защитник, не плачьте… — проговорил руад, подходя к Стерко. — Чем сильнее вы будете желать, чтобы с ним всё было в порядке, тем вы лучше поможете ему.
— Да я не о Лэри, — буркнул Стерко, вытирая глаза.
— Так и я не о нём, — нахмурился руад. — Думайте о том, что ваш сын выживет, и никак иначе.
Стерко не сдержался, оттолкнул руада, и, отвернувшись, запрокинул голову, пытаясь успокоиться.
— Не плачьте, Стерко. Я помогу вам.
— Вот утешил!.. Да пропади ты пропадом! — прошипел Стерко, развернулся и пошёл прочь, торопливо настраивая браслет на путь домой.
ГЛАВА 12. Пасынок вершителя
— Игорёк, ты не спишь?
— Отвяжись, ради Бога, — пробурчал Игорь. — Не понимаю, почему ты вообще сидишь со мной? Ты мне никто…
Он перевернулся на диване вверх лицом и покосился на Олю. Девушка сидела в кресле, заложив ногу на ногу, и нетерпеливо смотрела на Игоря.
— Я просто подумала, что могу чем-нибудь помочь. Может быть, тебе что-нибудь нужно?
— Всё, что мне нужно — это… — Игорь замолчал, поняв, что не может выразить словами, чего хочет.
Ничего ему было не надо. Разве что, понять.
— Почему?.. — вздохнул он.
— Ну ты же читал заключение… — вздохнула она. — Допился наш Андрюша до чёртиков, вот сердце и не выдержало.
— Нет, Оля, — с сомнением проговорил Игорь, поднимаясь и спуская ноги с дивана. — Нет, здесь что-то не так.
— Так, не так… Ничего уже не вернёшь, — мягко сказала девушка. — Возможно, просто судьба его была такая. Во всяком случае, ты ни в чем не виноват. Спускайся-ка ты на землю, к суровой правде материальной жизни. Тебе что поесть приготовить?
— Ничего.
Она покачала головой:
— Ну вчера я и настаивать бы не стала. А сегодня что, идёшь на принцип? Траур у тебя выражается в голодовке?
— Никакой голодовки. Просто нечего лезть ко мне. В этом доме я хозяин! — отрезал Игорь и встал с дивана. — Покровительница нашлась…
Оля вдруг взглянула на Игоря с очевидной неприязнью.
— В чем дело? — рассердился Игорь.
— Не надо так со мной разговаривать.
— Не нравлюсь — дверь в конце коридора!
Он взмахнул руками, словно прогоняя её, но отступил назад и снова сел на диван. Оля подошла и смирно присела рядом.
— Перестань! Ты сам себя мучаешь…
— Я хозяйничаю в этом доме, — упрямо повторил Игорь. — И давно живу тут один, без Андрея. Я вполне способен сам со всем справиться. Твоё участие мне не нужно. Я даже совсем тебя не знаю… Да и Андрей тебя толком не знал.
— Это намёк на то, чтобы я убиралась вон? — уточнила она.
— Да нет. Когда захочу тебя выгнать, намекать не буду, скажу прямо. Во всяком случае завтра можешь точно здесь не появляться. Я весь день буду в школе.
Она покачала головой:
— Ты же слышал, что сказала та женщина из какого-то там комитета. Тебе придётся теперь несколько лет жить в интернате. Она тебе к завтрашнему дню велела собрать самое необходимое.
— Никуда я не поеду. У меня дом есть.
— Тебе только пятнадцать.
— Какая разница? Мне не надо детей кормить. А сам с собой я как-нибудь справлюсь, после Андрюшки денег осталось много.
— Да, в самом деле, — улыбнулась Оля. — У тебя есть ещё какая-нибудь родня?
— Нет, совсем никакой. Мать умерла, когда меня рожала. Андрею тогда было десять.
— Бедняжки, — коротко вздохнула Оля. — С кем же вы жили?
— С дедом. Он был непростой человек, старой закалки. О матери мне не рассказывал, только всё ругал её, что она детей неизвестно от кого прижила… — печально поведал Игорь. — Андрюшка сначала в институт поступил, а потом сказал, что нам с ним жрать нечего, и пустился во все тяжкие. Сначала, конечно, таким он не был, просто вертелся… А потом друзья появились из «деловых». И он сказал, что ему некогда меня воспитывать, что если я не хочу в детдом, должен сам со всем справляться и не делать глупостей… Он себе квартиру снял. Последний год только на полчаса в неделю заезжал бабок подкинуть, и всё…
Игорь не смог продолжать. Он готов был по-детски расплакаться, но ему не хотелось, чтобы девушка снова назвала его малышом.
— А твой отец?
— Да не было его никогда.
— Да что ты говоришь? — кисло усмехнулась Оля. — А я-то думала, что в твоём возрасте мальчики уже знают, откуда берутся дети.
Игорю раздражённо шмыгнул носом:
— Я понятия не имею, кто он. И Андрюха своего не знал. И дед нам ничего не говорил, или не хотел говорить.
Оля со вздохом посмотрела по сторонам и заметила:
— Слушай, я всё хочу спросить тебя… А что ты зеркала не завесил?
— Чего ради? — буркнул Игорь, вставая.
— Ну… Ты что, никогда не слышал, что старики говорят?
— Что покойник назад являться будет? — усмехнулся Игорь. — Ерунда это всё.
— А если не ерунда?
— Что ж… Если бы Андрюшка вернулся назад, это было бы здорово. Снова стало бы нескучно, и поцапаться было бы с кем.
— Ты что, серьёзно? — удивилась Оля.
Игорь молча кивнул.
Оля покосилась на большое зеркало во весь рост в дверце громоздкого платяного шкафа и проговорила поспешно, словно боясь, что Игорь оборвёт её:
— Назад-то они действительно не возвращаются, это ты прав… Но вот место, куда душа покойника может попасть через незанавешенное зеркало — это очень дурное место, Игорь… Если зеркало оставить, Андрея точно перехватят. Он родится снова в Аду Зеркал. Он там, конечно, сможет приспособиться, но не раз вспомнит тебя недобрым словом за то, что ты оставил зеркала открытыми.
Игорь замахал руками:
— Иди-ка ты подальше со своими сказками.
— Ты ошибаешься, — серьёзно сказала она, и вдруг резко сощурилась. — Это не сказки. Но, конечно, я не могу заставить тебя поверить. Но лучше бы ты меня послушал.
Игорь сам не понял, как гнев так быстро и неудержимо вырвался наружу:
— Иди-ка ты вон отсюда!
— Хорошо, Игорь, я уйду, — она с лёгкостью вскочила с дивана и пошла к двери.
Игорь не стал её останавливать. Он даже обрадовался тому, что наконец останется один и сможет дать волю едким слезам, щекочущим горло.
— А что передать Андрею, когда я увижу его?
Прошло несколько секунд, прежде чем до Игоря дошёл смысл услышанного.
Он повернулся к Оле и не поверил своим глазам.
Её лицо… Оно изменилось до неузнаваемости! Игорь не мог понять, кто стоит перед ним. Конечно, это была она, но блестящие глазищи стали вдруг отстранёнными и глубокими. Она смотрела на Игоря, словно женщина, прожившая на этом свете долго и несчастливо… Будто бы совсем другой человек.
