— Свечу, князь, забыл взять. Темно в хоромах–то.
— Не князь я, а нарядчик, говорил уже тебе. Князья в староотеческие времена живали, а теперь поизмельчал народец русский для настоящего князя. Для царя — тем более… А свечей не держим, потому как у меня вот что есть.
Воевода вынул из кармана светящийся шар.
— Ладонь не опалишь–то?
— Холодного свечения, не боись. Ну, пошли, пока все опочивают.
Нарядчик три раза прихлопнул в ладоши — перед ними разошлись в стороны створки дверцы, за которыми была тесная каморка.
— Не пытошная ли? — попятился купец.
— Подъём–спуск бесшумный эта коморка делает. О ней никто пока не ведает. Подземельные умельцы с Каменного пояса это диво мне тайно сладили.
Воевода коснулся пальцем бронзовой пластины. Подъёмник вздрогнул и тихо тронулся. Они опустились на три яруса под землю, где в просторной палате у стен из рукотворного камня, секрет изготовления которого давно утерян, сияли такие же шары, но побольше.
— Откуда на стенах такое чудо светящееся?
— Наши стеклодувы наловчились выдувать в стекольнях.
— А как эти шары горят?
— Поветрие внутрь особое закачивают, что под силовым полем светится.
— А чем ты их подпаливаешь?
— Они и без огня светят.
— Колдовством?
— Какое там! Рукотворное чудо, а не колдовство. Толком объяснить не сумею, потому как те подземные мастера у нас и сами косноязыкие. Любой из них самому себе растолкование не одолеет, а уж объяснить другому что к чему и сами неспособные. Сделать — сделают, а растолковать слабО им, потому как наук у нас нет. Только того и есть, что староотеческих книг толкование, алхимия, метафизика и звездосчитывание.
— А библиоведение?
— Это я за науку не почитаю. С помощью библии неболёта не построишь. Нам естествознание потребно, а его–то у нас как раз и нету.
* * *
— Вон на той стене, купец, вся наша таёжная сторонка северорусская высвечена. Береговая кромка Ледовитого моря нашим землепроходцам хорошо ведома. Ещё вот под нашей властью Инзень–городок, Ледозёрск, Студенец–острог да прибрежные посельица, где морского зверя бьют и рыбу ловят. Дальше никто из наших не бывал. Морем ходить нам чернецы не велят. Это грех велий, потому как вода в море солёная — бесы туда напудорили. Только реки нам разрешены и озёра.
— Этого мало для осознания своего места в мире будет, — покачал головой гость. — Кто мира не видел, тот слеп остался.
— Таимся мы от мира. Не только святые отцы нам вольно бродить по свету не дозволяют — самим боязно заблудиться. В наших краях заблудишь — верно пропадёшь. Ходим днём по солнцу, ночью по звёздам, и то недалече, потому как чаще всего небо облОками заволочено. Никто из наших острожников даже в Архангел–городке на Беломорье не бывал. Леса вокруг дремучие и чащобные, поперёк пути реки к морю текут, а мы только по рекам и ходим. А ты, купец, как это пеши и конно по всему миру бродишь и не блудишь?
Гость снял с шеи золотую цепь и поставил на стол ящичек из кипарисового дерева с бронзовой отделкой. На крышке был стеклянный глаз, в котором плавала блестящая стрелка.
— Прибор–путеказ, творение рук восточных кудесников. Стрелка в запаянном сосуде с елеем всегда на север кажет, как его ни крути.
Воевода весь аж загорелся от любопытства, вертел прибор так и эдак, аж засопел и раскраснелся до пота на висках. Стрелка упорно клонилась в одну и ту же сторону.
— Тайну сию знаешь?
— Восточные кудесники тайны намертво хранят.
— Дозволь моим подземельным мастерам хоть одним глазком на сей прибор взглянуть! Они вмиг смикитят. Мы уже давно у себя стекольни завели и стеклодувов выучили.
— Показать покажи, только ломать не вели, — согласился купец.
— Ни боже мой! А у тебя есть картина мира, на харатьЕ вычерченная?
Купец снял со спины кожаную трубу на лямке и вынул из неё свиток.
— Вот изображение всех сторон света и стран мира, известных нам до сего дня.
— А что за пергамент такой тонкий?
— Сей пергамент сиречь бумага.
— Неужто та самая, на какой древние книги писались?
— Писали когда–то на бумаге, да только те книги давно рассыпались в пыль.
— У нас под землёй в сухих схронах ещё сохранились кой–какие, более всего розмысловые, с чертежами да с картинками замысловатыми… Это кожица телячья такая тонкая или бересту так ловко умельцы склеивают?
— Из щепы дерева шелковицы сначала варево варят, а потом тоненько на противень выкладывают, чтобы варево высохло в лист, который под тяжкий спуд кладут для гладкости бумажной поверхности.
— А из осины али там ольхи ту бумагу можно варить?
— Тайну надо знать.
— А ты знаешь?
— На Востоке из мастеров тайны и под пытками не вытащишь.
— Это уж точно. Мы одного иноземца–рудознатца насмерть запытали, а тайны булата не узнали. Пришлось самим дознаваться, как сплав делать, чтобы ржа по нему никогда не пошла.
— Неужто нержавейка?
— Хоть ты в болото клинок кинь на год — ни пятнышка не сядет.
— Чудные дела у вас творятся, князь!.. На–ко вот посмотри на картину мира, — разостлал купец свиток на столе. — Там тоже много чудес увидишь. Вот мой Грумант–остров, где самоеды. Вот Кола, где лопари ещё остались, по–русски с ними можно договориться. Вот Ижора и Колывань, где вепсь и чудь с нами живут бок о бок. Говорка у них русская, с ними мир и лад. Вот Чёрноморье, вот море Хвалынское, а между ними Колхида и Шемаха за каменной стеной гор Кауказоса. Людей там повсюду очень мало. Говорка русская, но выговор гортанный, и с древлеправославными русскими те люди плохо ладят, по себе знаю. Без меча торговый человек не пройдёт теми местами — ограбят, если не убьют.
— А Волга, русская река, ещё течет, как в старых книгах писано?
— В море Хвалынское впадает, как от веку было.
— А Непра–река?
— На ней Киевок–городок и посюль стоит махонький, гостевая вольница, где купцы товары на склады переваливают. Там многие язЫки сходятся, но со всеми можно по–русски без труда сговориться.
— А Ергень — Дон–речка не пересохла?
— В Меот–болото больше не впадает, как допрежь в летописях писано, а в Волгу, как и Урал–река. С того места их совместного впадения, видишь, десять рукавов тянутся в Хвалынское море. Месторасположение богатое и благодатное, хлебное и пушное, мясное и рыбное. Там казаки казакуют, хлеба не сеют, земли не пашут, а сыты и пьяны круглый год бывают, потому как проезжие купцы им хлебом кланяются. Земля богатая, целинная, сам–двадцать житного урожаю дала бы, но и досе холостует без оратая. На обеих берегах Волги трава в степи вельми буйная — всадника с головой скроет.
