Беременная женщина с врожденным пороком сердца. Ей нельзя вынашивать беременность, но она смотрит мне в глаза и говорит, что она в любом случае не пойдет на аборт. Она не может убить этого еще не рожденного ребенка. До её сознания не доходит простая истина, — она не может убить плод, зато она может убить себя, оставив новорожденного сиротой.
Пожилая женщина, которая игнорирует назначения врача и предпочитает применять мочу, приходит, чтобы сказать, что ей становится хуже. Боли в спине не проходят. Она не говорит, что использует уринотерапию, а я не собираюсь говорить ей то, что она не хочет услышать.
Мужик, перенесший инфаркт миокарда, уже через четыре месяца снова стал курить и пить водку, словно ничего в его жизни не произошло.
Всё, как обычно, — тени с маниакальным упорством рвутся к смерти, а когда она приходит, с не меньшим упорством они хотят жить.
Ничего не меняется.
Человеческое стадо продолжает свой бессмысленный путь.
Я снова иду к Маргарите Сальниковой. Рабочий день позади, я мог бы просто пойти домой, но я иду к девушке, которая не хочет жить.
Поднявшись на четвертый этаж, нажимаю на кнопку дверного звонка.
Мать Маргариты удивлена:
— Я вроде не вызывала вас?!
Я ничего не говорю в ответ, словно не замечая завуалированный вопрос — зачем вы пришли, если никто вас не звал?
Помыв руки, я иду в комнату девушки.
— У нас всё хорошо, — говорит мать, идущая за мной, — температура спала, Рите стало лучше.
Маргарита действительно выглядит хорошо. Она почти сидит, навалившись на подушку. Бледное лицо, свалявшиеся волосы. Но в глазах любопытство и спокойное ожидание.
Она знала, что я приду.
Она ждала меня.
— Здравствуйте, доктор.
Я улыбаюсь в ответ на приветствие. И говорю:
— Я вижу, тебе лучше. Сколько температура?
— Тридцать семь и две, — отвечает мать, хотя я спрашиваю девушку.
Я смотрю в глаза на круглом лице. Кое-что у неё получилось, а с чем-то она не смогла справиться. Она по-прежнему мечтает умереть, и готова сделать для этого всё от неё зависящее. Она нарисовала в своем сознании картины, изобразив то немногое, что мешает ей оставить мир теней и то многое, к чему она стремится.
Но она еще не готова порвать эти рисунки.
И, если быть точным, она боится рвать эти мысленные картины.
— Болезнь приходит и уходит, а мы остаемся, — говорю я, пытаясь в присутствии матери сказать девушке то, что нужно донести до её сознания. Это сделать сложно, потому что женщина, стоящая за моей спиной, никогда не поймет прямых и открытых слов. Хорошо, что девушка способна понять невысказанную и завуалированную истину.
— Неизлечимых болезней очень мало. Точнее, их нет. Если медицина не может с чем-то справится, то с этой болезнью может справиться сам больной. Но для этого надо захотеть это сделать. Врачи могут говорить, что это невозможно. Священнослужители отправят молиться и надеяться на божественное чудо. Здравый смысл и житейская логика будут отрицать даже возможность такого исхода. Но — всё в твоей голове.
Я вижу, что Маргарита Сальникова понимает меня.
— Мама, я очень хочу пить, принеси мне, пожалуйста, твой вишневый компот, — просит она, кротко взглянув поверх моего плеча.
Женщина за спиной уходит, и я говорю:
— Жизнь — это и есть болезнь. Коварная, неизлечимая болезнь. Да, и для этой болезни есть доктор, но иногда его так долго приходится ждать. Поэтому довольно часто человек сам может исцелиться.
— Я поняла, — тихо говорит Рита.
— Не надо бояться рвать картины в своем сознании, — улыбнувшись, говорю я, — это не больно. И не страшно. Выздоровление обязательно наступит, главное верить в это.
Мать приносит компот, и Маргарита пьет жидкость.
Встав, я говорю:
— Да, ваша дочь пошла на поправку. Давайте ей больше жидкости, и продолжайте лечение.
Я ухожу из этой квартиры.
И из жизни девушки по имени Маргарита Сальникова.
У неё всё получится. Я ей не нужен, она справится сама.
Я иду по улице в сторону общежития. Темнеет быстро, и это хорошо. Мелкий осенний дождь прогоняет тени по домам, и, подставляя лицо каплям дождя, я начинаю понимать, что только теперь я вернулся.
Я вернулся и стал самим собой.
Я снова вижу свет далеких фонарей.
Я уверен, что совсем скоро Богиня возьмет меня за руку, и мы вместе пойдем по тропе на яркие световые точки.
— Ну, все, Риточка, давай будем спать.
Маргарита посмотрела на мать, которая, закончив читать вслух, отложила книгу в сторону и склонилась к ней для обычного поцелуя в лоб.
— Прости меня, мама, — сказала она тихо.
— За что? — удивленно отстранилась Ангелина Федоровна.
— За всё. За то, что я такая, и тебе приходится всё время быть со мной. За то, что болею часто, и за то, что ты не можешь мной гордиться, — сказала Маргарита.
— Доченька, да ты что, — мать всплеснула руками, — это ты меня прости.
Ангелина Федоровна обняла дочь и продолжила:
— Я ведь чуть было веру не потеряла, что всё будет хорошо. Мысли всякие глупые гоняла в голове. Зачем, думала, родила? И другие разные дурацкие мысли! А ты ведь для меня сейчас, как свет в окошке. Что бы я без тебя делала?! Сидела бы сейчас одна и смотрела в окно, одинокая и неприкаянная, никому не нужная старая баба!
Маргарита смотрела, как набухли слезами глаза матери, и неожиданно для себя тоже заплакала. Протянув руки, она прижалась к родной груди и сказала:
— Да, и я без тебя, мамочка, жизни не представляю.
Прижавшись друг к другу, они плакали, пока лампа у изголовья кровати внезапно не погасла.
— Что это? Опять электричество отключили?! Ну, что ты будешь делать! — недовольно сказала Ангелина Федоровна.
— Ладно, я спать буду.
— Да, Рита, спи, а я пойду и выдерну все вилки из розеток.
Мать ушла. Девушка лежала и смотрела в темноту. Она надеялась, что этой ночью у неё всё получится. Глубоко вдохнув, Маргарита Сальникова закрыла глаза и начала мысленно рисовать свою смерть. Она не была уверена, что делает всё правильно, поэтому решила, что нарисует несколько картин. И пусть они будут не по порядку, — главное начать.
Церковь. Она лежит в гробу, закрытая простыней. Руки сложены на груди. На лбу сложенный платок с написанной на нем молитвой. На лице умиротворение и покой. Рядом с гробом стоит мама в черном платье и платке. Она тихо плачет. Священник громко читает молитву. Лики святых строго взирают с икон алтаря.
Маргарита хотела изобразить вокруг людей, который пришли на похороны, но — внезапно поняла, что никого не будет. Родственников у них с мамой нет, друзей и хороших знакомых тоже нет. Чуть подумав, она в дальнем углу церкви нарисовала высокую мужскую фигуру.
