Эдмунд Натанович квартировал на проспекте Тянь-Шаньских гор, где располагался подведомственный ему клуб, только с другой стороны этой узкой улочки, пышно и непонятно именующей себя по столичному образцу. Одноэтажный домик, аккуратно обшитый тесом, с крохотным, чисто выметенным крылечком и резными наличниками на окошках. Этакий стиль «а-ля рюс». Одна беда — вместо дверей встроенная в проем караульная полосатая будка николаевских времен, с шлагбаумом, поднимавшимся вверх по звонку. Яромир поспешно проскользнул в черные недра будки, опасаясь, как бы взвившаяся над его головой деревянная крашеная балка не опустилась с такой же стремительностью вниз да не врезала бы пришельцу по темечку. Но ничего, обошлось.
За будкой обнаружилась еще одна дверка — простые некрашеные доски и железная ручка в виде скобы. Дверка оказалась незапертой и от легкого толчка немедленно распахнулась. Яромир шагнул за порог, остановился в замешательстве. Надо сказать, что в гостях у завклубом Лубянкова никогда прежде он не был, и теперь, стоя в одиночестве в узкой прихожей, инженер не знал, в какую часть дома ему идти. Встречать его вовсе никто не вышел. В недоумении Яромир скромно присел на стоявший тут же высокий табурет.
Из прихожей в разные стороны вели три двери, в полутьме одинаковые, будто в сказке про огниво. Только вряд ли за ними таились чудовища с глазами-блюдцами, сторожащие несметные сокровища и пожирающие незваных гостей.
Инженер поднялся, после недолгих раздумий наугад пошел направо. Коня не потерял, за неимением такового, головы тоже не сложил, а оказался в уютной, чистенькой кухоньке, оборудованной по последнему слову: современной газовой плитой с автоматическим воспламенением, вычурной жестяной вытяжкой над ней, гудящим мерно в углу «бошевским» холодильником и превосходным многосекционным гарнитуром с двухкамерной мойкой уж точно не отечественного производства. В кухне было пусто.
На выбор теперь оставались две двери — прямо и налево, инженеру опять предстояло определяться в направлении. Повымерли они здесь, что ли! Неужто не слышат, что в доме чужой. Ладно, больная жена, но Большой Крыс не зря ли претендует на абсолютный слух. Олух этакий. По счастью, ситуация разрешилась сама собой — из дверей, которые прямо, послышался гнусавый напев о цветах запоздалых, и Яромир вздохнул с облегчением.
Яромир вошел, предварительно постучав, однако не дожидаясь ответного приглашения, и очутился в средних размеров гостиной комнате, чем-то напомнившей ему тут же зоны отдыха советских гостиниц из разряда обкомовских закрытых. Внушительная пальма в пирамидальной деревянной кадке, разностильные диваны, один кожаный для посиделок, другой с велюровым покрытием, чтобы прилечь. Паркет хороший, дубовый, уложенный «палубой», — в цвет ему посередине обширный журнальный стол с газетами и кассетами «аудио», — по стенам финские обои, неброские и мелкого рисунка. Возле окошка на треноге древний телевизор «Горизонт», еще черно-белый, хотя к чему в городе Дорог цветной? Когда одна программа в жанре документального кино. Зато ковер хорош, на всю комнату от края до края, приятно нежный, видимо китайский шелковый, фисташково-розовых тонов, богатый, хотя и не совсем уместный в подобной гостиной.
Эдмунд Натанович поднялся навстречу ему с дивана, который для посиделок. До прихода гостя неугомонный трудяга завклубом что-то этакое мастерил, вокруг него на ковре и на подушках валялись обрывки бумаги, ножницы, цветные карандаши, какая-то развернутая на иллюстрации книга, да еще плохо закрытая и внушавшая опасения баночка с клеем БФ.
— Занимаюсь, изволите видеть, моделированием, — разъяснил инженеру его недоумение Лубянков. — Макет Иерусалимского Храма до разрушения оного императором Титом Флавием. В дополнение коллекции. У меня уж имеется «золотой дворец» Нерона, пагода Будды на горе Линшань, последние, разумеется, по предполагаемым описаниям. Еще намереваюсь реконструировать в картоне обитель шумерского бога Мардука, а также тайные алтари из утопшей Атлантиды.
Говоря все это, Большой Крыс увлек инженера в угол комнаты, к массивному, наглухо закрытому краснодеревному шкафу, по количеству дверок и замков явно не платяному. И подкрепил свои слова демонстрацией. На одной из внутренних полок действительно стояли уродливые и кособокие произведения архитектурного рукоделия Эдмунда Натановича, мало чем напоминающие не то чтобы храмы и дворцы, а хотя бы отдаленно строения. Зато в избытке отделанные золотой шуршащей фольгой, отчего затейливые макеты были подобны вскрытым сочным ульям диких древесных пчел, или же походили на гигантский тюрбан спятившего от гордыни турецкого султана. Макеты пришлось похвалить. Из вежливости и вообще, ради экономии полезного времени.
Заговор прошел мирно и без запинки. Дворника Мефодия решено было нейтрализовать по-простому, не мудрствуя лукаво, то есть банально напоить в «Мухах».
— Лука Раблезианович после своевременной и публичной критики ходит, что лиска, глядит низко, — в рифму произнес Эдмунд Натанович, заодно как бы намекая на положительную сторону газетной карикатуры за авторством самого инженера. — Ему и поручим. Тем более, он сам просился в конферансье. Вреда не будет, уж поверьте моему опыту. Главное, что от вас требуется, это в нужный момент увлечь клиента в заведение.
— Да, нравственная жертва в этом отношении необходима. Но хорошо ли выйдет, ежели я, критиковавший ранее, а не кто-то другой, возьмет и толкнет Мефодия на безобразия? — все же усомнился Яромир, памятуя и о собственной доброй репутации.
— Вам как раз с рук и сойдет. К тому же поить требуется на совесть, до забвения ума и метлы. Я отвлекаю Кирюшку на бесплатную контрамарку, а вы заманиваете его начальника непосредственно к Луке Раблезиановичу, — огласил окончательный план диверсионных действий Большой Крыс. — И умоляю, не мучайтесь сомнением! Вспомните, что уже однажды было. Вы же не хотите, чтобы подобное свершилось еще раз, да к тому же на вашем дебюте?
Этого Яромир не хотел. В памяти еще свежи были воспоминания и об исполнении канкана в валенках под матерные частушки, и о попытке снять прямо на сцене штаны, дабы показать честному народу, куда положено целовать трудящихся дворников.
Когда все необходимые решения были приняты и одобрены, инженеру вроде и следовало откланяться, но он медлил, и не случайно. А как же надежды на бутерброды и посиделки? К тому же не терпелось Яромиру задать ряд вопросов Большому Крысу, как представителю универсально-производной части населения города Дорог. Ни на секунду отчего-то инженер не усомнился, что гражданин заведующий Лубянков ни в коем случае человеком являться не может. Но вот идентифицировать его принадлежность, в смысле, какую именно категорию бытия представлял собой музыкальный Эдмунд Натанович, у инженера самостоятельно никак не выходило. Хотя и чувствовал он, будто бы близок к ответу. Однако начинать следовало издалека.
