Стоя на крыльце, она вдохнула морозный воздух. Стало чуть легче, словно слезы на улице замерзли.
— Здравствуйте, Мария Давидовна.
Она повернула голову на звук знакомого голоса. Капитан Ильюшенков затушил сигарету и подошел к ней.
— Приятно вас увидеть, — улыбнулся он, — да еще в таком интересном положении. Вот не ожидал, что с вами это произойдет.
— Что это? — спокойно спросила она, выделив второе слово и внезапно ощутив злость. Грусть неожиданно исчезла. Слезы испарились. Мысленно она сжала кулаки, словно приготовилась отразить нападение.
— Ну, — неопределенно помотал руками капитан, — это ваше состояние.
Заметив недоуменный взгляд собеседницы, он высказал свою мысль точнее:
— Беременность.
— Ну, и что здесь необычного? Или вам кажется, что я не женщина и не могу быть беременной?
— Нет, что вы, — поднял ладони Ильюшенков, — конечно, вы — женщина. И даже очень симпатичная. Я вот только думаю о том, кто отец ребенка?
— И какое вам до этого дело?
Мария Давидовна говорила с неприкрытой злостью в голосе. При этом смотрела она на собеседника, слегка прищурившись и презрительно скривив губы, словно хотела показать, что она не хочет говорить с ним.
— Помнится мне, однажды я к вам пришел, и вы мне сказали, что между вами и Ахтиным нет никакой связи. Это было накануне вашего отъезда в санаторий, рядом с которым через две недели мы поймали Парашистая. И теперь мне кажется, или, если быть совсем уж точным, я уверен, что результат этого отсутствия связи сейчас очень хорошо виден.
Капитан Ильюшенков показал рукой на живот, и Мария Давидовна инстинктивно отодвинулась от собеседника.
— Или вы мне снова скажете, что у вас с Ахтиным ничего не было?
Доктор Гринберг, глядя в глаза капитана, неожиданно для самой себя улыбнулась и спокойным голосом нецензурно сказала:
— А шли бы вы, капитан…
Она повернулась и, по-прежнему, улыбаясь, пошла в сторону дома. Она смотрела на голые деревья, на сугробы вдоль дороги, на спешащих куда-то людей и ничего этого не видела.
Мария Давидовна шла и думала о том, что же у них с Ахтиным было — просто секс или любовь? Порой ей казалось, что с его стороны не было никакого чувства, и она сама придумала и поверила в свои выдумки.
Однако, вспоминая рисунок Ахтина, показанный ей капитаном, она приходила к мысли, что он любит её.
Иногда казалось, что вообще ничего не было — может, она просто много выпила и ей привиделась ночь с Ахтиным.
И потом сразу же она вспоминала глаза Михаила, и — хотелось плакать от счастья.
Капитан только что назвал одно из важнейших событий её жизни простым словом «связь». И Мария Давидовна поняла: не смотря ни на что, она знает — он любит её, а она любит его. И это главное.
Так же, как главное для неё сейчас — плод мужского пола, медленно растущий в её животе, которого она ждет и любит.
Глава четвертая
Узнавая бездну
1.
Ближе к вечеру мы дошли. Вокруг всё та же тайга. И снег. Перед нами узкое отверстие в земле, прикрытое кустами. Можно пройти мимо и не заметить, особенно в сумерках. Скорее всего, вход в пещеру. Я знаю, что на Урале много карстовых пустот, поэтому говорю Виктору:
— Наверное, пещера.
Он кивает, не говоря ни слова. Обернувшись к мужику, который нас сопровождает, он спрашивает:
— Нам сюда?
Получив в ответ кивок головой, он смотрит на меня:
— Ну, что, пошли.
Я улыбаюсь. Мне все больше и больше нравится ситуация. Не думаю, что здесь прячутся какие-нибудь беглые преступники. Это было бы слишком просто. Да и зачем им вести нас сюда, к их логову?
Вопрос, который возникает в сознании — зачем кому-либо уходить в глухую тайгу и жить в пещере, где нет никаких удобств и благ цивилизации, особенно зимой?
Ответ на вопрос сам просится на язык, но я молчу — не зачем торопить события, думаю, мы скоро всё узнаем.
Лаз достаточно узкий, но вполне проходим. Я пробираюсь за Виктором, протискиваясь между камней. Мужик в меховом полушубке неторопливо следует за мной. Проход постепенно становится шире, и вот я уже я могу идти прямо, не наклоняя голову и не поворачиваясь боком. Становится теплее. И темнее. Мы проходим еще пару десятков метров и выходим в небольшую пещеру, в центре которой горит небольшой костер. Виктор останавливается и смотрит вверх. Закопченный потолок совсем рядом, — протяни руку и дотянешься. Я смотрю на фигуры у костра. Три женщины сидят и что-то делают руками. Я не сразу понимаю, что они вылущивают орехи из кедровых шишек. Перед ними стоят два мешка, — из одного они берут шишки, в другой бросают орехи. На них серые полушубки, скорее всего, из заячьих шкурок, и все трое смотрят на нас широко открытыми удивленными глазами. При этом работать руками они не перестают.
Мужик толкает Виктора дулом ружья и показывает, куда идти дальше. Проход становится то уже, то шире, и мы продолжаем двигаться, причем, дорога явно идет под уклон. Когда мне кажется, что мы уже шагаем достаточно долго, выходим в следующее пустое пространство. Теперь уже значительно больше — потолок теряется вверху, а неровные стены растворяются во мраке. Здесь прохладно, но все-таки значительно теплее, чем в тайге. Три факела освещают ту часть пещеры, где мы находимся.
Я с интересом смотрю на человека, который сидит на камне у стены. Он выглядит спокойным и невозмутимым, словно такие, как мы, приходят сюда каждый день. Света от факелов хватает, чтобы разглядеть его: темные густые волосы и борода практически скрывают лицо. На нем длинная шуба, скрывающая тело. По сути, я ничего не могу разглядеть, кроме глаз, которые направлены на нас. Впрочем, и в них я заглянуть не могу, потому что человек не смотрит на нас.
— Здравствуйте, — говорит Виктор.
— И вам хорошо жить, — отвечает человек в шубе неожиданно сочным и густым басом.
Так как он больше ничего не говорит, Виктор через минуту пытается сказать слова благодарности:
— Спасибо за помощь. Мы заблудились в лесу, идем уже около месяца, а все никак к людям выйти не можем. Может, вы подскажете, где мы находимся, чтобы я мог сориентироваться?
Не получив ответ на свой вопрос, Виктор немного медлит, а потом говорит:
— Нас было трое. Меня зовут Виктор, а это — Михаил. С нами был еще один человек по имени Валентин, но он утром ушел, ничего нам не сказав, и мы не знаем, где он.
Сидящий человек никак не реагирует на его слова, поэтому Виктор, вздохнув, произносит:
— Извините, если что не так, но нам бы хотелось выйти из леса и вернуться к людям. И это всё, что нужно.