как будто утратило всякий смысл. Я отмечаю даты, но это ритуал, последняя крупица нормальности, за которую я цепляюсь по привычке. Не хочу считать, какой сейчас год. Не хочу даже думать об этом.
Удивительно, что для некоторых жизнь продолжается. Рождён первый ребёнок. Зачатый и выношенный в состоянии полной бессонницы. Радостный ли это день?
Первые несколько беременностей тут же приводили к выкидышам, поскольку нанохирурги принимали зародыш за инородное тело. Не знаю, зачем, но мы с Ширли Файнциммер на пару решили это проблему. Запишу подробней, когда высплюсь.
Растение снова зацвело. Выпустило тонкие побеги, покрытые миниатюрными человеческими гениталиями.
31 января
Ветров объявил об одностороннем прекращении контактов с поверхностью. С их стороны. Внешний мир давно забыл о нас. А теперь нас забросил и AmHun.
Он изложил возможные причины: ядерный конфликт, неядерный конфликт, техногенная катастрофа. Не назвал только самого очевидного.
О нас просто забыли, сняли с финансирования, поместили в графу «убытки» в огромной бухгалтерской книге компании и начали рыть другие лаборатории, в другом месте. А мы тем временем заразились не абы чем – бессмертием.
Пищи больше не будет. Конечно, мы без неё не умрём. Но питание всё-таки необходимо. Те два изолированных, которых мы в порядке эксперимента перестали кормить, ушли в себя и перестали общаться.
Ширли предложила переоборудовать ряд верхних лабораторий под производство протеина из водорослей и ряда других культур. Используем наработки «мясников», занимавшихся проблемой синтеза пищи. Как жаль, что научный прорыв случился у меня вместо них…
Ветров позволил, но выставил своих «силовиков» в качестве сопровождения. Во избежание инцидентов. Ширли сказала мне, что впервые за десятки лет увидела сквозь купол синее небо. И солнце в нём.
15 марта
Вскоре Ширли приняла «нежную смерть»… Она говорила, что «снаружи» на небо ядерной зимы не похоже. Похоже на обычное небо. Которое она не могла увидеть даже во сне.
Что ж, теперь у неё есть что-то, похожее на сон. Для её же блага надеюсь, что в нежной смерти утрачивается хотя бы высшая нервная деятельность.
30 апреля
Наконец-то от скуки и безразличия познакомился с Баллардом из лаборатории хемотроники. Тот попросил помочь придумать название для их нового продукта.
Оказывается, они там тоже ищут способ разобраться с пандемией. Но вместо «лекарства» пока что придумали только забавный аттракцион. Пьют ферромагнитную жидкость, отчего наниты на локальном уровне десинхронизируются и начинают себя странно вести. Жидкость даже преодолевает гематоэнцефалический барьер.
В ЦНС это вызывает непредсказуемые изменения, но в основном добровольцы докладывают об интенсивных визуальных и сенсорных переживаниях эротического и духовного характера.
Почитал про состав жидкости, предложил Балларду название. Соматическая олеиново-магнетитовая аномалия. Сома.
Новая волна бунтов. Погибших, ха-ха, нет. Война в заботливой среде имеет свои плюсы. Зато выведен из строя бур, которым расширяли пещеру…
Боюсь спускаться в пещеры. Боюсь найти там Ким и увидеть, во что она превратилась.
Работник неподвижно стоял посреди тоннеля, погрузив голову в стену.
Может быть, он просто опёрся о стену лбом в момент краткого отдыха, и теперь дрейфующая плоть собралась потёками вокруг внезапной помехи. Или он оступился на выбитой из стены руде и провалился лицом в некстати подвернувшуюся прореху между волокнами мышц и тканей.
Настоящая причина была не важна, потому что теперь шахтёр выглядел так, как будто затеял дерзкий, но очень медленный побег – по одному органу за раз.
Полынь с едва сдерживаемым нетерпением сняла с пояса цеп. Плеть вырастить так и не удалось – сухожилия отказывались держаться вместе, распускаясь в медленно растущую сеть, слепо ищущую точки крепления несуществующих мышц. Неизвестно, сколько времени потратил Норма, уговаривая непокорные жилы держаться вместе, но у Полыни такого терпения в душе не нашлось.
Вместо этого она выбрала готовое решение – длинный и гибкий позвоночник, вырванный из стены целиком. Несмотря на свой шипастый и угрожающий вид, он не наносил работникам серьёзных повреждений. Но этого и не требовалось – по-настоящему серьёзные повреждения Полынь предпочитала наносить голыми руками.
