– Не мешайте Снежному человеку, – мягко говорит Элеонора Рузвельт. – Он отправляется в это путешествие, чтобы нам помочь. Мы должны благодарить его.
– Коростель не для детей, – говорит Снежный человек, пытаясь выглядеть построже.
– Возьми нас с собой! Мы хотим увидеть Коростеля!
– Коростеля может видеть только Снежный человек, – мягко говорит Авраам Линкольн. Кажется, это их убедило.
– Это путешествие будет дольше, чем обычно, – говорит Снежный человек. – Дольше остальных путешествий. Может, меня не будет два дня. – Он поднимает два пальца. – Или три, – добавляет он. – Так что не волнуйтесь за меня. Но пока меня не будет, оставайтесь здесь и делайте все так, как вас научили Орикс и Коростель.
Хоровое «да», сплошь кивки. Снежный человек не сказал, что опасности могут грозить ему самому. Может, им это в голову не приходит, да и он никогда не поднимал эту тему – чем неуязвимее он кажется, тем лучше.
– Мы пойдем с тобой, – говорит Авраам Линкольн. Несколько мужчин смотрят на него, потом кивают.
– Нет! – Снежный человек растерян. – Вам нельзя встречаться с Коростелем, он не разрешает. – Ему такая компания не нужна, только не это! Он не хочет, чтоб они видели его слабости, его ошибки. А то, что встретится по дороге, может повредить их психике. Они засыплют его вопросами. К тому же целый день с ними – и он свихнется от скуки.
Но ты и так уже свихнулся, – говорит голос у него в голове, – тоненький голосок, голосок печального ребенка. – Эй, эй, это шутка, только не бей меня!
Пожалуйста, не сейчас, думает Снежный человек. Не при всех. На людях я не могу ответить.
– Мы пойдем с тобой, чтобы тебя защитить, – говорит Бенджамин Франклин, глядя на длинную палку у Снежного человека в руке. – От рыськов, которые кусаются, от волкопсов.
– Ты не очень сильно пахнешь, – прибавляет Наполеон.
Какая оскорбительная самоуверенность! К тому же слишком эвфемистично: они прекрасно знают, что пахнет он сильно, просто запах неправильный.
– Ничего со мной не случится, – говорит он. – Оставайтесь здесь.
Мужчины сомневаются, но, скорее всего, сделают, как он говорит. Чтобы подкрепить свой авторитет, он подносит к уху часы.
– Коростель говорит, что присмотрит за вами. Он вас защитит. – Часовой, он всегда на часах, – говорит тоненький детский голосок. – Это игра слов, орех пробковый.
– Коростель присматривает за нами днем, Орикс присматривает за нами ночью, – привычно говорит Авраам Линкольн. Кажется, сам он этому не очень-то верит.
– Коростель всегда присматривает за нами, – безмятежно говорит Симона де Бовуар. У нее желтовато-коричневая кожа, Симона напоминает Долорес, давно исчезнувшую филиппинскую няню; и Снежный человек порой борется с желанием упасть на колени и обхватить ее за талию.
– Он хорошо заботится о нас, – говорит Мадам Кюри. – Скажи ему, что мы благодарны.
Снежный человек возвращается по своей Рыбной Тропе. Он вот-вот захлюпает: ничто так не будит в нем сантименты, как щедрость этих людей, их желание помочь. И их благодарность Коростелю. Так умилительно и так неуместно.
– Коростель, ты – мудак, ты в курсе? – говорит он. Хочется плакать. Потом он слышит голос – свой голос! – который говорит «ы-ы-ы-ы-ы»; Снежный человек видит это слово, оно висит над ним, как в комиксах. По лицу течет вода.
– Только не это, сколько можно, – говорит он. Что это за чувство? Даже не гнев – досада. Слово старое, но подходит. Досада вмещает не только Коростеля – ну действительно, нельзя же винить во всем его одного.
Может, Снежный человек просто завидует. Опять завидует. Он бы тоже хотел быть невидимым и обожаемым. Не быть здесь. Но надежды нет: в этом здесь и сейчас он завяз по уши.
Он идет все медленнее, шаркает, останавливается. Ы-ы-ы-ы! Почему он себя не контролирует? А, с другой стороны, какая разница, если никто не видит? И все же эти звуки напоминают преувеличенные рыдания клоуна – горестное шоу ради аплодисментов.
Прекрати хныкать, сынок, – говорит голос его отца. Соберись. Ты здесь мужчина!
– Ну конечно! – орет Снежный человек. – Конкретные предложения будут? Уж не с тебя ли мне пример брать!
Но деревья невосприимчивы к иронии. Свободной рукой он вытирает нос и идет дальше.
В девять утра по солнцу Снежный человек сходит с Рыбной Тропы и углубляется в лес. Едва он удаляется от океана, тут же обрушивается влажность и нападает стая кусачих зеленых мух. Он босиком; ботинки недавно развалились – все равно в них было слишком жарко и очень потели ноги, и к тому же они уже и не нужны, потому что его подошвы теперь стали как резиновая подметка. Тем не менее он идет осторожно: тут может валяться битое стекло или покореженный металл. Или водятся змеи и другие кусачие твари, а у него из оружия – одна палка.
Сначала он идет в тени деревьев, которые когда-то были парком. Неподалеку слышен лающий кашель рыська. Так они предупреждают соперника: может, самец повстречался с другим самцом. Начнется драка, и победитель получит всё, всех самок на этой территории, и убьет всех котят, чтобы расчистить пространство для собственных генов.
Рыськов изобрели для контроля над популяцией зеленых кроликов, когда те расплодились и их оказалось невозможно истребить. Официальная версия гласила, что рыськи компактнее рысей и не так агрессивны. Они уничтожат бродячих кошек, увеличится популяция почти исчезнувших певчих птиц. Рыськам до птиц дела не будет, рыськи слишком медлительны и неуклюжи. Такова была теория.
Так и вышло, но рыськи вскоре тоже вышли из-под контроля. Пропадали мелкие собаки прямо с задних дворов, дети из колясок, страдали любители бегать по утрам. Не в охраняемых поселках, разумеется, и редко в Модулях, но жители плебсвиллей все чаще жаловались. Надо внимательно смотреть по сторонам, чтобы не пропустить следы, и остерегаться нависших ветвей. Снежному человеку вовсе не хочется, чтобы такой вот милый зверек прыгнул ему на голову.
А еще не стоит забывать про волкопсов. Но волкопсы – ночные охотники: в жару они спят, как и большинство зверей, покрытых шерстью.
Время от времени ему попадаются открытые пространства – остатки площадок для пикников, со столами и мангалами для барбекю; пикники под открытым небом прекратились, когда стало жарко и начались послеобеденные ливни. Сейчас он набрел на одну такую площадку: гниющий стол порос грибами, вьюнки обвили мангал.
Поодаль – должно быть, на поляне, где раньше ставили машины и трейлеры, – слышны пение и смех, одобряющие вопли и крики восторга. Видимо, там спариваются – довольно редкое событие: Коростель все рассчитал и постановил, что для женщины раз в три года – более чем достаточно.
