в Европейском конгломерате даже балласт живет богато, но ведь это верно только для тех, у кого есть такое право по рождению. В школьном курсе истории об этом не говорилось прямо, но, похоже, Азиатский конгломерат всегда был самым нищим на планете.
Зашла Ада, непривычно тихая, понурая, потерянная — тень той девочки, какой она была совсем недавно. Индира часто заморгала. Только бы не расплакаться... Ну какой же она все-таки была дурой… почему верила, что детская дружба что-то значит во взрослом мире с его непонятными законами?
В контейнерах было проще, чем здесь, среди всей этой корповой роскоши. Там, что бы ни происходило, Индира всегда была уверена в подруге. Что же случилось с Адой здесь? Корп, слеза все-таки скатилась по щеке.
— Прости, Воробушек, — тихо сказала Ада. — Но ты должна уйти из программы. Так надо. Ты ведь… уйдешь?
Тон у нее был почти умоляющий. Индира присмотрелась: пальцы Ады едва заметно дрожали, на лице залегли серые тени. Ада, в отличие от своей чувствительной подруги, никогда не плакала, но сейчас ее огромные глаза влажно блестели.
Индира отвернулась и стерла слезу ладонью. Ада предала ее, но разве не Индира виновата, что не ожидала этого? Почему продолжала доверять подруге как самой себе, почему игнорировала отчуждение, которое началось между ними давно, еще до Селектора, даже до Лотереи? Не время реветь! Они больше не дети, которые делили все, хорошее и плохое, и готовы были стоять спина к спине против всего мира. Это взрослая жизнь, здесь каждый за себя.
И все-таки… Ада вошла в подворотню, полную отчаявшихся озверевших Ашников, чтобы ее выручить. Да, теперь Ада предала ее, и с этим Индира ничего не может поделать. Но может вопреки всему сама не предавать подругу. Даже сейчас. Как бы Ада себя ни вела, во что бы она ни ввязалась, оставлять ее нельзя.
— Обещай мне, что уйдешь. Сегодня, — снова попросил Ада.
— Хорошо, — решилась Индира. — Я уйду. Сегодня. Но только после того, как ты мне все расскажешь.
— Я не могу …
Голос Ады дрогнул. Индира поняла: выросшую между ними стену отчуждения можно разбить сейчас — или никогда.
— Ты можешь, и ты расскажешь! Я никому не стану ябедничать, обещаю. Что бы ты ни натворила, во что бы ни вляпалась — я не стану тебя осуждать, буду на твоей стороне. Просто расскажи мне, что происходит.
— После этого ты сразу уйдешь?
— Да. Честное слово.
— Ладно, — Ада зажала микрофон оболочки пальцем. — Идем тогда в это твое секретное место…
Они прошли пустыми коридорами в темную лабораторию — Виктор был жаворонком, он работал с шести утра, но никогда не позднее полуночи. Забрались в химический отсек, заклеили герметиком микрофоны браслетов, уселись на полу, и Ада принялась рассказывать.
Она рассказала, как вступила в ячейку «Землян» в надежде изменить хоть что-то на этой планете. Как уже было почти разочаровалась, но получила задание пройти Лотерею и отбор. Про Саймона, который показывал ей прекрасный старый мир и готов был действовать, чтобы вернуть его людям. О сервере, без которого невозможно управление марсианской программой, и как выяснилось, что взорвать его можно только вместе с учебным центром…
— Я знаю, все это совершенно чудовищно, Воробушек, — закончила свой рассказ Ада. — Но ведь это наш единственный шанс. Единственный, понимаешь? «Дети человечества» ради своего сраного Марса тянут из Земли все соки. Вместо того, чтобы наводить порядок дома, все стремятся бросить эту планету и свалить на другую, где всё должно быть лучше… Мне очень жаль девчонок, но марсианскую программу необходимо свернуть. Любой ценой. Я все равно не отступлю, так что пожалуйста, не спорь со мной…
Индира прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться. То, что подруга собиралась убить десятки людей, было чудовищно. Но ведь она не сама дошла до этой идеи. Кто-то аккуратно ее подвел. Ада всегда была человеком действия, а вот критическое мышление — не ее сильная сторона.
Индира вертела в голове Адину историю так и эдак и наконец сказала:
— Но что-то же здесь... не сходится, понимаешь?
— Идеальных планов не бывает, Воробушек. Мне вот говорили, что на Лотерее будет биология, а выпала математика. Иногда приходится действовать по обстоятельствам.
— Кого ты пытаешься убедить?..
— Тут Саймон тоже не знал, что придётся взорвать центр вместе с девочками. Но отступать теперь некуда, другого пути просто нет! И я просто не могу допустить, чтобы ты…
— Стоп! — вскинулась Индира. — Подожди. Когда, говоришь, Саймон понял, что сервер можно взорвать только вместе со всем учебным центром?
— Восемь дней назад.
— Нет, — Индира покачала головой. — Нет. Он знал это раньше. Еще на отборе он это знал.
— Не знал, тогда он думал, что взрывчатку удастся разместить…
— Это он так сказал! А вспомни, как он действовал. Саймон ведь просто так, безо всяких причин забраковал больше половины участниц. Оставил самый минимум, чтобы группу вообще не расформировали! Потому-то здесь такая бездна места — нормальный размер учебной группы человек сорок!
— Наверно, Саймон не хотел лишних жертв…
— Если тогда он не хотел лишних жертв, то выходит, тогда же уже и знал, что жертвы будут. — Индира свела указательные пальцы, как бы фиксируя момент. — И на этом идиотском «конкурсе красоты» он отсеял только тех девушек, которые родились не в контейнерах. Их семьи могли бы начать задавать вопросы. Да хоть детектива нанять. Ада, Саймон соврал тебе, понимаешь?
— Но как… он же говорил, мы все отменим… это я его убедила идти до конца!
— Да он весь разговор специально так и построил, чтобы ты его убеждала идти до конца! Ада, подумай, почему вообще закладывать взрывчатку должна была ты? Саймон — корп-майор, директор филиала и куратор нашей группы. Он сам мог бы разместить в этом учебном центре что угодно, где угодно, когда угодно — никто бы его не остановил, и слова бы не сказал поперек! Зачем ты вообще ему нужна?
Ада обхватила колени руками:
— Он говорил, что я… не такая, как все… выделяюсь в любой толпе… похожа на него…
Похоже, Ада сама понимала, как жалко это звучит. Индира крепко обняла ее, прижала к себе:
— Ты же такая храбрая, Ада, милая… Тебе хватало духа драться с теми, кто намного сильнее тебя — и они отступали. Тебе хватит
