Привычно начав со свечки за упокой, — прости, Господи, рабу свою за грех смертоубийства, за то, что не приняла дар твой, за то, что самонадеянно решила судьбу милости твоей, — она подошла к иконе Николая Чудотворца и, помолившись, приложилась к ней.
Запах ладана и горящих свечей настраивал на размеренное мироощущение. Забывались мирская суета, оставшаяся за стенами храма, проблемы в той жизни, что осталась за воротами. Хотелось служить Господу, не смотря на то, что она знала другой путь в его Храм, который был короче, ярче и прекраснее.
Она ходила по залу и помогала людям в отправлении ритуалов, — куда правильно поставить свечу, у какой иконы помолиться. Она сама когда-то пришла первый раз к Богу, и ей помогли найти правильную дорогу. И ничего, что ей всего двадцать пять, — за последний год она узнала все нюансы богослужения. Она поздно приняла крещение, пройдя все его этапы. Главное, принять истину, остальное приложится.
«Продвинутая», — сказала бы она про себя год назад.
Прошлое иногда вторгалось в её веру, проделывая брешь в возведенной стене, но Оксана терпеливо вновь заделывала её, укрепляясь в силе Господа. Страшнее всего были сны, возвращавшие её в наркотические галлюцинации, такие реальные в своем приближении к Богу, что, проснувшись, она долго молилась, глядя на иконный лик, висящий у изголовья её кровати. И горящий внутри огонь затухал, и забывался сон-галлюцинация, и можно было жить дальше.
Она старалась проводить меньше времени за стенами храма, словно они защищали её от искушений внешнего мира. Здесь она так редко вспоминала о своей непутевой жизни, что казалось, ничего и не было. Здесь — реальность, там — сон. Яркий наркотический сон.
Однако каждый вечер приходилось возвращаться домой. Она закрывалась в своей комнате, стараясь не слышать голоса за стенкой. Она молилась, когда раздавался стук в дверь. Она смотрела на икону, когда сладкий голос за дверью искушал приятными мгновениями. Она облегченно крестилась, когда наступала тишина.
Родной брат посадил её на иглу. Он же давал на очередную дозу, заставляя расплачиваться телом. И даже сейчас, когда она вырвалась из наркотического плена, он продолжал приходить и искушать.
Оксана прокляла его в своем сердце.
И она прокляла свою слабость. Потому что приходилось кусать свои пальцы, чтобы не закричать. Чтобы не броситься к двери, забыв о виртуальном Боге, и принять из рук родного брата реального Бога. Она так часто видела, как рушится возведенная стена. Как падают, скрепленные молитвами, заграждения. Как прорывается сквозь щели сознания муть прошлого.
В своих снах она открывала дверь брату и умоляла дать дозу.
В церкви она спрашивала у батюшки, почему столько соблазнов для человека, почему грех настолько притягателен, что практически никто не в состоянии противится ему, зачем Бог дал людям столько непреодолимых соблазнов, словно Он хочет, чтобы к нему пришел раскаявшийся грешник, а не истовый праведник. Для чего эти испытания, если рай недостижим?
Оксана слушала ответы священнослужителя и верила каждому слову. Верила, когда находилась в церкви, и сомневалась в каждом слове, когда уходила домой. И это было хуже всего. Терзающие душу сомнения. Рвущее сознание нестерпимое желание. И отсутствие Бога рядом, когда его спокойный и кроткий взгляд с иконы не проникает в сознание.
Сон стал явью. Она открыла дверь брату.
Оксана плохо помнила, что было потом, но днем в воскресенье она очнулась дома от боли в животе. Добравшись до туалета, она чуть не закричала, когда обжигающая струя мочи ударила в унитаз. Боль разрывала низ живота, и она так крепко стиснула зубы, что почувствовала соленый вкус крови.
Промучившись весь выходной день, в понедельник она помчалась в поликлинику. А потом туда, где уже давно не была. Купила дозу — родной брат был не единственный, кто давал ей возможность улететь, и дома сделала инъекцию. Приятное чувство возвращения, словно и не было этих месяцев, когда она боролась сама с собой. Счастливая и довольная, Оксана провела ночь, глядя в экран телевизора и не понимая происходящего там. В своем сознании она стояла на руинах храма. Никаких стен вокруг, — бескрайная ширь и простор. Она свободна, и если захочет, то может взлететь. Она всегда это знала, но пыталась заточить свое тело в подвале, а мысли занять молитвами.
И она взлетела. С высоты птичьего полета Оксана созерцала этот странный и пугающий мир, где люди, боясь адова огня, сжигали себя в пламени греховных страстей. Где церковные праведники совершали немыслимые поступки. Где молитвенный хор сотен голосов заглушался ревом тысячеголосой глотки рок-концерта. И где всемирно признанный миротворец начинал очередную кровавую войну.
Рано утром, еще до рассвета, она пришла в церковь. Под пустыми гулкими сводами Оксана вылила остро пахнущую жидкость на алтарь и поднесла спичку. Глядя на жадные языки пламени, облизывающие иконостас, созерцая, как плавятся святые лики, она улыбалась. Счастливой улыбкой человека, нашедшего себя.
Она сделала свой первый реальный шаг к Богу, в которого всегда верила.
Лысая голова. Оттопыренные уши. Худое лицо. Нижняя губа еле заметно дрожит. За очками в глазах неуверенность и страх. Над правой бровью наклеена длинная лента лейкопластыря. Мария Давидовна спокойно смотрела на молодого парня и молчала. Надо начинать задавать вопросы, но она ждала. Иногда некоторым пациентам можно дать пару минут, чтобы они созрели и стали говорить. Иногда нужно начинать первой. Каждый раз Мария Давидовна следовала своей интуиции, и редко ошибалась.
Иван Картузов. Восемнадцать лет. Студент политехнического университета. Задержан на месте преступления, когда он, набросив подушку на лицо и навалившись всем телом, душил старуху. Социальный работник, женщина лет сорока, не растерялась и нанесла удар по голове преступника первым попавшимся под руку предметом — кочергой. Мария Давидовна подумала о том, что делала кочерга в однокомнатной квартире с газом и центральным отоплением, и решила, что с этим разберется следствие. Как бы то ни было, этот предмет спас старой женщине жизнь.
— Иван, ты читал Достоевского? — спросила Мария Давидовна.
— Кого?
Парень удивленно замирает. Даже нижняя губа перестает дрожать.
— Писатель был такой. Достоевский. Роман «Преступление и наказание». Читал или нет?
— Нет, — пожимает плечами студент, — я книги не читаю.
— Почему?
— Скучно. Лучше телик посмотреть или популять маппетсов.
— Что сделать?
Теперь удивленно приподняла брови Мария Давидовна. Парень, поняв, что его не поняли, объяснил:
