Ознакомительная версия.
— Сумасшедший, — сказала Ника, — что он делает!
Несколько секунд толпа удивленно молчала, потом поднялся шум, послышались выкрики, кто-то даже выбежал из передних рядов и стал горячо что-то втолковывать Марану снизу, тот некоторое время слушал, потом поднял руку, призывая к тишине.
— Вы говорите, занимал формально? Да, верно, сейчас, во всяком случае, я занял этот кровавый пост только затем, чтобы бескровно упразднить его. Но закона не касаются побуждения, только факты. Вы говорите, сделаем исключение? Нет, дорогие мои, закон с исключениями — уже не закон. Поймите, конец беззаконию наступит тогда, когда закону будут повиноваться все. Я подам вам пример такого повиновения. Я снимаю свою кандидатуру. Называйте другие.
— Ты знала? — спросила за спиной Дана Ника.
— Нет, — ответила Наи безмятежно.
Площадь снова заволновалась, зашумела, закричала в сотни глоток «нет», потом где-то начали скандировать имя Марана, люди стали подхватывать, все больше и больше…
Маран снова поднял руку и сказал в наступившую тишину:
— Благодарю! Но остаюсь при своем. Впрочем, через десять лет у вас будет возможность выбрать меня, кем угодно. Если вы до этого не забудете мое имя. А пока я, как всякий гражданин, хочу воспользоваться своим правом назвать кандидатуру. Я предлагаю вам проголосовать за человека, чистого, как вода в Бассейне Слез, честного, смелого и всеми любимого. За Поэта. У вас есть еще декада на раздумье. Взвешивайте. Решайте.
Он отошел от микрофона, и Дан, не дожидаясь, пока собрание на площади закончится, стал пробираться вдоль толпы, стоявшей почти вплотную к решетке, в сторону ворот, он стеснялся того, что хмурые люди вокруг увидят его радостную улыбку, он старался сдерживаться, но ничего не мог с собой поделать, он был счастлив, и рот у него непроизвольно расплывался до ушей.
Оказавшись на территории посольства, он остановился, чтобы подождать оставшихся на обращенной к Большому дворцу стороне сада женщин, но вместо тех к нему подошел Олбрайт, видимо, заметивший его в окно и не утерпевший.
— Боже мой! — сказал он еще издали. — Что он творит! Куда уходит? Что будет с этой страной?
— Ничего не будет, — ответил Дан спокойно. — Он же все сделал. Разогнал Лигу, конституция, выборы в парламент, раздал землю… Словом, подвел к стартовой черте и дал старт. Мало тебе? Дальше все пойдет само.
— Ну уж и само!
— Дик! А ты больше не боишься того, что у него в руках неограниченная власть? — спросил Дан лукаво.
Олбрайт поглядел на него сердито и промолчал.
Собрание закончилось, Дан увидел идущих из сада женщин и посмотрел с любопытством на Наи, как она там, огорчена или нет. Нет, понял он, в ее лице не было печали… даже той, изначальной, всегда неуловимо присутствовавшей в ее чертах и сделавшей ее моделью Вениты… Некогда фонтан на площади украшала статуя, обломки которой Дану даже довелось увидеть в пору своего первого пребывания в Бакнии, восстановить ее оказалось невозможным, не осталось точных изображений, да и вместо фонтана теперь был бассейн, который в народе немедленно прозвали Бассейном Слез, и Венита получил почетное право создать новое изваяние, внести собственный штрих в классический облик площади Расти. Он задумал фигуру скорбящей женщины, но никак не мог подобрать модель, часами бродил по городу, присматриваясь к бакнианкам в поисках лица прекрасного и печального, как сказал Марану, когда тот спросил его о статуе — это случилось в присутствии Дана, совершенно случайно все трое встретились посреди площади, подойдя с разных сторон. «Нет такого лица в Бакнии», — сказал Венита мрачно, Маран улыбнулся и предложил Вените зайти попробовать давно обещанный кофе. Венита согласился, поднялся в квартиру Марана, вошел и застыл на пороге — Наи уже несколько дней была в Бакне и, ничего не подозревая, поднялась с дивана навстречу Вените… «Пожалуйста, сядь обратно, — сказал Венита отчаянным шепотом, — и поверни голову чуть налево… Великий Создатель!..»
Показались Маран и Поэт в сопровождении Мита, Поэт возмущался и размахивал руками, когда они приблизились, Дан услышал, как он кипятится:
— Это нечестно! Бессовестно! Хулиганство какое-то! Произвол! Я не хочу! Мне некогда, я поэт, а не политик…
— Не будь эгоистом, — сказал Маран миролюбиво.
— А ты не эгоист? Самому небось неохота?
— Закон…
— Великий Создатель! Перестань! Кто придумал этот закон, не ты?
— Не мог же я написать в законе: «все функционеры Лиги, кроме Марана», — усмехнулся тот.
— Ты бы нашел выход, если б хотел. Ты сделал это нарочно. И не притворяйся, все равно я тебя насквозь вижу. Я чувствую, что ты доволен. Все вокруг огорчены, ты один радуешься.
— Почему же один? — сказал Маран. — Посмотри на Дана. — Он подмигнул Дану, подошел к Наи, заглянул ей в глаза и спросил:
— Ну что, единственная леди? Не сердишься, что я лишил тебя возможности стать Первой? Хотя это ведь ерунда в сравнении с тем, что бакны веками будут любоваться твоим лицом… Да еще изваянным рукой Вениты…
— У положения Первой леди, — сказала Наи серьезно, — есть одно преимущество. Ее муж не мотается месяцами по всяким неисследованным планетам. Но ты же не способен на такую жертву.
— Не способен, — вздохнул Маран. — Но прежде, чем отправиться на очередную планету, — он придвинулся к ней вплотную и понизил голос, — я спрячусь с тобой хотя бы на месяц в место, где нас не найдут даже Президент Ассамблеи с Командиром Разведки. Идет?
— Идет, — ответила Наи так же тихо и добавила уже шепотом: — А как насчет небольшого аванса?
Маран не ответил, а просто подхватил ее на руки и пошел с ней к дому. Стоявший рядом Дан увидел его лицо и подумал то ли с завистью, то ли со злорадством… он до сих пор не мог успокоиться, понимая, что лишен свойственного бакнам своего рода иммунитета, обусловленного традициями и воспитанием и позволявшего им отстраняться от отношений, не построенных на соответствии и не обещающих гармонии, он мысленно благодарил Марана, что тот твердой рукой разорвал случайную связь, в которую он мог действительно погрузиться с головой, но это не мешало ему минутами остро жалеть об утраченном… то ли со злорадством, то ли с завистью он подумал: создавай, создавай водовороты, сам ведь уже тонешь… Хотя это уже не водоворот, это пучина…
— Не женщина, а магнит, — сказал Олбрайт, глядя Марану вслед. — И что удивительно, она как будто становится все притягательней. Везет же людям!
— Великий Создатель! — воскликнул Поэт. — Как я раньше не сообразил, олух эдакий…
— Что такое? — спросила Ника.
Ознакомительная версия.
