С этими словами князь взял из рук дружинников злосчастный АКМ, и протянул его архивариусу.
— Премного благодарен, — ответил отец, принимая найденный им же автомат.
— То-то, — довольно усмехнулся князь. — Пусть все видят, милость моя велика. Носи свободно, и пусть никто, слышите, никто, — Иван Васильевич обернулся по сторонам, — отнять не смеет.
— Слава, слава великому князю Владимирскому, — как-то кисло крикнули дружинники.
— Грузите всё на подводы, переночуем и домой, — распорядился князь. — А ты, Андрей Сергеевич, за зиму, как хочешь, но найди, где нормальное оружие спрятано. Как хочешь: хоть в хранилище книжном ройся, хоть так ищи.
— Постараюсь, — ответил отец.
— Не стараться надо, а найти. Понял ли?
— Так точно, найду.
Я не видел его лица, но заметил, что плечи заметно поникли. Князь лихо развернул своего жеребца и унесся в яростном цокоте подков. За ним устремилась вся его свита.
Мне горько и обидно было видеть, как обращается этот напыщенный и никчемный человек с моим отцом. Я подошел к нему. Отец продолжал держать АКМ на вытянутых руках, словно боясь испачкаться.
Я принял оружие из его рук, и отец почти с благодарностью посмотрел на меня. Как мне показалось, он не умеет с ним обращаться, и просто боится этой стреляющей железки.
— Где я ему найду, — уныло сказал он, — особенно патроны.
— Да найдем, папа, — приободрил его я. — Их ведь миллионами клепали.
— А что осталось? — уныло произнес отец. — Ничто не вечно. Или совсем не стреляют, или пули падают в 2 метрах. Вот он тоже: "Корпус, корпус"… А не спросил, годные ли боеприпасы и стволы.
— А мы проверим, — предложил я. — Дай мне масло, спирт, протирку. А еще плоскогубцы.
Я отковырял крышку патронного цинка, с удовлетворением отметив, что закрыт он был герметично, разорвал пачку, взял патрон и вытащил пулю из дульца гильзы. Отошел на пару шагов, высыпал, делая дорожку из шелковисто-блестящих, тонких частиц пороха. Поджег. Огонек быстро пробежал по всей ее длине. Поднялся дым, один запах которого вызывает в памяти смутные образы.
— Порох нормальный, — сказал я. — А капсюли мы сейчас проверим.
Посмотрев на отца, повернул гильзу донышком кверху и установил ее в трещине. Достал из кармана гвоздик, приставил к чашечке капсюля и ударил молотком. Раздался хлопок. Пронзительно заржала и шарахнулась Маруська, а дядя Федор разразился бранью по поводу того, что "пугают лошадь всякие, а потом на ней сто верст ехать, да еще с грузом".
— Что скажешь, эксперт? — поинтересовался папа.
Он уже немного оправился после общения с князем.
— Патроны хорошие, — отвечаю я. — Стрелять будут.
— А автоматы?
— Этот вроде бы не ржавый, — в раздумье произнес я. — Его нужно от старой смазки очистить, тогда видно будет.
— Сможешь?
— Да.
— А где научился? — поинтересовался отец.
— Амазонки показали, — сказал я правдоподобную ложь.
— Ну ладно, занимайся, Данилка. А я пока распоряжусь, чтобы грузили… Федор Иванович, — обратился он к вознице. — Возьми у мальчика патроны и смотри, чтобы без меня он оружие не заряжал.
Отец отправился на склад, а показал вслед ему язык. "Нашел ребенка" — пронеслось у меня в голове, "как железку чистить — взрослый, а как патроны дать — так маленький".
Я устроился на телеге и под жадными взглядами мужиков, адресованных бутылке крепчайшего самогона, стал отмывать оружие от старой смазки. Тяжелое и непонятное пропало как забытый сон, растворилось в волнительном удовольствии знакомства с самыми потаенными местами настоящего автомата.
До сумерек все было погружено на подводы. Экспедиция выбрала открытое место и встала лагерем. Народ собрался как можно ближе друг к другу. Лошадей привязали к телегам и стреножили, напоили и навесили на морды торбы с овсом. По периметру зажгли огни и поставили часовых.
Улов был знатным: автоматы, патроны, запчасти для машин, инструменты и даже несколько новеньких компьютеров. Князь на радости пожаловал подданным по чарке крепкого первача и снова напоил заряженной водой.
Скоро совсем стемнело. Темень была особой. Казалось, что некая плотная субстанция заполняет пространство, вытесняя воздух.
У едва тлеющих, дымных костерков — сухие дрова просто отказывались гореть нормально, пьяные не сколько от алкоголя, сколько от облученной генератором воды, возницы и солдаты рассказывали жуткие, душераздирающие истории о призраках и оживающих мумиях. В эти байки мало кто верил, травили их скорей от нечего делать и страха перед реальным врагом. Народ до дрожи боялся вампиров, проклятых тварей, которых невозможно убить пулей, а только заостренным деревянным колом.
Отец, слушая эти бредни, в сотый раз раздраженно объяснял, что это никакая не нечистая сила, а всего лишь простые смертные, которые под действием излучения мутировали до неузнаваемости, получив уродливые клыки, пергаментную, ветхую кожу, холодную, протухшую плоть и неодолимую потребность в жизненной энергии людей.
Подьем энергетики, тревожное ожидание и дурацкие, страшные рассказы сделали свое дело. Я решил не спать, чтобы не дать утащить себя немертвым. О том, как я буду чувствовать себя завтра, я разумеется, не подумал. Я убеждал себя, что хотел бы увидеть чудовищ из подземки, выдержать их гипнотические давление, противостоять и победить. Я выпросил у отца маленькую дымовую шашку и положил ее рядом с пузырьком с чесночным настоем и битой.
Отец увидел мои приготовления и напомнил, чтобы я не кидал емкость в вампира, а раздавил об себя. Я не стал повторять наши с ним старые споры и кивнул в знак согласия. Папа, вполне довольный этим, поправил свой намордник, накрылся рогожей и уснул. Я пытался не спать изо всех сил. Но темнота и усталость брали свое. Не знаю, снилось мне или я видел это наяву, но во мраке блуждали какие-то серые фигуры. Они подходили и всматривались в лица спящих, аккуратно прикасались к их лицам и телам. Свечение вокруг людей не давало им этого сделать, но после прикосновений защитный слой немного терял свою яркость.
"Вампиры!!! Двоих убили!!!" — пронесся над лагерем испуганный крик. Он вырвал меня из царства дремы, прозвучав словно удар колокола. Причем колоколом была моя голова. Какое-то время звук вибрировал под сводами черепа, вызывая мучительное и неприятное состояние раздвоения между миром сна и явью. Вдруг ночь прорезала сухая строчка автоматной очереди. Я пихнул отца, чтобы тот проснулся и свалился под телегу, не забыв прихватить свой арсенал. Кто-то кричал и ругался, кто-то умолял о пощаде. Лошади ржали и беспокойно переминались с ноги на ногу. В лагере царила паника. Народ с криками: "Держи! Лови!", бестолку носился с мечами наголо и деревянными кольями. В воздухе стоял ядреный смрад чесночно-луковой настойки на самогоне. Люди у костров безуспешно пытались раздуть огонь.