Она размахнулась и хлестнула цепом по тощей спине:
– Руби! Руби!
Позвонки цепа громыхнули по своим собратьям, выступающим голым хребтом на сгорбленной спине работника. Тот содрогнулся и принялся вырываться из жадных объятий стены, упираясь в неё руками и ногами. Наконец обнажилось его лицо – красное и покрытое толстым слоем слизи.
Полынь покопалась в памяти, но имени, связанного с этим лицом, там не нашлось. Она пожала плечами и в качестве обращения хлестнула работника ещё разок:
– Ты чего творишь?
– Задумался… – пробормотал он. – Замечтался.
– За-ме-что?
– Град. Вспомнил Град.
Полынь невольно заинтересовалась. Найденные воспоминания высоко ценились – по их осколкам можно было составить картину той, утраченной жизни. Каждый надеялся найти в чужом осколке случайный кусочек себя; надеялся собрать из чужих воспоминаний свою личность.
– Что именно вспомнил? – спросила она, всем своим видом стараясь показать, как ей плевать на ответ.
– Воду. Чистую и холодную.
– Холодную? Звучит неприятно. Как её пить? Она же будет забирать тепло тела.
– Не знаю. Память говорит, что это приятно.
– Дурак ты.
– Угу.
Шахтёр помолчал, рассеянно и привычно ударяя по стене сросшейся рукой-киркой. Потом добавил:
– Ещё одежду помню.
– Ага, – неопределённо протянула Полынь. Она помнила слово, но крепилось оно в памяти только к пустоте.
– Это такой слой, покрывающий тело, – шахтёр провёл рукой по груди, – чтобы не было холодно.
– Холодно? Вот видишь, я же говорила, что вода отбирает тепло у тела!
– Нет-нет. Там воздух бывает холодным.
– Даже воздух?
– Угу.
– Хм-м… Ладно, работай.
Полынь зашагала по тоннелю, но через пару шагов остановилась, оглянулась и добавила:
– Спасибо.
Шахтёр успел только кивнуть головой – его рука, словно обретя свой собственный разум, уже принялась долбить упругое мясо стены; глаза работника расфокусировались и уставились в разные стороны, сигнализируя о том, что сознание за ними утонуло в привычном безмыслии.
Холодная вода, холодный воздух… Полынь на ходу покачала головой. Чем больше она узнавала о Граде, тем больше он начинал выглядеть очень неприятным местом: холодный воздух, твёрдые стены, работа давалась не каждому и не всегда окупалась едой, а люди… Люди большую часть времени проводили в одиночестве.
Может быть, Раджа всё-таки был прав. Может быть, по сравнению с Градом эти тоннели действительно являются раем.
Следующий участок встретил Полынь неестественной тишиной. Нет ритмичного стука кости о мясо, нет скрипа зубов и суставов уставшего шахтёра. Даже воздух показался прохладным, словно напоминая о недавнем разговоре. Привычная дымка, обычно наполненная моросью пота, крови и дыхания, теперь рассеялась до такой степени, что воздух у пола стал почти прозрачным.
Полынь зашагала быстрее, жадно и гневно раздувая ноздри. Пальцы сами собой сжались вокруг рукояти цепа – отростки его позвонков впились в кожу; боль искорками впитывалась в мышцы, разогревая и подготавливая их к действию.
Работник не бил стену. Вместо этого он ходил вдоль неё, слепо шаря по волнующейся поверхности и что-то нашёптывая про себя.
Не сбавляя шагу, Полынь с разбегу хлестнула его цепом по ногам:
– Руби! Работай!
Шахтёр дёрнулся и развернулся. На этот раз память смогла состыковать лицо с именем, хранящимся в памяти. Забой. Когда-то Забой считался хорошим работником. Странно.
Неважно. Долг Полыни – помочь работнику найти мотивацию.
Она снова замахнулась и крикнула:
– Руби!
– Нет, – Забой резко поймал цеп в воздухе.
Полынь потеряла дар речи. К счастью, речь ей не требовалась – она саданула Забою шипастым кулаком в живот и отобрала цеп из ослабшей руки, пока шахтёр медленно оседал на пол.
– Ты чего творишь? – удивлённо спросила она у лежащего на полу клубка боли.
В ответ послышался только хруст встающих на место рёбер – Забой пытался набрать в лёгкие воздуха, чтобы что-то сказать. Полынь недовольно поморщилась. Снова неправильно рассчитала силу удара.
– Я… Я не могу работать, – наконец смог ответить шахтёр.
– Как не можешь? Ты буквально создан для работы. У тебя даже рука-кирка есть. Зачем она тебе тогда? Спину чесать?
