- И здесь его интересы с интересами своего начальника сильно расходятся, - подтвердил Панин. - Бучме уже ничего, кроме покоя и благоденствия своего семейства, не нужно. Ну, еще подбросить дровишек на свои зарубежные счета, ну, еще дачку приобрести… Ему главное, чтобы все было тихо и незаметно. Но и думать, что он никакого сопротивления при малейшей опасности для себя не окажет, не надо. Он, собственно, давно уже только одним занимается - следит, кто да чем в его хозяйстве занимается. Разводит людей, стравливает, выживает ненадежных… За свое благополучие он на все пойдет. Потому службу безопасности холит и лелеет, для него люди оттуда в тысячу раз важнее любого академика или гениального конструктора.
Что ж, все это сильно похоже на правду, подумал я, вот только…
- Но тогда непонятно, чего он вдруг влез в эту аферу полгода назад, когда заключал сделку с сирийцами? - с сомнением сказал я. - За это могли крепко по башке настучать!
- Но ведь не настучали, - напомнил отец.
- Значит…
- Значит, получил гарантии, - спокойно сказал Панин.
- Какие?
- Что в случае чего его прикроют и в обиду не дадут.
- Но такие гарантии могут дать…
- Люди, которым он поверил.
- Или люди, которые могут его по-настоящему напугать, - добавил отец.
- Ну, допустим, - сказал я. - Тогда, в первый раз, пронесло…
- Но напуган он был страшно, - перебил меня Панин. - Он был в полной прострации. Мне говорили, что это был ходячий труп, который разговаривал сам с собой и чуть ли не плакал прилюдно. Но потом помаленьку оклемался.
- И тут опять появляется статья в «Эхе», - напомнил я.
- Я думаю, он был вне себя - от страха и ярости, - ответил на мой незаданный вопрос Панин.
- Но зачем и кому это было нужно - возвращаться к истории годичной давности? - подкинул нам с Паниным тему для обсуждения отец.
- Кто-то посчитал, что появилась возможность его добить окончательно, - предположил я.
- Это может быть кто-то внутри компании или кто-то со стороны, - добавил Панин.
- Хорошо, допустим, - согласился отец. Можно было подумать, что он ведет оперативное совещание. - И что господин Бучма предпринимает?
- Ему надо выяснить, кто сливает информацию. Откуда идет угроза? - высказался Панин.
Я промолчал, потому что добавить мне было нечего.
- Это понятно, - нетерпеливо сказал отец. И столь же нетерпеливо спросил: - Что он делает? Сам же он заниматься этим не будет?
- Он поручает разобраться самым доверенным лицам, - опередил меня с ответом Панин. - А самые доверенные - это Литвинов и служба безопасности…
Мы с Паниным старались проявить себя перед отцом, как первоклассники перед учителем. Вот что значит харизма!
- Совсем недавно этот самый Литвинов уверял меня, что действует вполне самостоятельно. И о том, чем занималась служба безопасности, он не имеет ни малейшего представления, - проинформировал я старших товарищей.
Товарищи мою информацию оценили по-своему.
- Пусть он эти сказки другим рассказывает. Трудно поверить, что Бучма не подключил свою службу к этому делу. Просто этот проныpa хочет себя обезопасить на всякий случай. А действуют они, конечно, сообща, - проворчал Панин.
Какое-то время мы помолчали. Судя по всему, каждый из нас оттачивал про себя свою версию случившегося.
- Там есть еще одна деталь, - на всякий случай решил я поставить их в известность. - Жена Веригина убеждала меня, что в работе с материалом самое активное участие принимала некая госпожа Кошкарева, бывшая в последнее время любовницей Веригина…
Отец с Паниным посмотрели на меня с тем любопытством, с каким нормальные мужики обычно реагируют на подобные сведения.
Потом отец насмешливо сказал:
- Конечно, жена о любовнице мужа! Что может быть объективнее?
А Панин сказал вещь куда более любопытную:
- Погоди-ка, погоди! Уж не Арину ли Дмитриевну Кошкареву ты имеешь в виду? Такая шустрая дамочка с белой челкой по самые глаза?
Тут пришла моя очередь посмотреть на него с изумлением.
- Александр Владимирович, вы-то ее откуда знаете?
- Милый мой, так она в этом самом «Крокете» как раз работала, когда я ими занимался. В центре по связям с общественностью. А курировал этот центр…
- Господин Литвинов, - негромко сказал отец.
- Погоди, а ты что, знал это? - уставился я на него.
- Догадался, - усмехнулся он.
- Все? Или будут еще сюрпризы? - повернулся я к Панину.
Но тот только развел руками.
И тут мне позвонил Сережа Прядко. И сказал, что экспертиза следов насильственной смерти не нашла - самый натуральный сердечный приступ. Правда, есть некоторые данные, которые могут свидетельствовать о том, что тело Веригина попало на улицу не сразу, а через какое-то время после смерти. И еще есть следы ушибов, но они вполне могут оказаться последствиями падения на улице.
- А что у тебя? - спросил для порядка Прядко.
Судя по всему, Сережа уже не верил, что из этого дела можно вытащить что-то еще. Так мне, во всяком случае, показалось.
- Пока одни соображения и ничего конкретного, - честно сказал я. Немного подумал и попросил: - Слушай, попроси экспертов проверить, нет ли следов жировой эмболии в сосудах легких?
- Господи, - вздохнул он. - Откуда ты слов таких понабрался? А это может что-то дать?
- Пока не знаю, но проверить стоит, - уклончиво сказал я.
- Ладно, записал эту алхимию, - устало сказал Сережа.
И отключился. Судя по голосу, у него был тяжелый день.
Отец внимательно смотрел на меня. А потом спросил:
- Дело Коккеля?
Я кивнул. Потому что вопрос все-таки оставался. И вопрос этот звучал очень просто: даже если Женька действительно умер в результате сердечного приступа, что этот приступ вызвало? Страх, эмоциональное потрясение или тупое физическое насилие? И были ли обнаруженные на его теле повреждения действительно следствием падения уже после смерти? Или они - результат пыток профессионалов, умеющих оставлять минимум следов?
В свое время я под влиянием отца увлекался изучением истории криминалистики. Он мне подсовывал всякие редкие книги, где были описаны всякие криминальные казусы и яркие дела. И потому я знал, что во все время существования криминалистики была обширная область судебной медицины, которая занималась исследованием того, как отличить повреждения, полученные человеком еще при жизни, от тех, что сознательно или случайно причинены ему после смерти. Естественно, многие из открытий чуть ли не столетней давности устарели и сегодня почти забыты, но один случай я вспомнил сразу, как только услышал про смерть Женьки.
Дело было в довоенной Германии. Некий коммерсант въехал на своем «опеле» в столб. Автомобиль загорелся, и тело водителя извлекли из него совершенно обгоревшим. У полиции было две версии: сердечный приступ и самоубийство. Но когда выяснилось, что коммерсант незадолго до этого застраховался на очень большую сумму, а сразу после его смерти жена предъявила претензии на страховые суммы, возникли подозрения, что все не так-то просто.
