Остальные, что по бокам, — ну, у тех рожи тёсано-стандартные. Береты, как и мозги, набекрень. Всё, как и положено.
Того, вдалеке, мне пока не разглядеть за спинами этих, что решительно прут ко мне, такому маленькому, беззащитному…
Я напуган, пацаны… я растерян и готов к покорности и полной лояльности.
И я уже отыграл нужное мне расстояние. А потому — вот он я, можете брать…
Улыбаясь виновато, протягиваю вперёд обе руки. На эту уловку покупаются все менты и их образчики.
Клиент сломлен, и можно не спешить, а почесать чирявую задницу, вспотевшую на трудной работе… Никуда он не денется.
Так же и эти болваны, — придерживают шаг, вальяжно и горделиво посматривая на меня.
И когда передний и старший, как я понимаю, приближается на пять шагов, мои руки будто невзначай опускаются ниже, к поясу…
И в момент, когда их ноги ещё продолжают двигаться, в воздух внезапно взмывает добротный и тяжёлый бич…
Как раз есть три остающихся для меня от первого шага…, и разрубив пространство, длинное охвостье перебивает ему лицо. Ото лба до горла.
На две моментально окровавившиеся половины…
Давние уроки Эльдара не прошли даром… И этот первый удар — за него, скотина!
Голова дурака лопается, как перезрелый арбуз, и он начинает заваливаться вперёд, так и не успев даже схватиться руками за лицо.
По инерции заносящие ноги двое остальных недоумков, что отчего-то решили, будто смогут просто так вот взять такого, как я, всё-таки делают, завершают машинально шаг, поскольку наше тело зачастую живёт самостоятельной жизнью, пока наши зенки уставятся на что-то, целиком завладевшее нашим вниманием.
И этих секунд порой бывает достаточно, чтобы голова, так неосторожно увлёкшаяся зрелищем, распрощалась с поверившим ей телом.
Ещё не затих в воздухе свист от первого удара, а я уже, резко дёрнув руку вниз, увёл бич в низовое скольжение.
И одновременно начал разворот вокруг собственной оси…
…Идущее следом за телом кольцо бича описывает вокруг меня круг, танцуя одному ему понятный танец инерции… и на выходе из этого пике, до отказа распрямляя руку по диагонали, я «срываю» её в это невидимое глазу падение, вдребезги размолачивая макушку второму…
Его попросту вколачивает в пол, заодно ломая, к едрени фене, бычью шею.
Что вы хотите, — шесть килограммов…
Третий, кажется, начинает что-то соображать, ему кажется на одну секунду, что мне его не достать… и он, притормозив сходу, начинает поднимать автомат, до этого преступно небрежно приспущенный до уровня талии.
У меня секунда, после чего в меня полетят пули. И мне до него точно не достать. Метра полтора.
И этот мой "золотой фонд" в виде отыгранных у Рока трёх метров, — сейчас они подарят мне жизнь.
Я рывком разворачиваюсь, делаю первый шаг, спиною ощущая, как давит его палец на спусковой крючок… давит…
Второй шаг прошёл под эгидой непредвиденного для него поворота моего тела влево и наклона его вперёд. А потому первая очередь прозвучала как-то неуверенно, будто ему едва удалось уговорить автомат стрелять.
Веер пуль протявкал надо мною, едва не состригая с моей спины аппетитную корочку «вырезки». Вслед за этим я падаю на пол, и вторая очередь, взятая им с поправкой, бесполезно вгрызлась в стену, сдирая такую прелестную краску… и следом — третья, последняя очередь по мне, уже перекатывающемуся по полу влево от него…
Он щедро наградил всё вокруг свинцом, эманациями собственного страха и ненависти, вызванной испугом.
Вот только пшик вышел, дорогой. И пока он замер, растерянный и на секунду потерявшийся, я «перекидываю» бич рукоятью от себя… и ловлю на линию руки того, кто уже отделился от противоположной стены, где стоял, прислонившись к опоре, и теперь торопится сюда, поднимая на уровень лица автомат.
Ему предстоит сделать ещё не менее тридцати шагов, прежде чем он сможет стрелять прицельно, не опасаясь задеть замершего передо мною оболтуса, а тому, кто стоит передо мною в ступоре, судорожно нащупывая запасной рожок, ещё нужно не менее двух, если не трёх секунд. Достать, перезарядить, передёрнуть затвор, нажать на спуск…
Вот оно, блаженство неторопливости царствования…
Времени — хоть вальс танцуй…
Ради этих секунд, этих миллиграммов дозировано отведённого раствора жизни, меня мучили столько лет назад садюги-инструкторы…
Ради этих неторопливых и размеренных секунд, — сейчас, именно сейчас, будущих стоить кое-кому оторванных яиц…
…Скрытый в держаке кнута однозарядный «коршун» клюёт бегущего точно в бок, словно углядев там аппетитный кусок молодой печени. Калибр там славный, после него кишки собирать так же бесполезно, как после катка выравнивать червя.
Успеваю заметить, как мальчонку будто ветром относит в сторону, словно ведро, скользящее по мокрому полу. Он куда-то шандарахается там с грохотом пустого чана, а мой визави, лишь только доставший и прилаживающий задрожавшей рукою магазин, так и застыл, потому как теперь держак смотрит аккурат в его грудь.
— Даже не думай. — Фраза придурковатая, но короткая и ёмкая. И почему-то действенная. Именно тогда, когда у вас что-нибудь «повесомее» палки с надетой на неё спринцовкой.
В данном случае я блефую, но ему-то откуда знать?! Для него эта «штука» изрыгает огонь и пламя, кроша всё вокруг. И в его глазах она пострашнее танка, поскольку смотрит на него так близко и так жадно…
— Бросай свою репку, дурак. Чего вцепился, как в штаны без резинки? Или мне обязательно нужно тебе об этом сказать?
Оружие со стуком полетело на пол.
— Сколько вас там, мой друг? — он молчит, старательно играя в "не предателя".
— Хорошо, — вздыхаю я. — Нож есть?
Он мрачно кивает, разглядывая свои ботинки.
— Сам пырнёшься, или помочь? — я понимаю, что это жестоко по отношению к почти пленному, но не могу сдержаться, чтобы не наподдать ему морально.
Он всё ещё бычится горделиво, но по его сопатке я уже вижу, что ещё немного, и он…
Нет, не разревётся. Молодой, но гордый. Может, из него вышел бы толк, попади он в другие руки. Он не виноват, что пошёл не там, где его стезя. И таких не стоит словесно унижать.
Только убить. Или…отпустить.
Глупо, скажет кто-то.
Может быть. Но если больше нет злости, а он стоит перед тобою, словно никогда и не было никогда ничего такого, чего ты не видел в этой жизни…
— Иди домой, солдат… Иди, не заставляй гнать тебя отсюда пинками.
Наверное, на моём лице написано, что я либо законченный шизик, либо что я дьявольски устал…
Потому как он смотрит на меня с непониманием. Только что он готовился к худшему, — и на тебе!
