Последнее усилие, он дергается и повисает на веревке. Хватается за нее, восстанавливает равновесие, отвязывает веревку и медленно спускается. Потом вытаскивает мешок. Вроде нормально.
Черт побери. Он забыл радиоприемник. Ладно, пути назад нет.
Стена вокруг охраняемого поселка – шесть футов в ширину, высокий парапет по обе стороны. Каждые десять футов – две бойницы, не напротив друг друга, а со сдвигом. Предназначены для наблюдения, но подойдут и для последней обороны. Стена высотой двадцать футов, двадцать семь, если учесть парапет. Тянется вокруг всего ОП, по периметру – сторожевые башни, копии той, откуда он только что выбрался.
Охраняемый поселок «Омоложизнь» – прямоугольный, есть еще пять ворот. Снежный человек помнит карту, он тщательно ее изучал в «Пародизе», куда сейчас и направляется. Он видит купол, возвышающийся над деревьями, сверкающий, как половинка луны. Он заберет оттуда все необходимое, обойдет купол по стене – или, если позволят условия, срежет по земле – и выйдет через боковые ворота.
Солнце уже высоко. Снежному человеку лучше поторопиться, иначе изжарится. Охота показаться свиноидам, подразнить их, но приходится побороть искушение, иначе они пойдут за ним вдоль стены и он не сможет спуститься. У каждой бойницы он пригибается, чтоб не заметили.
У третьей сторожевой башни он останавливается. За стеной он видит что-то белое – серовато-белое, вроде облако, но оно слишком низко. И облака не бывают такой формы. Оно тонкое, колеблющийся столб. Где-то на побережье, в нескольких милях к северу от Детей Коростеля. Поначалу Снежный человек решает, что это туман, но туман вот так не поднимается и не клубится. Это дым, никаких сомнений.
Дети Коростеля часто разводят костры, но такие большие – никогда, их костер так не дымился бы. Может, результат вчерашнего урагана – ударила молния, начался пожар, во время дождя погас, а потом снова разгорелся. А может, Дети Коростеля не послушались Снежного человека, отправились на поиски, а это сигнальный огонь, чтобы он нашел дорогу домой. Вряд ли – они мыслят иначе, – но если так, они сильно сбились с пути.
Он съедает половину энергетического батончика, выпивает воды и шагает дальше. Он прихрамывает, раненая нога дает о себе знать, но нет времени остановиться и заняться ею, сейчас надо идти как можно быстрее. Ему нужен пистолет-распылитель – и теперь уже не только из-за волкопсов и свиноидов. Время от времени Снежный человек оглядывается через плечо. Дым на месте, одинокий столб дыма. Он не расползается. Поднимается в небеса.
Снежный человек хромает по стене к стеклянному белому куполу – тот отдаляется, будто мираж. Из-за ноги скорость снизилась, а к одиннадцати часам бетон совсем горячий, не пройдешь. Снежный человек обматывает голову простыней, кутается в нее как можно плотнее, накидывает ее поверх бейсболки и рубашки, но все равно рискует обгореть, несмотря на солнцезащитный крем и два слоя одежды. Он радуется новым темным очкам.
Он прячется в тени ближайшей сторожевой башни, чтобы переждать полдень, пьет воду из бутылки. Когда жара спадет, а неумолимый полуденный свет смягчится, когда пройдет послеобеденная гроза, ему останется идти всего часа три. При прочих равных он доберется до купола засветло.
Жара обрушивается на него, рикошетит от бетона. Снежный человек расслабляется, вдыхает эту жару, чувствует, как пот течет по телу, будто сороконожки ползают. Глаза сами собой закрываются, в голове мелькают фрагменты старых пленок.
– За каким хреном я ему понадобился? – говорит он. – Почему он не оставил меня в покое?
Без толку об этом думать, особенно сейчас, в жару, когда мозги превратились в кусок плавленого сыра. Нет, не плавленый сыр, лучше избегать мыслей о еде. В мастику, в клей, в средство для роста волос в тюбике. Когда-то он таким пользовался. Снежный человек точно помнит, как тюбик лежал рядом с бритвой: на полке должен быть порядок, ему так нравилось. Перед глазами внезапно возникает яркий образ: он сам, только что из душа, втирает снадобье во влажные волосы. Он в «Пародизе», ждет Орикс.
Он желал добра или, по крайней мере, не желал зла. Не хотел причинять боль, не всерьез, не в реальности. Фантазии не считаются.
Была суббота. Джимми лежал в кровати. В те дни ему тяжело было просыпаться, за последнюю неделю он несколько раз опаздывал на работу, да плюс еще на той неделе и на предыдущей; у него скоро будут неприятности. Не то чтобы он дебоширил – наоборот. Он всячески избегал людей. Начальство до него еще не добралось. Наверняка они знали про его мать и про то, что она была казнена за антиправительственную деятельность. Разумеется, знали, это общеизвестный неприятный секрет, в ОП не принято упоминать о подобных вещах – невезение, порча, вдруг это заразительно, лучше изображать неведение и так далее. Может, они дали ему время оклематься.
В этом был один плюс: теперь, когда мать мертва, может, ККБ наконец перестанет до него докапываться.
– Подъем, подъем, подъем, – говорит будильник. Розовый будильник в виде фаллоса, шуточный подарок одной любовницы. Раньше часы казались ему забавными, но в то утро он их возненавидел. Вот чем он был для нее, для них всех: механической игрушкой, шуткой, развлекалочкой. Никто не хочет быть асексуальным, но исключительно сексуальным объектом тоже никто не хочет быть, сказал однажды Коростель. Вы правы, сир, подумал Джимми. Еще одна неразрешимая загадка человечества.
– Который час? – спросил он у часов. Розовый член склонил головку, потом опять встал.
– Уже полдень, уже полдень, уже…
– Заткнись, – сказал Джимми. Часы сникли. Запрограммированы реагировать на грубость.
Джимми подумывал встать, пойти на кухню, открыть пиво. Очень неплохая идея. Он лег спать черт-те когда. Одна его любовница – как раз та, что подарила ему часы, – вчера-таки смогла пробиться через стену молчания, которой он себя окружил. Она пришла около десяти вечера, принесла какой-то еды – крокеты из «Пухлокур» и жареную картошку, она знала, что он любит, – и бутылку скотча.
– Я за тебя волновалась, – сказала она. На самом деле ей требовался очередной сеанс быстрого краденого секса, и Джимми постарался, чтоб она получила что хочет. Но ему самому было до лампочки, и, видимо, это чувствовалось. А потом стандартные В чем дело, Тебе со мной скучно, Мне правда важно, что с тобой происходит, и так далее и тому подобное.
– Уйди от мужа, – сказал Джимми, чтобы она умолкла. – Давай убежим в плебсвилли, будем жить в трейлере.
– Ну, я не думаю… ты ведь не всерьез?
– А что, если?
