— И я спрашиваю вас — все ли помнят, какое Знамение мы ждем?
— Все, — тихо прошелестел ответ паствы. Каждый прошептал слово, и словно дуновение ветра оно вернулось к Пророку.
— Я говорю: когда кровавые реки потекут из ран Иисуса, — Пророк, схватив ближайший к нему факел, вскидывает руку вверх. Свет падает на стену за спиной Пророка. И внезапно из полумрака возникают очертания человеческой фигуры. Большое распятие, созданное природой — время и вода создали из камня грубые очертания человеческой фигуры. Склоненная голова, раскинутые в стороны руки, туловище и ноги. Думаю, что небольшие недоделки природы подправил человек, но разве это имеет значение для собравшихся здесь овец, которые с восторгом взирают на освещенное факелом распятие.
Тени, замерев, широко открытыми глазами смотрят на скалу за спиной Пророка. В полной тишине голос проникает прямо в сознание:
— Я говорю: когда пробитая гвоздями плоть Христа начнет сочиться кровью, когда из ран проступит кровь, когда из глаз Его хлынут кровавые слезы, узнаем мы, что пора собираться в путь. Чтобы быть там, где Он будет ждать Избранных.
— Чтобы встать справа от Него!
— Чтобы жить рядом с Ним вечно!
Две последние фразы Пророк выкрикивает, и этот эмоциональный взрыв заставляет паству вскинуть руки вверх, и, как эхо, повторить многоголосым хором:
— Вечно!
Мне кажется, что я единственный, кто никак не среагировал. Виктор стоит с поднятыми руками и с восторженным удивлением взирает на стену. И я этому не удивлен. Судя по тому, что вижу и слышу, Пророк знает свое дело. Умный человек, который умеет пользоваться внушением и человеческими слабостями. Я смотрю на него и размышляю о том, зачем ему это? Для чего жить далеко от цивилизации, в таежной глуши, в пещере без элементарных удобств в ожидании конца света?
Власть над людьми?
Возможно. Пусть даже овец у пастуха несколько десятков, власть над тупыми созданиями дает ощущение силы и вседозволенности.
Может, он преследует какие-то меркантильные цели, о которых я даже не догадываюсь?
Ну, или Пророк действительно, свято уверен в том, что говорит.
Почему бы и нет.
Если хочешь убедить кого-то в чем-то, то сначала сам уверуй в предмет убеждения. И к тебе потянутся тени, ибо чаще всего — не ведают они, что творят, ибо им нужен поводырь, который отведет их в бездну.
3.
Я сижу и созерцаю сталактит. Он растет из потолка пещеры, и, судя по размеру, прошло сотни лет с того момента, как он появился. Бесконечность — вот что я вижу на самом конце сталактита. Даже если своды пещеры обрушаться, сталактит никуда не исчезнет. Он просто станет камнем, и у него не будет этого красивого названия. Впрочем, если исчезнет человек, то некому будет называть сталактит его именем.
Я размышляю о странности восприятия действительности: прошло так мало времени, а мне кажется, что я в этих пещерах нахожусь уже целую вечность. Вроде, только вчера мы под конвоем Архипа появились здесь, а в памяти почти стерлось всё то, что было до этого. Как бы кощунственно это не звучало, но даже образ Богини настолько размыт, что думаю, я бы не смог сейчас её нарисовать. Будто всё было так давно, что уже не кажется реальностью.
Может быть, это был сон.
Я улыбаюсь, потому что знаю — это игры сознания. Оно заставляет меня жить здесь и сейчас, старательно убирая из памяти всё лишнее, что может помешать выжить.
Словно у меня такая же, как у всех теней цель — выжить.
Кстати, Марию я тоже практически совсем не помню. Где-то далеко, на самом краю сознания присутствует её образ, но — и всё. Словно не было наших встреч, словно я никогда её не любил.
Виктор спит. Свернувшись калачиком, он закрывает лицо руками, чтобы свет от факела не падал ему на лицо. Мне свет совсем не нужен, но погасить факел нам не дает Архип. Мы находимся в небольшой тупиковой пещере, из которой всего один выход, и я знаю, что там сидит наш бессменный немой охранник. Он не позволяет нам выходить, и говорить с кем-либо. Это похоже на заключение в тюремной камере, но при этом нам никто не сказал, в чем мы виноваты. Впрочем, я думаю, что Пророк не знает, что ему с нами делать.
Вчерашнее шоу закончилось так же неожиданно, как и началось. Пророк просто перестал говорить. В тишине люди медленно разошлись, а мы последовали туда, куда нам показал Архип. Жестами он показал на еловую подстилку, дескать, тут мы должны спать, и оставил нас в маленьком помещении. Виктор лег и сразу уснул, а я сижу и думаю.
Я не знаток христианской религии, — точнее, я прочитал Библию от начала до конца. Повествование об Иисусе Христе, написанное странным и не совсем понятным языком, меня не впечатлило, поэтому я с трудом сделал это и больше не открывал эту книгу. Однако этого мне хватило, чтобы понять, — Пророк в своей проповеди использует фразы оттуда. Умело манипулируя словами, он создает достаточно логичный и интересный мир, куда призывает свою паству. И, главное, — он предрекает скорый конец света. И это самое любопытное в том, что я вчера услышал.
Я хочу снова встретиться с ним. Поговорить глаза в глаза. И прикоснуться к нему, чтобы узнать — действительно ли он верит в то, что говорит. Или Пророк использует конец света, чтобы заставить паству бояться.
Виктор просыпается. Удивленно посмотрев по сторонам, он видит меня, и спрашивает:
— Где я?
— Всё там же, — отвечаю я.
Он кивает, будто я всё ему объяснил. Он вспомнил, поэтому мой ответ ему не нужен.
— Сколько я спал?
— Не знаю, — пожав плечами, отвечаю я, — здесь не понятно, какое сейчас время суток. Наверное, уже следующий день.
Услышав шорох, мы с Виктором поворачиваем головы. Архип, махнув рукой, зовет нас.
— Думаешь, он нас зовет на завтрак, — улыбаюсь я.
Виктор, вздохнув, не отвечает. Пока мы не свободны. И что будет дальше — не знаем. Мы идем к выходу из нашего временного или постоянного пристанища, — куда бы Архип нас не позвал, это всё лучше, чем сидеть и созерцать сталактит.
Через галерею бесконечных проходов мы пришли в просторную пещеру с ровным полом, где за обычным столом сидит Пророк. В дальнем углу сидит широкоплечий мужик, выражение лица которого не оставляет сомнений в том, что он нас убьет при любой угрозе Пророку.
Задумчиво посмотрев на нас, Пророк, махнув рукой, предлагает сесть на лавки. Металлические лавки без спинок, местами проржавевшие с частично сохранившейся коричневой краской, — они выглядели здесь на удивление чужеродно. Издалека их вряд ли кто тащил, а, значит, где-то рядом есть место, где жили или работали люди.
То же самое, стол. Громоздкое металлическое сооружение.