Воздух щипал морду, выжимал из меня пот так, будто меня прокручивали через шнек мясорубки.
Распирал и обжигал лёгкие.
Не говорю уже о том, что руки мои, даже защищённые перчатками, лишь огромным усилием воли и с трудом терпели жар раскалённых стенок "трубы".
"Как в заднице у дракона, обожравшегося перца", — думал я хмуро, стискивая зубы и очередным рывком поднимая себя вместе с трижды помянутым баулом ещё на двадцать-тридцать сантиметров вверх.
"Поймаю — кастрирую!!!" — так я решил относительно возможных способов расправы над Вилле.
О том, что он далеко не слабак, и такой же профи, как и я, мне думать не хотелось.
Мне придётся с ним повозиться. Особо учитывая тот факт, что он младше и, следовательно, свежее меня.
И в отличие от меня, — курящего, страдающего многочисленными уже недугами и обременённого заботами, — это живое воплощение бешенства всегда уделяло внимание исключительно себе. Своей форме, здоровью, состоянию. В отличие от меня, он живёт войной.
Для него это состояние никогда не кончается. И он постоянно готов к ней.
Как своими покореженными мозгами, так и своим тренированным, очень крепким телом.
А посему нам скоро, я так думаю, всё-таки предстоит выяснить, что же окажется для этого мира на данный момент предпочтительней:
зрелая сила и опыт, отягощённые ворохом проблем и ежедневно обновляющихся болячек, присущих моему возрасту, или молодость и выносливость, бесшабашная удаль, приобретённые навыки и горячность, которые то ли помогут, то ли помешают хладнокровно ему расправиться с моей тушкой…
Что возьмёт верх?
…Когда я выбрался наверх, мои руки и ноги брызгали гневной слюной и всерьёз грозили покинуть меня навсегда, если я ещё хоть раз удумаю развлекаться подобным образом, и найдут себе нового, более разумного и бережного хозяина.
Готов спорить на вагон здоровья, что слово своё они сдержат…
Выкинув вперёд уже еле поднимаемый мною ранец, я вываливаюсь из отверстия и валюсь без сил прямо на него.
Я похож на дохлого рака, бессильно свесившего поникшие клешни и повесившего на уши усы. И такой же красный.
И такой же вонючий, словно подох дня три тому как в банке с водой…
…лежу на бауле и не могу найти в себе сил встать. Тело трясёт, как если б я неделю без перекура вкалывал на отбойнике.
…Всё лучше, чем распластаться прямо на горячем полу. Конечно, подсохну я тогда куда быстрее, но и боли в чересчур пропаренных мышцах тогда не миновать.
Здесь форменная преисподняя. И задержаться здесь означает, что минут через двадцать я просто потеряю сознание, а потом испекусь во сне, как яблоко.
Найдут меня уже фаршированным гусём.
Мысли вновь и вновь возвращаются к тому и без того небольшому запасу воды, что у меня есть. Дай я сам себе волю, я сожрал бы эту флягу прямо целиком, глотая вперемежку титановые куски, обрывки опоясывающей ткани, ремней поддержки и саму сочащуюся из этой смеси влагу.
Но я сам себе жёсткий воспитатель, а потому полтора маленьких глотка… — и мой раскалённый добела организм разражается потоком проклятий в адрес моей собственной экономности.
— Закрой пасть, ненасытный недоумок… — сиплое рычание скорее вызывает жалость, чем испуг. Но тело досадливо плюёт в мою сторону и подчиняется. А куда ему деваться, — воды-то я ему всё равно больше не дам…
А то вылакает сейчас всё, скотина, а потом что? Стучаться в ближайшие двери — и:
"Дайте набрать немного водички, а потом мы с вами продолжим"?!
Что-то я не думаю, что мне тут вынесут хлеба с салом…
Пытаясь наладить дыхание, капаю немного воды на воротник и прикрываю им рот. Немного легче, но это ненадолго.
А пока оглядываюсь. Здесь света так и нет.
Хотя через открытую почти настежь дверь из коридора сюда проникает робкий отсвет горящих вдалеке фонарей.
Ну и натворил же я делов…
Вернее, не я, а оставленная мною "пукалка".
"Приотпущенный" жаром метал повело.
Такое впечатление, что смотришь на всё это через призму колышущейся массы воды, что размывает, искривляет, «шатает» изображения. А потом внезапно замирает, замерзает, так и оставив это движение запечатлённым в момент наибольшей амплитуды его колебаний…
Лепота!
Почерневшие до состояния калёного уголька, что нет-нет, а попадётся в шашлыке, трупы.
Голые.
То есть абсолютно, потому как амуниция выгорела так быстро, словно была сделана из сигаретной бумаги. В самых неестественных позах и повсюду, где застала или куда раскидала их снаряжённая в заряде Смерть.
От всего, что в помещении, льётся душное марево.
Это вам, ханурики, не хухры-мухры. Это моя поваренная школа…
Я, пошатываюсь, поднимаюсь. Куда он говорил, — вниз? Опять по коридорам? Ну, уж дудки…
И тут мой взгляд уже в который раз падает на тот купол, что спекшейся ржавчиной крышки сиротливо торчит из поубавившейся и помутневшей от пепла воды. Крупные его хлопья ещё плавают по её густо парящей поверхности, как перья подстреленной из дробовика чайки.
Я вновь осматриваю помещение.
И теперь уже как-то спокойно понимаю, что эта крышка — тот самый путь вниз. Она здесь просто к месту.
Ничего другого она не напоминала и не могла напоминать больше, кроме как вход в водолазный штрек.
Как и вся обстановка вокруг. Если рассудить логически, здесь всё устроено так, чтобы сюда можно было закачивать воду. До отметки третьего уровня, на котором и находятся эти самые «отверстия», через которые я сегодня столько тренировался "ходить".
Как в камере погружения. А этот люк — место выхода водолаза… "куда-то хрен его знает куда"…
Вот только на хрена сюда эту воду качать?!
Ладно, остальное — потом.
Раз вниз — значит, вниз.
Меня готовили не только для сухопутного сафари с целью обычного разглядывания красот и достопримечательностей мира.
Мы можем всё.
Всё — это и значит всё. Потому как очередная заповедь из наших «руководств», передаваемых исключительно устно, гласит:
"Если ты не уверен, что ты это умеешь, ты просто берёшь — и пробуешь это сделать. Быстро, с умом и на ходу. Желание жить подскажет самое верное и единственно правильное решение".
Не умеешь танцевать самбу — попробуй, и не смей потом сказать, что у тебя не вышло. Тебе либо должны аплодировать, либо ты — никчёмное создание.
Недостойное даже таскать за чьей-либо обкаканной попой ночной горшок.
Ну, уж чему-чему, а «купаться» с пользой нас учили. Тщательно и долго.
Жаль, что для полного и всеохватывающего счастья я не захватил шампуни и мыла…
