше проверять органы, а потом выследят источник заражения и придут сюда. Ты ничего не изменишь, вот только очень многих людей схватят, людей, которые тебе доверяли, которых расплетут из-за тебя.
Внезапно кто-то хватает её сзади. Она оборачивается и обнаруживает двух громил, бывших военных бёфов — парочка самых тупых, но и самых послушных приспешников Хита. Она пытается вырваться, но держат её крепко.
— Я привёл их с собой, — сообщает Хит, — на случай, если ты меня не поймёшь.
Он кивает, и Аниссу уводят и запирают в сырой, пахнущей старыми ботинками подсобке. План идёт своим чередом. Из друга Хита она превратилась его пленницу.
А рука болит всё сильнее.
• • •
Проходят дни. Заключённую кормят, но посетителей к ней не пускают. Хит держит её в изоляции — видимо, не хочет, чтобы его драгоценный план раскрылся до того времени, когда он будет запущен и остановить его будет уже нельзя. Анисса предполагает, что времени осталось не так уж много, поскольку уровень активности в депо заметно повысился, если судить по шуму за дверью, по приказным крикам и приглушённым разговорам.
— Знаешь, ничего ведь не получится, — взывает она к Себастиану, когда тот открывает дверь, чтобы протолкнуть внутрь тарелку остывших макарон. — Из-за него вас всех убьют.
— Понятия не имею, о чём ты, — отвечает Себастиан, хотя наверняка уж он-то имеет.
— Скажи Хиту, что я больна, мне нужны лекарства. Я поранила руку.
— Надо же, какое несчастье.
Дверь захлопывается. Рана на руке Аниссы действительно выглядит всё хуже, уже багровая, бурые жилки разбегаются от места пореза. Это жуткая, опасная инфекция, попавшая из какой-то чашки Петри в лаборатории Хита. «Вот только этого мне и не хватало», — думает пленница, болезненно разминая пальцы. Ей нужно добраться до Хита, пока не стало слишком поздно.
Но уже поздно.
Дождавшись, когда пустой автобус выедет из пожарного депо, Себастиан делает знак, и группа беглецов, одетых в белое, залезает внутрь. Джоб идёт первым.
— Ни пуха ни пера! — желает им Себастиан.
Все сидящие в автобусе подростки смертельно больны, пересадка здоровых органов их уже не спасла бы. Некоторые согласились на сотрудничество за вознаграждение: деньги для своих семей или какие-то личные обещания. Некоторые идут добровольно, выбрав осмысленную смерть жалкому уходу. Всем ввели разработанные Хитом маскирующие вещества и отправляют теперь в различные заготовительные лагеря на расплетение.
Легенда такая, что они десятины, жертвующие собой на благо общества, типа того. Себастиан заранее подготовил данные, это подтверждающие: записи о рождении, о семьях, личные детали. Но всё это сфабриковано. Правда же в том, что они обрушат медицинский кошмар на всех, кто получит их органы.
— Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать. — Себастиан закачивает считать и кивает, сверившись со списком. — Все присутствуют и учтены.
Дверь захлопывается, провожатый хлопает по ней ладонью, желая отбывающим счастливого пути.
— Извините, — произносит кто-то робко. — Вы мне не поможете?
Себастиан оборачивается и видит приближающуюся к депо девочку. Волосы у неё завязаны в хвостики, платье в дырах, рюкзак потрёпан. Грязная, голодная, усталая — наверное, пришла издалека. Себастиан слегка удивлён — как ей удалось пройти на территорию тайного лагеря незамеченной? Почему её никто не остановил? «Надо будет проверить…»
— Пожалуйста, — умоляет она. — Я расплёт, или должна была им стать. Я сбежала, и я слышала, что вы помогаете расплётам. Пожалуйста, помогите.
— Конечно, — отвечает он с улыбкой. — Добро пожаловать.
— Спасибо большое!
Себастиан машет рукой вслед уходящему автобусу, потом поворачивается к девочке с хвостиками.
— Как тебя зовут?
Но узнать её имя ему так и не удаётся. Она разводит руки в стороны, а потому с силой соединяет ладони, полностью меняя ландшафт Сентрейлии.
Взрыв хлопательницы оказывается намного мощнее, чем планировали его авторы. От детонации земля идёт трещинами, в которых собираются лужицы застоявшегося метана, тихо копившегося десятилетиями под почвой отравленного города. В сердце пожарной станции факелом взмётывается пылающий столб ветхозаветного пламени.
Себастиан поджаривается мгновенно. Автобус слетает с дороги, как игрушка, брошенная ребёнком, остов изгибается, шины и окна взрываются от огня. Заброшенные дома рушатся до основания. Горящие осколки летят во всех направлениях, покрывая мусором пространство размером со стадион. С неба дождём сыплются капли сжиженного газа. Дорожный знак с надписью «Добро пожаловать в Сентрейлию» взлетает к облакам и приземляется в четырёх милях от того места, где стоял. Вся растительность, заполонявшая улицы, опалена. Поле битвы.
