Да уж, убирать тут и убирать, — задумчиво осмотрелась Швабра. — Как ты думаешь, босс, у нас ещё остались клиенты?
— Уверен, они придут как ни в чём не бывало к открытию. Твои одноклассники захотят отметить совершеннолетие первым легальным бокалом пива. Их родители — погордиться взрослыми детьми. Деды и прадеды — выпить за старые добрые традиции. У нас будет тот ещё аншлаг.
— А мы будем им наливать и улыбаться?
— Улыбаться не обязательно. Но ты пойми, на самом деле, ничего не изменилось. Они всегда были такими. И в глубине души ты это знала.
— Давайте выпьем за него, — сказала Блонда. — Он бы хотел, чтобы мы выпили.
Она встала за стойку и потянулась к стаканам, но, вскрикнув, отпрыгнула.
— Что случилось? — кинулась к ней Швабра.
— Обожглась!
— Обо что?
— Не знаю! Ой, смотрите, огонь! Откуда он?
Над стойкой взметнулись языки пламени. Сначала полупризрачные и беззвучные, но быстро набирающие жар и силу. Треснула и потекла в огонь первая бутылка, он загудел и ударил вверх синими всполохами горящего спирта.
— Все наружу! — скомандовал Депутатор и потащил за руки к дверям Училку с сыном.
Огонь распространился моментально, вспыхнув десятком очагов, пытаться тушить бесполезно. Мы еле успели выскочить.
— Что это, босс? — спросила Швабра, стряхивая искры с рубашки. — Откуда пожар?
— Это не здесь пожар, — догадалась Блонда, — а там. Они подожгли бар отца. Значит, его больше нет. Я осталась одна.
— Может, он спасся?
— Нет, его убили. Я знаю.
— Мои соболезнования, — сказал Депутатор.
— И Говночела мы не похоронили, — добавила Швабра.
— Огненное погребение в озере горящего алкоголя — самый панк-рок, — прокомментировал я. — Жаль, что нечего выпить. Мне теперь можно, я уже не бармен.
— Пойдёмте ко мне, — пригласил Депутатор. — У меня есть пара бутылок.
***
— Сегодня мы вступаем во взрослую жизнь. Это важный день для нас, важный день для наших родителей, важный день для города! — Свобода вещает с трибуны на школьной площадке, её голос, усиленный колонками, разносится над улицами.
Образцовая выпускница — платье, туфли, причёска, макияж. Ни винтовки, ни бутылки, ни призывов убивать. Её слушатели выглядят столь же прекрасно — костюмы, платья, банты, белые ленты через плечо. Молодые красивые лица. Чистые вдохновенные глаза.
— Мы благодарны нашей школе. Мы благодарны нашим родителям. Мы благодарны нашим учителям и особые благодарности нашей классной руководительнице. Давайте попросим её подняться на эту трибуну!
— Про-сим! Про-сим! Про-сим! — скандируют выпускники.
Училка идёт к трибуне, перед ней расступаются, ей аплодируют.
— Они же ничего не сделают маме? — тихо спрашивает меня её сын.
— Нет, не волнуйся, — успокаиваю его я. — До чужаков в этот раз руки не дошли, слишком всё быстро случилось.
Это не совсем правда — в холодильнике морга лежит тело поэта, желавшего воспевать смерть. Его вытащил из какого-то подвала Депутатор. Парень оказался не с той стороны ножа, на которую рассчитывал. Но Доктор Клизма цел, хотя слишком занят, чтобы прийти на праздник — пациентов с различными травмами полная клиника. Командированный персонал завода по большей части исчез, но они, скорее всего, сюда просто не приезжали.
— Поздравляю с окончанием школы, — сказала Училка в микрофон. — Ваши аттестаты здесь. Забирайте.
Она положила на край трибуны папку и пошла по ступенькам вниз. Воцарилось неловкое молчание — от неё явно ждали речи, — но Свобода быстро сориентировалась и перехватила инициативу.
— Ещё раз поблагодарим нашу учительницу! Я возьму вручение на себя, если никто не против! Итак, первым приглашаю…
— Давайте уйдём отсюда, — предложила Училка, вернувшись к нашей компании. — Я так ужасно устала. У нас есть свободная комната, Роберт, если хотите…
— Мы лучше пойдём к нему, — я показал на Депутатора. — У него большой запас виски.
— Как вам угодно, — она посмотрела на меня внимательно и строго, потом пожала плечами, взяла сына за руку и ушла.
***
В гостиной у полицейского мы выпили по стаканчику. Молча, потому что говорить сил не было.
— Босс, а босс, — спросила Швабра, когда все разошлись спать. — А что теперь будет-то?
— Я тебе больше не босс, для начала. Твоё место работы сгорело. А что будет, узнаем завтра.
— Я пойду к подружке спать, ладно? Ей не помешает дружеское плечо, чтобы на нём хорошенько поплакать.
— Конечно.
— Ты не обидишься?
— Нет. У тебя впереди жизнь. У меня что-то другое.
— Спокойной ночи, Роберт.
— До завтра.
— Ваш пирог неизменно прекрасен, — сказал я Мадам Пирожок. — Буду скучать по нему.
— Я просто с ног сбилась! — пожаловалась она. — Кажется, что весь город решил у меня завтракать! Похоже, надо срочно нанимать персонал. Зато муж больше не пьёт, это большое подспорье.
— Теперь это центральное городское кафе, привыкайте.
— Не хочешь поработать у меня? — спросила она Швабру. — В баре, я слышала, ты отлично справлялась.
— Нет, — помотала та растрёпанной головой, — я уезжаю. Заверните с собой пару кусков.
— Набрала на машину?
— Нет. То есть да, но всё сгорело. Но ведь есть автобусы.
Трасса теперь проходит через город, рассекая его на две части, так что он немного похож на бабочку, попавшую под колесо велосипеда.
— Не нужен автобус. Прижми палец вот здесь, — я подвинул к ней ключ-карту.
— Здесь?
— Да, к этому кружку.
— Вот. А зачем?
— На парковке моя машина. Теперь она твоя.
— Босс… То есть Роберт, — поправилась она, — это как-то дофига для прощального подарка.
— Мне больше не пригодится. Когда я снова понадоблюсь Мирозданию, оно даст мне всё, что нужно.
— Спасибо, бо… Блин, слушай, а тебе не нужна… ну, не знаю… Что бывает у таких как ты? Приспешники?
— Я не Доктор Зло, а это не комикс.
— Я в курсе. Но ты подумай, из меня могла бы выйти отличная
