Мария Давидовна вздохнула и положила бумажку на место. Как бы то ни было, она ничего не может изменить. Можно верить или не верить. Молиться за свою душу и души других людей. Или грешить, пытаясь в отпущенное время взять от жизни всё.
Можно отмахнуться от пророков и предсказателей. Просто жить настоящим, не заглядывая далеко. И будь, что будет.
Однако весь этот безумный поток информации о конце света приводил к изменениям в человеческом сознании, и она, как врач-психиатр, видела это каждый день. Можно сказать, что есть еще один вариант событий — коллективное безумие, когда всё человечество в едином порыве совершит массовое самоубийство. Да, идея совершенно безумная и нереальная, но — что есть реальность в наше время? Мария Давидовна посмотрела на свое лицо в зеркало и, отметив наличие темных кругов под глазами, грустно улыбнулась.
Если человечество, презрев инстинкт самосохранения, сделает первый шаг в бездну, то, наверняка, она будет в первых рядах. Этого не случится только в одном случае. Но шансы на то, что Михаил Борисович Ахтин придет и протянет ей руку помощи, кажутся настолько призрачными и нереальными, что даже не стоит рассчитывать на этот случай.
Я начинаю понимать, что изменился. Я уже не тот доктор Ахтин, который легко и непринужденно говорит о своей божественной сути. Сейчас я так не скажу вслух. Я знаю, что дар со мной, но не хочу им пользоваться. Пока не хочу. Я не вижу никого, кому бы был нужен. И кого бы я захотел исцелить. Так же, как я не вижу достойной кандидатуры для избавления от этой жизни.
Наверное, изменился не только я, но и человеческое стадо, бредущее в неизвестность. Люди в подавляющем большинстве медленно и верно превращаются в особи, способные только исходить черной завистью, ненавидеть и жадно подгребать под себя материальные блага, словно они им понадобятся в потустороннем мире.
Мне казалось, что еще совсем недавно, может, лет десять назад, всё было не так. Люди были чуть-чуть отзывчивее и добрее. Они делали скорбные лица и несли цветы к местам массовой гибели людей. Они отдавали свою кровь и зажигали поминальные свечи.
Сейчас каждый сам за себя. И никому, кроме родителей, нет дела до больного ребенка, которого может спасти операция. За любой благотворительностью есть голый расчет, несущий в первую очередь выгоду самому благотворителю. И в огромном миллионном мегаполисе во время какой-либо беды кровь сдают сотни, а не тысячи.
Бесценность жизни человека — понятие декларативное. Жизнь любого члена стада имеет вполне определенную ценность в денежных знаках, и если их нет, то никто и не заметит исчезновение этой неполноценной особи.
Я изменился. И думаю, что это к лучшему.
Возвращение — всего лишь часть моего пути. Я сделал шаг вперед. И вернул себе имя.
Мне надо сделать еще один шаг.
И обрести мир.
Когда я прихожу на работу, то Марина говорит мне, что меня вызывает главный врач. Она говорит это испуганным голосом, словно этот вызов несет какую-то беду, в первую очередь для неё.
Я неторопливо переодеваюсь. Причесавшись у зеркала, я поворачиваюсь к медсестре и, увидев её большие испуганные глаза, говорю:
— Наверное, она хочет познакомиться со мной.
Главный врач поликлиники, Басова Алевтина Александровна, оказывается молодой и привлекательной женщиной. Идеально отутюженный белоснежный халат на стройной фигуре. Легкий макияж, красиво уложенная прическа. Ухоженные руки, два золотых кольца на пальцах. Войдя в её кабинет, я представляюсь и сажусь на предложенный стул. Она деловито перебирает бумаги и не смотрит на меня, словно давая возможность мне рассмотреть её. И после пары минут молчания, она поднимает глаза и спрашивает:
— Михаил Борисович, как вам у нас?
— Отлично, — прямо глядя в её глаза, отвечаю я, — прекрасный коллектив единомышленников и замечательный участок с благодарными пациентами. Мне всё нравится в поликлинике, и я рад, что пришел к вам работать.
Алевтина Александровна заметно удивлена.
— Вы, проработав неделю у нас, пришли к такому выводу? Не быстро ли?
Я пожимаю плечами. И не отвечаю на вопрос.
— Ну, то, что коллектив прекрасный, я, конечно же, согласна с вами. А вот благодарные пациенты — это вряд ли, — главврач поднимает лист бумаги и, помахав им, добавляет, — жалоба на вас, Михаил Борисович. Девушка вот пишет, что вы на приеме расспрашивали об интимных подробностях её сексуальной жизни. Она полагает, что, — Алевтина Александровна опустила глаза к тексту и процитировала, — «доктор проявлял нездоровое внимание к моей интимной жизни и, пользуясь своим положением, сексуально домогался меня».
Я жизнерадостно улыбаюсь. Внутри я смеюсь. И отвечаю на немой вопрос в глазах главного врача:
— Вот я и говорю. Благодарные пациенты. Она увидела во мне Мужчину с большой буквы, настоящего Мачо. Это льстит моему самолюбию.
— Это не смешно, Михаил Борисович, — с серьезным выражением лица говорит Алевтина Александровна, — объясните, что всё это значит.
— У девушки сифилис. Первичный шанкр на задней стенке глотки. Увеличенные регионарные лимфоузлы. Положительная микрореакция. Я предположил, что заражение произошло при орально-гинетальном контакте, и прямо спросил её об этом. Она ответила положительно, то есть, призналась, что активно использует минет в интимной жизни. Я отправил её к венерологу. Вот, собственно, и всё. Медсестра присутствовала и может это подтвердить.
Главный врач пристально смотрит на меня, и я легко выдерживаю её взгляд. Затем она смотрит на лист бумаги, который держит в руке, и брезгливым движением выбрасывает её в мусорную корзину. Встав со стула, она идет к умывальнику и тщательно моет руки. Затем настежь распахнула окно. Вернувшись к столу, она говорит:
— Гадость-то какая! Она стояла тут и выдыхала спирохеты. Я держала в руках бумагу, на которой остались заразные следы. Наверное, надо произвести дезинфекцию кабинета.
— Алевтина Александровна, я могу идти.
— Да, Михаил Борисович. Рада была с вами познакомиться.
— Я тоже очень рад.
Вернувшись в кабинет, на немой вопрос Марины, я отвечаю:
— Блондинка-сифилитичка жалобу написала, что на приеме я её сексуально домогался.
Марина смеется, и я тоже.
Совместный смех сближает. Я это знаю, а она догадывается. Мне это не надо, а она мечтает об этом.
Заходит первый пациент. Мужчина пятидесяти лет с открытым больничным листом. Он лежал в больнице с хронической обструктивной болезнью легких, и с улучшением выписан на амбулаторное лечение. Его зовут Сергей Глущенков, он работает на заводе двадцать лет и он курит с пятнадцатилетнего возраста. Раньше он курил папиросы и сигареты без фильтра, а сейчас обманывается себя, используя фильтр или мундштук.
