Я слушаю через фонендоскоп влажные хрипы в легких, отмечаю незначительную одышку и ровный пульс. Да, он еще не совсем работоспособен, но на больничном листе он уже двадцать девять дней, а, значит, я единолично не смогу продлить его еще на некоторое время. А заместитель главного врача по экспертизе сочтет его работоспособным. Расписав ему профилактическое лечение и дав бланки анализов, я закрываю лист нетрудоспособности и говорю, что курить ему категорически нельзя, потому что у него больные легкие и каждая затяжка ухудшает их состояние.
Сергей задумчиво смотрит на меня и спокойно говорит:
— Доктор, если завтра ко мне придет Смерть с косой и спросит, что бы я хотел сделать перед тем, как уйти с ней, то я бы выбрал сигарету.
Он уходит, а я думаю о том, что мужчина умрет не от сигареты.
И для него это будет лучшим лечением неизлечимого хронического заболевания.
Суббота. Выходной день. И еще завтра день. Пока я не знаю, чем их занять. Целых два дня, которые становятся для меня черной дырой. И в моем сознании, и в настоящем времени. Невозможно жить текущим мгновением, если оно застыло в состоянии перманентного умирания.
Я бы спал, если бы мог.
Я бы рисовал, если бы знал, кого или что.
Я бы ел, если бы мой желудок смог вместить то количество пищи, которое я уже съел.
За окном пасмурно. Вот-вот пойдет дождь. Я собираюсь и выхожу из комнаты. На мне болоньевая куртка с капюшоном и черная бейсболка на голове. На ногах кроссовки и джинсы. Дождь и ветер — я думаю, что прогулка в таких условиях взбодрит меня. Быстрыми шагами ухожу от общежития, ощущая лицом первые мелкие капли дождя. Встречные люди открывают зонты и прячутся под любой крышей. Я набрасываю капюшон куртки на голову и иду навстречу ветру, несущему обжигающе холодные капли.
Я направляюсь в лес. Он совсем недалеко, — около километра по тротуару вдоль дороги и затем налево через поле мимо студенческих общежитий. Смешанный лес слишком часто посещают люди. Здесь совсем не так, как в лесу рядом с деревней, где я жил полгода. Мусора больше, чем деревьев. Причем, лес загажен так основательно, что, кажется — сначала здесь были разбитые банки и бутылки, целлофановые кульки и использованные презервативы, разломанные останки бытовой техники и ржавые детали непонятного назначения, и только потом на этом месте начали расти деревья и кусты.
Я осторожно обхожу поваленное дерево, за которым лежит ржавый остов велосипеда и автомобильная шина. Местами лесная поросль скрывает нелицеприятные картины в виде человеческих испражнений, но скрыть всё невозможно. Разочарование велико, но я не спешу уходить. Мне надо было выбраться из комнаты общежития и развеяться. Мне надо подумать, и я считаю, что лучшего места не найти. Пусть даже в этом месте невозможно идти, не глядя себе под ноги.
Я слышу шум. Веселые молодые голоса, жизнерадостный мат. Я невольно стараюсь спрятаться. Почему-то мне кажется, что веселящаяся молодежь будет мне не рада.
— Вот так! Молодца! Впендюрь ей по самые помидоры!
Небольшая поляна, на которой, судя по черному пятну от костровища и сваленным в кучу бутылкам, часто собираются компании. На примятой траве лежит женское тело. Юбка задрана до лица, ноги разведены. Первый парень со спущенными штанами, пристроившись между ног, ритмично двигается. Второй подбадривает друга словами и себя правой рукой. На лицах — веселое удовольствие, движения тел и конечностей неловки и хаотичны. Похоже, парни или пьяны, или под кайфом. В любом случае, им очень хорошо. Они довольны и жизнью, и ситуацией.
Я смотрю на девушку. Симпатичное лицо, на котором бледность соседствует с безмятежностью. Глаза закрыты. Русые волосы разметались по траве. Уж она-то точно под кайфом.
Осторожно осмотревшись вокруг, я сажусь на пенек. Кусты закрывают меня от живописной картины совокупления наркоманов, которым нет никакого дела до мелкого дождя и холодного ветра. Я сижу и наблюдаю за процессом. Прекрасное место для раздумий о людях и тенях. Наверное, я знал, что увижу что-то подобное. Интуиция привела меня сюда и всё, что видят мои глаза, мне надо увидеть.
Первый парень протяжно выдыхает воздух. Его хриплый крик отскакивает эхом от окружающих еловых стволов. Его друг тоже кончает, но не так громко. Затем на мгновение в лесу наступает тишина, после которой парни, оживлено переговариваясь, натягивают штаны на чресла и уходят. Они словно не замечают, что оставляют девушку в той же позе — с раздвинутыми ногами и задранной юбкой. И в этой позе есть своеобразная красота, — белая кожа живота контрастирует с зеленью травы. Девственная белизна на фоне успокаивающего цвета примятой жизни.
Через пару минут девушка выпрямляет ноги, поворачивается на бок, и словно поняв, что ей холодно, подтягивает колени к животу. Еще через пару минут она начинает беспокойно двигаться, и, наконец-то, открывает глаза. Осмысленность во взоре появляется далеко не сразу, но когда она понимает, что находится в лесу, что ей холодно и сыро, то девушка начинает медленно вставать. Это ей удается, но с большим трудом. Она стоит, покачиваясь, и, одернув юбку, поправляет складки одежды.
Мне грустно видеть это жалкое подобие человека. Она даже не тень. Взлохмаченные волосы, на бледном лице темные впадины глаз — она похожа на чучело, поставленное для отпугивания чертей.
Правда, черти её ничуть не испугались.
Девушка медленно уходит, ничего не видя вокруг. Она натыкается на деревья, спотыкается о пни. Она даже падает и с трудом встает вновь.
Наверное, я бы мог помочь ей.
Я бы мог избавить её от этой жизни, прямо здесь и сейчас.
Нет никаких свидетелей. Затяжной холодный дождь выгнал всех из леса.
Я бы мог, но не стал ничего делать. Я, по-прежнему, сижу и смотрю, как девушка исчезает между деревьев.
Я думаю о тенях, которые бессмысленно бредут по темному лесу. У каждого он свой, и абсолютное большинство не видят света дальних фонарей. Им никто не протягивает руку, и не называет по имени.
У них нет ни Бога, ни Богини, ни даже обычного поводыря.
Они просто тащат своё тело, передвигаясь наощупь.
И эта хаотично движущаяся биомасса обречена умереть, так и не узнав, что в Тростниковых Полях жизнь продолжается. Смерть можно избежать. Умерев здесь, человек вечно будет пребывать в Тростниковых Полях. Там тихо и хорошо, не надо выживать и пытаться урвать лучший кусок. Нет необходимости совершать однотипные движения и бороться с пустыми желаниями. Там отпадает надобность в физических усилиях и физиологических реакциях.
