Ознакомительная версия.
"Главное, чтобы всё было оформлено юридически грамотно, – вспомнил он слова придворного адвоката. Тогда никто не сможет подкопаться и опротестовать решение. Иностранцы весьма щепетильны в подобных вопросах, от буквы документа не отступают".
Президент перебрал в памяти предыдущие Указы: о концессии на водные ресурсы, на рыбные, на лесоразработки, на сбор грибов и ягод, на использование сельхозугодий. И все они скреплялись жёсткой юридической формулой "на веки вечные". Кажется, больше в стране не осталось ничего, что можно продать иностранным компаниям. А как иначе, если свои не умеют правильно эксплуатировать собственные природные богатства?
И с каждого Указа Президенту (а после его смерти – наследникам) иностранные компании отстёгивали солидный куш. Свои столько не дали бы. А что делать: сегодня Президент, а завтра придётся передавать дела Преемнику. Приходится соблюдать видимость законности: детям и внукам власть не передашь: те же иностранцы возмутятся.
"Интересы страны – понятие расплывчатое, – подумал Президент, – одному нужно одно, другому – другое. Интересы семьи более конкретны".
Кому, как не Президенту, знать, что удовлетворить всех жителей страны невозможно? Поэтому в первую очередь следует позаботиться о себе, о своих близких. Как иначе обеспечить им постоянный доход? Зарплата, даже Президента, мизер. А тут стабильный процент. Иностранцы превыше всего ценят юридическую правильность оформления подобных документов. На своих в этом случае положиться нельзя.
"А этично ли я поступаю?" – мелькнуло в голове Президента неожиданная мысль. И тут же сменилась другой, успокаивающей: "Каждый распоряжается тем, что имеет. По-народному, а народ у нас мудрый, несмотря ни на что, звучит: "У воды, да не напиться?" То есть народ заранее оправдывает подобные действия!"
И, удовлетворённый, Президент подписал последний Указ о назначении Преемника. Это тоже будто бы находилось в рамках народных традиций, или, по-иноземному, народного менталитета. Но ни одной поговорки на эту тему Президент не вспомнил.
* * *
Новый Президент, приняв присягу на верность народу, первым делом издал свой Указ, который гласил:
"Сим удостоверяется, что с Такого-то числа Такого-то месяца Такого-то года от рождества Христова, впредь, до особого распоряжения, заканчиваются "Веки Вечные" и начинаются "Новые Времена".
Деньги любили его. Они выползали из всех углов, из всех каморок того гигантского террариума, который он им построил, и ползли к нему. Цепляясь за одежду, лезли вверх, взбирались по костюму до самого лица и нежно прижимались к щёкам. Они ластились к нему, как котята – зелёные маленькие котята, плоские и бумажные.
И он тоже любил их, не оставляя каждую вниманием и ласково поглаживая зелёные спинки, иных даже целуя. А, погладив, снимал банкноту с себя, бережно опускал на пол, и та ползла, осчастливленная, на место.
Он улыбался. И это была не обычно-вежливая улыбка, образец которой он перед этим мне демонстрировал, нет, это была улыбка погружённого в свои мысли человека, чуть блуждающая и безмерно счастливая. Он улыбался так, будто встретил старинного друга, Улыбался, прикрыв глаза от невыразимого блаженства. А я… Я прижался к стене, отдергивая ногу всякий раз, когда мимо проползала какая-нибудь банкнота. Глаза мои были широко раскрыты, они впитывали происходящее, перебегая от предмета к предмету, от банкноты к банкноте – больше тут, собственно, никаких предметов не было; только банкноты и маленькие конурки, в которых они, видимо, и жили. Глаза беспомощно оглядывали окружающее, и всё увиденное задерживалось в них, не доходя до мозга, так что видеть я мог, а вот обдумывать – не имел возможности. Я был словно иконоскоп: глаза сканировали пространство, передавая информацию куда-то в глубины мозга для последующей обработки, но которая задерживалась в каком-то накопителе.
Этого человека звали Джо Стил, человек, который приручил деньги. Так говорят о всяком, у кого много денег, про кого хотят сказать, что деньги стекаются к нему рекой, что каждая финансовая операция приносит немалый доход. Но Джо Стил не приручал деньги, он создал их – создал такими, как показывал мне.
– Было очень трудно, – говорил он потом, в кабинете, когда я немного отошёл от увиденного, приняв несколько капель виски, – особенно в отношении рисунка. С формой, размером и фактурой я справился довольно легко, на это не понадобилось особых усилий, а вот внешнее оформление… Хотите посмотреть промежуточные экземпляры?
Я кивнул – говорить я пока не мог – и тогда он потянулся к альбомам, выглядывавшим из книжного – или казавшегося книжным – шкафа.
– Вот, взгляните, – он протянул альбом, – к чему приводят случайные мутации.
Я с трудом уместил альбом на коленях. Обложка скрипнула под моими пальцами, раскрываясь… Бумажки теснились на каждой странице, вплотную друг к другу, иногда мешая, наползая одна на одну. С начала шли именно разноцветные бумажки, я даже не могу назвать их деньгами: круглые, треугольные, шестигранные. Разноцветные, как фантики для конфет, лишь постепенно сменяясь привычными прямоугольниками. Но и среди них наблюдалось разноцветие. Непривычно было видеть синего Джорджа Вашингтона иди красного Авраама Линкольна. Стил сгруппировал их по цветам – специально, или это отражало какой-то определенный этап в их развитии? Я не знал, а спрашивать посчитал слишком мелким: лучше приберечь вопросы на более важное. Хотя под ворохом мелких вопросов всегда можно протащить несколько более крупных. Но пока спрашивать не стал.
Некоторые выглядели очень красиво – например, изумрудно-коричневая, достоинством в двести долларов.
Наверное, столько и слов в языке нет, чтобы описать все цвета и оттенки, которые я увидел. Впрочем, я не колорист – те наверняка нашли бы для каждого цвета своё название. Хотя оттенков цвета, по-моему, насчитывается около 16 миллионов, а вот слов в словаре…
Тут были фиолетово-бежевые, фиолетовые, жёлто-малиновые, красно-оранжевые и синевато-алые бумажки. Одноцветные группировались отдельно, за одноцветными шли полихромные (нет, он всё-таки специально группировал их), цвета переливались с одного края банкноты на другой, чередовались клеточками, полосочками, треугольничками, просто бесформенными пятнами наподобие маскировочной окраски камуфляжного костюма.
Рисунок одной банкноты напомнил мне шкуру сетчатого питона, виденного однажды в Кентуккийском заповеднике. Здесь были деньги-леопарды и деньги-пантеры, чёрные, как ночь.
Совершенно очевидно, что Стил оставлял наиболее выдающихся представителей своего вида: двух банкнот с одинаковым рисунком я не встречал. Тем удивительней было присутствие большого количества грязно-серых бумажек пепельных мрачных тонов и оттенков, тусклых.
Ознакомительная версия.
