увядало". Далее шли совершенно непереводимые сочетания букв и каких-то закорючек. Из этой поэзии Сол понял мало, но строчки про увядание обнадеживали. Лишь бы исландец не совсем выжил из ума и действительно не перескочил на деревья.
Сол переслал письмо Гремету с пометкой "Надеюсь, ты поймешь, о чем речь".
- Я думал, это миф! Что-то из разряда научной гипотезы.
Сол протянул руку, включил свет. Начало шестого утра.
- Где ты? - спросил он сиплым после сна голосом.
- В лаборатории, где же еще?
- Ты разобрался? Что за тета-бета?
- Там же все написано, - удивился Гремет. - Тела русалок подобны дереву, по кольцам которого можно узнать, сколько ему лет и каково ему пришлось. Только их тела сохраняют информацию о воде. Обо всей воде, - скал Гремет с нажимом, - в которой они находились с рождения и до смерти с точностью до часа. В общем, приезжай.
- Судя по всему, она плыла с юга. Затем, видишь, количество воды резко сократилось - здесь она оказалась на суше, - Гремет водил пальцем по столбикам показателей, казавшихся Солу набором букв.
- А тут запас воды в теле снова пополнился, но это была уже другая вода. Очень так себе. В ней присутствовал хлор и базальц - антисептик, никак не полезный в таких объемах. Естественно, она не могла получить питательные вещества из такой воды и, вероятно, была истощена. Возможно, ее хотели вернуть в море. Надеялись, что там она оживет.
В морге больше не пахло ни гнилью, ни водорослями. Гремет показал все, что осталось от русалки - сморщенное, раскромсанное на части существо. Голова - единственное, что еще сохраняло черты лица, лежала отдельно. Гремет собирался ее заспиртовать.
- Еще у меня сложилось ощущение, что ее извлекали из воды, но сейчас уже трудно сказать, промежутки слишком коротки.
Он положил распечатку в прозрачную папку.
- Надеюсь, это действительно поможет, - сказал он.
Они смотрели на голову, напоминавшую вяленый фрукт, и Сол подумал, что так и не узнал, какие у нее были глаза. Ни разу не видел русалочьих глаз и уже вряд ли когда-нибудь увидит.
Он вышел во двор. Четверть восьмого утра. Сол позвонил Роберту.
- Выясни, где у нас вода с такими показателями. Делай запросы в лаборатории.
Три дня спустя Сол гнал автомобиль по петлям дороги, вьющейся меж гор Тауру, где, если верить гномам, по ночному шоссе неслась темная машина. Ехать здесь без света было безумием.
Сообщение Роберта застало Сола посреди официальной аудиенции, и прошло еще три с половиной часа, прежде, чем он покончил с формальностями и сел за руль. Дорога заняла около шести часов, если не считать двух коротких остановок, и привела к коттеджному поселку, словно сошедшему со страниц рекламного проспекта. Ухоженные газоны, яркие детские качели, ровно покрашенные белые заборы, золотой закатный свет, ласкающий листву деревьев, негромкая музыка из открытых окон кафе - при других обстоятельствах Сол счел бы это место идиллическим краем для загородного отдыха.
Нужный дом нашелся быстро. У ворот, почти перегородив дорогу, стояли три машины, и пришлось потратить еще четверть часа, выискивая место для стоянки на соседней улице.
Ворота не были заперты, и, когда Сол пересекал участок по ровно выметенной дорожке из белого камня, пара с соседского крыльца посмотрела на него с жадным любопытством.
Он вошел в дом без стука. В нос бросилась странная смесью запахов домашней еды, цветов, парфюма и сигарет, в которых безошибочно угадывался Troll ON.
Коридор кончался аркой без двери, и Сол увидел бежевые стены, знакомый кудрявый затылок Роберта, сутулую спину Ульфа и хорошо знакомое лицо, чьи тонкие черты в сочетании с нервной мимикой придавали хозяину сходство с доберманом. Это был адвокат, очень хороший и очень дорогой.
Человек, сидящий на стуле, был настолько обыкновенен и неприметен, что Сол на мгновение и сам испытал разочарование. Ему было лет пятьдесят, полное лицо покраснело и лоснилось от пота. Он то и дело щупал ворот белой тенниски, словно желая убедиться, что тот не душит его, и с первых слов его стало ясно, что он даже не пытался отпираться.
- Поймите, - говорил он, переводя жалобный взгляд голубых глаз с одного лица на другое, и обращаясь сразу ко всем. - Я вовсе не хотел ей зла. Вы должны это понять. Вы должны понять, - настаивал он. - Это несчастный случай. Я хотел только показать детям. Просто показать детям. Ничего плохого. Конечно, я не хотел убивать.
При этих словах женщина, сидящая в углу на диване, вздрогнула всем телом. Стоявший лицом к окну парень лет семнадцати повернул голову и бросил на Сола неприятный оценивающий взгляд. Будто не найдя в нем ничего, достойного внимания, он снова отвернулся.
- Стоп! - властно вмешался Доберман. - Никто не говорил об убийстве.
- А что это было по-вашему? Увеселительная прогулка? - в голосе Роберта была резкость, о которой Сол и не подозревал. Из парня-то выйдет толк.
- Какие люди, - усмехнулся Доберман, заметив Сола. - Неужели требуется вмешательство высших дипломатических слоев?
- Представь себе, - сухо ответил Сол.
Человек на стуле посмотрел на него с надеждой.
- Я хотел отвезти ее к морю, - пояснил он.
- Для этого вам потребовалось ехать в место, расположенное в шести часах езды отсюда? - вмешался Сол.
Человек сник, шмгынул носом, и Солу даже показалось, что он сейчас заплачет.
- Кстати, что с фарами машины?
- Что?
- Они исправны?
- Я не пойму, почему вы вмешиваетесь, - прервал Доберман. - Я требую оформить процедуру официального допроса. Все, что здесь сказано, не имеет силы.
- Я просто интересуюсь.
Могло показаться, Доберман даже дрожит от азарта. Но Сол успел узнать его слишком хорошо. Этот пес умел делать свою работу, и он будет мотать всем нервы до тех пор, пока его счет регулярно пополняется, разыгрывая целые спектакли во имя праведного гнева.
- Поймите, пожалуйста, я просто хотел показать ее детям. Это только моя вина, - с этими словами мужчина уронил лицо в ладони и, к удивлению Сола, действительно заплакал.
- Прошу принять во внимание эмоциональное состояние. И чистосердечное раскаяние, - немедленно вставил Доберман.
Казавшийся безучастным, парень вдруг быстро вышел из комнаты, едва задев Сола плечом.
Ульф кивнул Солу, и он тихо пошел вглубь дома, но обернулся, услышав шаги. Женщина, сидевшая на диване, стояла, как призрак, открыв рот. Она
