Наконец я просто и обыденно протянул ему руку:
— Мир?
Он с какой-то торопливой готовностью протянул свою:
— Конечно… Я понимаю…, наверное…
— Вот и ладушки. Пойдём, что ли? Если судить по карте, под утро будем?
— Будем, — он как-то совсем по-взрослому подобрался и посерьёзнел.
— Тогда пошли. Я сделаю из тебя хорошего туриста. Воина из тебя и так постепенно сделает наша новая жизнь.
А про себя уже безо всякой злости добавил: "Потому что хватит с меня, бля, и одного Вилле"…
Я не верю в привидения, но то, что я увидел в блеклом отсвете покрывавшего склоны снега, не казалось чем-то реальным и живым.
Мне пришлось схватить Жука за шкирку, так как тот, уже изрядно подуставший и не спавший сутки, брёл, уставившись себе под ноги и невесть как не падая, — почти уснув на ходу, — прямо на то, что шевелилось и двигалось в зыбкой серо-белой пелене. На какие-то неясные тени.
Лес недавно кончился, и теперь склоны большими проплешинами покрывал густой кустарник, часто переплетённый тут и там высохшими паразитирующими гибкими плетьми, из которых, если их сломить, получалась неплохая растопка для очага. Горели они, как порох, и весили почти ничего. Обогнув одно из скоплений таких "ведьминых гнёзд", я резко остановился, когда мой взгляд наткнулся на этот морок.
До «рассвета», с учётом вечно плотной облачности, оставалось ещё более трёх часов; и это время, всегда казавшееся людям самым загадочным и страшным временем суток после полуночи, как нельзя лучше подходило для того, чтобы тёмные личности использовали его в своих самых грязных целях. Мир спал наиболее крепко и сладко.
Воры выходили воровать, убийцы шли к своим спящим жертвам. Основные операции, которые нужно было проводить с наименьшими потерями крови, знающие хирурги делали именно в это время. Если не валились с ног от усталости дня.
И даже здесь, в это время, когда внизу бодрствуют лишь приставленные охранять сон остальных часовые, — здесь, на уровне более тысячи метров над уровнем моря, кипела странная жизнь.
Присмотревшись до рези в глазах, я понял, что это всё же не морок, — метрах в шестидесяти от нас, при скрытом от ветерка за углом полуразрушенной турлучной хаты свете костра, по широкому плато туда и сюда бродили и что-то делали именно люди.
Припорошенные снегом толстые, несуразные одежды делали их похожими на жирных увальней йети в щедро присыпанных снегом же шкурах. Их было не менее пятнадцати, двадцати человек.
Впрочем, мы выглядели не лучше. Тоже усыпанные этим "небесным сахаром" так, будто вывалились из кондитерской, где неделю валялись в муке.
И не всполошились они лишь только потому, что нас от них разделяла группа кустарника, да от нас не шло зарево огня, вырисовывающее наши силуэты на фоне густо-серых "сумерек".
Удивительно, но они будто жили прямо на улице. Чуть поодаль на приземистых корявых стволах был сооружён немалый «навес» из всякого хлама, судя по тут и там торчащим кускам чего-то плоского или выпуклого. Листовой металл и половинки то ли бочек, то ли контейнеров от надувных судовых спасательных плотов.
Этого добра можно было насобирать по «берегам» достаточно.
Заднюю «стену» образовывало какое-то полотнище, сквозь прорехи которого можно было увидеть дальние отроги молчаливых пиков.
Там, под этим навесом, громоздились кучи какого-то мусора ли, сваленных ли в кучу вещей. Барахла, скарба.
По краям это сооружение оставалось почти неприкрытым, и время от времени заметалось залетающим снегом. Тогда один или два «привидения» вставали, подходили к «куче» и заботливо сметали с неё всё утолщающиеся перины снега.
Внезапно «барахло» зашевелилось, и из его «недр» восстала маленькая нога, замотанная в такое количество тряпья, что выглядела уродливой культёю, на которую натянули аляповатую шапку.
Это люди! Спящие на морозе и ветру люди… Скорее всего, своё немногочисленное имущество они заботливо сложили под остатками шиферной крыши хаты и под защитою её стен. А сами улеглись на улице, проложив между собою для тепла детей.
— Изгои… — Бля… только их мне сейчас и не хватало…
Раз уж они ночуют так, то это может значить одно: они действительно изгои. Их выперли откуда-то, когда посчитали более невозможным сосуществование на одной территории. За что, при каких обстоятельствах — это бывает по-разному.
По Африке и Индостану таких бродит — да целыми сёлами.
Эти вообще лишены всего, а потому, заодно, лишены и всяческих "морализмов".
Каждый может безнаказанно убить изгоя, но если они обнаруживают вас, они испытывают куда меньше нравственных мучений, превращая вас в котлету, а ваше имущество — в свою пожизненную собственность. Им нечего терять, а дефицит всего поголовно делает их жадными до невозможности. И тогда, если вы один и плохо владеете ногами, головою и оружием, вы труп.
И чтобы продуктивно «беседовать» с такими личностями, мало одной только храбрости.
У них её, в силу огромной стеснённости обстоятельств, не меньше. Голодный зверь рвёт жёстче и яростнее.
Потому, столкнувшись с ними, одними только подарочными шахматами или детским калейдоскопом не отделаться. Или вы вырезаете, на хрен, всех, или они скоро жадно роются по вашим карманам и мешку.
Вы, естественно, давно мертвы, и возмутиться подобной наглостью не имеете никакой возможности.
Так что примите к сведению.
Я, к примеру, не собираюсь тут с ними воевать, выскакивая с боевым кличем из-за кустов. Не потому, что мне не хочется размяться или я боюсь.
Хрен с ними просто, — у меня и своих забот по горло.
И ещё может статься, что я ошибаюсь, и это просто люди, бегущие от какого-либо произвола, банальной смерти, выдавивших их с привычного места обитания.
Сил отстоять своё или прихватить чужого недостаточно, вот и маются тут, увидев шанс оставаться в живых лишь в бегстве.
В нижний лес, может, и совались, да только бродят там типы вроде Ермая, вот и решили, — уж лучше пока здесь на свежем воздухе, чем там уже на суку, болтаться…
Нам лучше обойти их, и спокойно топать дальше, как и топали.
— Пашка, твою мякину… Ты куда меня притащил, маленький ублюдок?!
Тот таращится на перетекающие в снежном «молоке» фигуры не меньше меня удивлённо.
— Дядь, ёпп…! Да я и сам не пойму… Заблудились, должно… В таком-то снегу…
— "Заблудился" он, понимаешь… Ты этот самый «снег» разве весь видел?! — передразниваю его я. — Спать не надо на ходу, сонная ящерица!
Ругая его, сам себе указываю на излишнюю расслабленность. Дурень…, - начисто довериться мальчишке.
