– Вот то-то же… Мы ведь заперты здесь, как в бочке. И вынуждены копать вглубь. Изучаем человека. Так его изучаем, сяк изучаем, и ничего хорошего не обнаруживаем. Сдери верхний слой, а там обезьяна! И остается нам одно: религия и мистика. И начинается всякая чушь. Я знаю одного деятеля, он непрерывно занят тем, что отображает на полотно свое подсознание. Такой вот черный треугольник, в нем звезда неправильной формы и желтого цвета, а в ней червяк самого гнусного вида. Это только кажется, что искусство открывает новые сущности. На самом деле, оно только собирает из набора кубиков разные домики. Перебирать можно долго, но когда-то ведь все переберешь… Ты думаешь, зачем я сплавлялся к океану. Кубики ищу! Пейзажики, церквушечки, всякие там излучины рек и лунные дорожки. Но все это уже бы-ыло! Летал на Марс – все то же самое. Ну, пыльные бури, ну, голые скалы. И что?
– И что?
– А ничего. Надоело!
– Тогда вот тебе Валентина – садись и рисуй.
– Я-то нарисую, только ты об этом пожалеешь.
– Это еще почему?
– Потому что истинный художник, прежде чем ваять, должен влюбиться в изображаемый объект. Иначе он чертежник, или маляр.
– Ну, и получишь по шее. Зато будет иметь место творческий процесс.
– Да мне не жалко – хоть сто раз. Я готов к жертвам! Но, видишь ли, и сам объект должен воспылать чувством к художнику. В некоем смысле. Любовь – штука взаимная. Иначе она суть не любовь, но вожделение!
– А ты глубок! – изумился я. – Стань философом. Или пророком. Начни проповедовать. Что-нибудь про карму и перевоплощение.
– Все это чушь собачья, – заявил Коля с отвращением. – Я вот недавно был в Непале. Знаешь, где это?
– На Памире? Или где?
– В Тибете. Крыша мира – слыхал?
– Да слыхал, слыхал, – усмехнулся я. – Я ведь в горы хожу изредка.
– А чего же тогда Ваньку валяешь? На Памире… На Кавказе!.. Я серьезно. Про Рериха знаешь? Поехал туда, учение выдумал. Этика, то, се… А рисовал, между прочим, прилично.
– Я в курсе, – сказала Валентина.
– Ты конкретней, – посоветовал я. – Был в Непале. И что?
– А то. Дай, думаю, съезжу, посмотрю, что он там увидел такого. Ну, и… Вот… Там до сих пор сохранились монастыри. А в них сидят ламы. Занимаются – кто чем. Некоторые держат связь с космосом, другие просто звезды считают. Есть частично помешанные, есть – полностью. В целом довольно посредственно, но кое-что – интересно. Ты слушаешь?
– Ближе к сути. Что ты там почерпнул?
– Понимаешь, у них какой-то свой взгляд на мир. – Коля для убедительности нарисовал пальцем круг на столе. – Больше всего меня потрясла его самодостаточность.
– Мира?
– Взгляда. Их мир так устроен, что не требует перспектив и горизонтов… Сиди, познавай себя, жди. Придет срок – тебе откроется очередная истина. Не суетись – все и так содеется. План уже утвержден в верхах, надо только дождаться чего-то, чего именно – непонятно. Но понимать и не требуется. Времени навалом. Смерти нет – есть переход в иное качество. Не умеешь размышлять – молись. Не умеешь молиться – просто сиди. Можешь сойти с ума – но это необязательно. Есть легенда, что где-то там, наверху, в высших сферах, есть город. Но это не город, а храм. Который вовсе не храм…
– А что именно? – перебил я.
– Нечто. Когда придет срок, отпечатки душ вознесутся в этот храм, и унесутся к чертовой матери на чей-то зов. И там создадут новый мир. Но это потом, когда-нибудь.
– Неплохо, – сказал я, – но это почти в каждой второй религии проповедуется… Насчет душ – именно отпечатки, или сами души?
– Я тоже задал этот вопрос. – Коля помолчал уставясь в угол. – Мне сказали, что сами души воплотились в другие предметы… Ну, в нечто живое: козявок, зверей, людей… А вот отпечатки душ хранятся в специальном месте. Я понял так, что душа при перевоплощении теряет память о прошлом. Сама душа индивидуальности не имеет, а индивидуальность, то есть, надо понимать, личность, исчезает.
– Ты уверен в своей трактовке?
– Не очень. Мне объяснили, что душа – нечто вечное и общее. Она содержит только предпосылки, варианты натуры. Когда она в очередной раз воплощается, возникает новый субъект.., или объект. Но это обязательно живой объект. Он существует, эволюционирует и проходит стадии развития. А когда умирает, все, что он накопил, исчезает, распадается. Остается только то, что он успел сотворить, записать, изваять и так далее. Какая-то печать личности остается, но не вся. Но, оказывается, что существует способ сохранить всю память о субъекте, в том числе и то, что хранилось только в его голове, если это человек… Понимаешь? – Коля ожил, взор загорелся. – А потом, в верхнем храме все это засунется куда-то там, и получится так, словно бы ты ожил, вспомнил прошлое и… так далее.
– И как далее?
– Да откуда ж мне знать! Там возникнет новый мир, а в нем начнутся свои дела.
– А зачем?
– За надом, – Коля опять впал в скепсис и меланхолию.
Валентина встала и начала варить кофе. Но я заметил, что тема ее волнует.
– Забавно, – сказал я. – Берусь даже проинтерпретировать. Каждая личность имеет свой информационный облик. Совокупность воспоминаний, жизненного опыта, индивидуальную логику мышления. Сотри все это – получится взрослый новорожденный. Забавно…
– Ну, ты у нас, как всегда, молодец. А я, дурак, до всего этого не додумался, и спросил, где же хранятся отпечатки душ?
– Это, вероятно, тайна?
– Нет.
– И тебе сказали – где?
– Более того, мне показали.
– И где же именно?
– В горшочках
– В горшочках?
– Именно. В глиняных горшочках. Красные такие горшочки, небольшого размера, – уточнил Коля. – Стоят в ряд на полках. Штук, примерно, тысяча. Это только в одной комнате. В другие я не ходил.
– Понятно, – сказал я озадаченно. – А что тут непонятного? Души улетели, а их отпечатки хранятся в горшочках. Все понятно.
– Напрасно иронизируешь. Я спросил: что, вот эти горшочки и есть отпечатки душ? Мне ответили: нет. Это просто горшочки. А отпечатки внутри.
– Так попросил бы показать.
– А я и попросил. Мне сказали, что отпечатки не стоит вынимать – могут испортиться. Но у них есть заготовки, и если я пожелаю – могу посмотреть.
– И ты пожелал?
– Да, я пожелал, – несколько даже меланхолично ответил братец. – Мне принесли на серебряном подносике камешек. Такой, знаешь ли, прозрачный, с жилками и разводами. Похож на агат. В руки брать не разрешили – сказали, что он уже очищен, а если дотронуться – придется снова очищать.
– А как же они его на подносик-то положили? – немедленно поинтересовался я.
– Щипчиками. Они лежали тут же на подносике.
– И ты взял щипчиками?
– Нет, щипчиками я не взял.
