– Взять хотя бы супругов Кюри, – продолжал молодой человек так, будто его рука и не переходила границы дозволенного.
– А при чём тут Кюри? Они не знали, что их опыты вредны для здоровья.
– Ты думаешь, что если бы они знали о радиации, то прекратили бы опыты?
Наташа молчала. Но её запинка вовсе не была обусловлена супругами Кюри. Она вспоминала, когда они с её собеседником перешли на «ты».
– Разве мы с вами пили на брудершафт? – спросила она.
– Отличный тост! – воскликнул собеседник. – Как же я это раньше не предложил?
Он встал с дивана и наполнил фужеры.
– Пить надо обязательно до дна, – предупредил молодой человек.
Наташа не успела не только что-то сказать, а даже подумать, как Николай поднёс бокал к её губам, причём так, что ей обязательно надо было отпить, иначе её нарядное и единственное платье было бы залито вином и испорчено. Когда угроза платью миновала, Наташа хотела отодвинуть фужер, но не тут-то было.
– До дна, до дна, – настаивал кавалер.
Наташа исполнила его требование и чуть не выронила фужер из рук. Кавалер поймал фужер и поставил на стол. Однако поддержки требовал не только фужер. Ноги дамы подкосились, и если бы не Николай, она оказалась бы на полу в совсем неприглядном виде.
– А теперь надо трижды поцеловаться. Это не я придумал, так положено.
Николай подхватил девушку и уложил на диван. Что касается рук, то всякие границы для них перестали существовать, чем они и воспользовались незамедлительно.
* * *
Юрику и Шурику казалось, что тяжелее их работы не существует. И, в известном смысле, это было действительно так. Необходимо было не только заснять материал, но и самим не обнаружить себя, что сделать было исключительно тяжело, ибо стоны от созерцания сами собой вырывались из груди.
– Зачем нам эти камеры? – ворчал Шурик, – неужели мы не способны на бумаге изложить всё, что видели?
– На бумаге каждый дурак может, – возражал ему приятель. – А как тебя можно проверить?
– Меня проверять не надо. Я и без всего этого, – Шурик показал рукой на камеру, – могу написать.
– Таких писак, как ты, хоть пруд пруди! Ясно сказано, что издательство интересует материал, максимально приближенный к реальным событиям. Вот поэтому они и хотят нас проверить.
– Слушай, а когда они нам аванс выдадут? – вдруг спросил Шурик. – Судя по тому, как эти кувыркаются, – он опять показал на камеру, – им уже заплатили.
– Просто так никто ничего платить не будет. Надо хотя бы что-то написать.
– Ты хочешь сказать, что они написали?
– Конечно, – уверенно сказал Юрик. – Ты же видишь, как они оттягиваются.
– Юрка, а давай разделимся, – предложил Шурик. – Я буду писать про Ворошилова, а ты про Семёнова.
– Отлично! Таким образом, мы увеличим свою производительность труда вдвое.
* * *
Просмотрев скопленный материал, стратеги разложили на столе «карту боевых действий» и потёрли руки от удовольствия.
– А ты боялся, что у тебя сюжетов не хватит, – радовалась Катя.
– Теперь их девать некуда.
– Девать их есть куда. Давай составим схему. Расположим сюжеты так, чтобы они составили цепь и пришли к логическому концу.
Пачки бумаги, которые заключали в себе отдельный сюжет, стали кочевать по столу, образуя причудливый хоровод. Наконец каждая пачка заняла своё место. Катя взяла фломастер и прямо на скатерти провела стрелки от одной стопке к другой.
– Зачем ты скатерть испортила? – удивился Чернокнижник.
– Эта скатерть прославит нас!
Пётр посмотрел на стол. Его внимание привлекли несколько коробочек с плёнкой от кинокамеры.
– А это не пригодилось? – спросил он Катю.
– А это самая главная деталь в нашем деле.
– Не понял, – удивился Чернокнижник.
– Всё поймёшь в конце, – зло улыбнулась Катя.
После того, как известие о распаде Союза Советских Социалистических Республик потрясло мир, полковника отправили в отставку. Напрасно он доказывал своим начальникам, что они сами не верили той информации, которую тот поставлял. Нужно было найти стрелочника, и он был найден. Полковник оказался в ненужное время и в ненужном месте. Мишель, который целиком и полностью зависел от полковника, тоже остался не у дел. Только Пётр, окунувшись в свой, никому не ведомый, мир ничего не видел и ничего не слышал.
Однажды Мишель, разговаривая с Петром, завёл разговор о книге.
– Почему ты не спрашиваешь меня, где твоя книга?
– Я даже не думал об этом. Гонорары платят исправно, следовательно, и с книгой всё в порядке.
Лицо Петра вдруг стало серьёзным. Кто-то неведомый вытащил его из виртуального мира.
– А что с моей книгой? – испуганно спросил он.
– Никакого издательства нет. После «Трупопровода» твоя деятельность, как писателя, закончилась.
– Что ты такое говоришь, Мишель? А как же гонорары? Куда же ты тогда относил рукописи?
– Ты слышал, что в твоей стране за каждым иностранцем, приезжающим из чуждой страны, КГБ ведёт наблюдение?
Пётр кивнул головой.
– Это нормальная практика. Так поступают не только у вас.
– Значит, всё это время ты следил за мной? – Пётр разочарованно посмотрел на своего собеседника. – А я считал тебя своим другом.
– Я действительно твой друг, только стал им не сразу.
– Стал другом, и в тоже время следил.
– Не следил я за тобой. Я просто показывал твои рукописи своему начальнику. Здесь в Европе все боятся Россию, не верят ей. Разве ты не служил бы своей стране?
Пётр слушал Мишеля, а сам думал про Россию. Неужели он предал её? Неужели можно было вредить Родине из-за каких-то тупых партийных выскочек? Он должен был предвидеть, что его способностями воспользуются в первую очередь спецслужбы.
– Значит, уйдя от одного КГБ, я попал в другое? Выходит, мои способности нужны вам только для получения информации?
– Информация была, но ей никто не воспользовался.
– То есть, как?
– Меня и моего начальника выгнали из конторы.
– За что?
– За то, что я утаил от них информацию о распаде СССР.
– Ничего не понимаю, – затряс головой Пётр, – ты только что сказал, что передавал спецслужбам мою информацию.
– Передавал, только ей никто не поверил. Что касается распада СССР, то мой шеф – полковник не стал передавать её, боялся, что над ним смеяться будут.
– Не поверили, стало быть?
– Не поверили, – ответил Мишель.
Лицо Петра слегка прояснилось. Уголки губ, опущенные до сих пор вниз, выпрямились и стали подниматься наверх. Он заулыбался и вскоре хохот потряс комнату. Мишель даже испугался, что завёл этот неприятный разговор. Неужели то, что он сказал, было способно задеть психику ранимого писателя? Он с ужасом посмотрел на своего товарища и схватился за голову.
