— Нет. Может быть. Я не знаю. — Он трясет головой. — Я не знаю, чему верить.
— Нет, знаешь. — Строго говорю я. — Ты знаешь, кто твои родители. Ты знаешь, кто твои друзья. Папа, Сьюзан… думаешь, он продажен?
— Как много я знаю сейчас? А как много мне позволялось знать раньше? Мы не могли даже задавать вопросы за обедом, Беатрис! Нам было запрещено знать. А здесь… — Он смотрит вверх. В плоском круге зеркала, расположенном прямо над нами, отражаются наши маленькие фигурки не больше ногтя. Думаю, это наше реальное отражение — мы такие же маленькие, какими являемся на самом деле. Калеб продолжает: — Здесь, доступ к информации свободен, информация всегда под рукой.
— Это не Искренность. Здесь есть лгуны, Калеб. Здесь есть люди, которые настолько умны, чтобы знать, как манипулировать тобой.
— Думаешь, я бы не понял, если бы мною манипулировали?
— Если они настолько умны, как ты считаешь, тогда нет. Я не думаю, что ты бы понял.
— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, — говорит он, качая головой
— Ну да. Откуда мне знать, на что похожа развращенная фракция? Я всего лишь тренируюсь, чтобы стать Бесстрашной. Ради Бога, Калеб! — произношу я. — По крайней мере, я знаю, частью чего являюсь. А ты предпочитаешь игнорировать то, что мы знали всю жизнь, — эти люди высокомерные и жадные, они никуда и ни к чему тебя не приведут.
Его голос становится жестким.
— Тебе следует уйти, Беатрис.
— С удовольствием, — отвечаю я. — Ах да, пусть тебя не беспокоит то, что мама попросила меня передать тебе ее просьбу, чтобы ты поискал информацию о сыворотке моделирования.
— Ты ее видела? — Он выглядит так, словно его ранили. — Почему она…
— Потому что Эрудиты больше не пускают Отреченных в свой корпус. А эта информация была тебе доступна?
Я отталкиваю его, отходя от вогнутого зеркала и скульптуры, и иду по тротуару. Мне не следовало уходить. Корпус Бесстрашных сейчас представляется домом… По крайней мере, там я точно знаю, что твердо стою на ногах.
Толпа редеет, и я поднимаю голову, чтобы посмотреть почему. В нескольких метрах от меня стоят два Эрудита, скрестив руки на груди.
— Извините, — говорит один из них, — вам придется пройти с нами.
Мужчина, идущий позади меня, так близко, что я чувствую его дыхание на своем затылке. Второй ведет меня в библиотеку, и затем мы спускаемся на три этажа вниз на лифте. Вдали от библиотеки деревянный пол сменяется белой плиткой, а потолок светится, как в комнате, в которой проходит тест на способности. Свечение отражается в серебряных дверях лифта, и я щурюсь, чтобы хоть что-то разглядеть.
Я стараюсь сохранять спокойствие. Задаю себе вопросы, которым нас учили Бесстрашные. Что вы будете делать, если кто-то нападет на вас сзади? Толкну его локтем в живот или в пах. Я представляю, как убегаю. Жаль, у меня нет оружия. Это мысли Бесстрашных, и они стали моими.
Что вы будете делать, если два человека нападают на вас спереди?
Я следую за мужчиной по пустому светящемуся коридору, ведущему в офис. Стены из стекла: кажется, я знаю, какая фракция проектировала мою школу.
За металлическим столом сидит женщина. Я смотрю на ее лицо. То же самое лицо возвышается на портрете в библиотеке Эрудитов. То же самое лицо украшает каждую их статью. Как давно я ненавижу его? Не могу вспомнить.
— Сядь, — говорит Джанин. Ее голос звучит знакомо, особенно, когда она раздражена. Ее ясные серые глаза сфокусированы на мне.
— Я лучше постою.
— Сядь, — повторяет она. Я точно слышала ее голос раньше.
Я слышала его в коридоре, она говорила с Эриком, перед тем, как на меня напали. Я слышала, как она упоминала о Дивергент. И еще перед тем я слышала его…
— Ваш голос был в моделировании, — говорю я. — В тесте на способности.
Она и есть та опасность, о которой предупреждали мама и Тори, она та, из-за чего опасно быть Дивергент. И она сидит напротив.
— Ты права. Тест на способности, наверное, мое самое большое достижение в науке, — отвечает она. — Я просматривала твои результаты, Беатрис. Очевидно, возникла какая-то ошибка с твоим тестом, и результаты пришлось вбивать вручную. Ты об этом знала?
— Нет.
— Ты знала, что ты вторая за все время существования фракций, кто, получив результат Отречение, перешел к Бесстрашным?
— Нет, — отвечаю я, оправляясь от шока. Тобиас и я были единственными? Но его результат был правдой, а мой нет. Так что, на самом деле он единственный.
Внутри меня екает при мысли о нем. Но сейчас меня не волнует, насколько он особенный. Он назвал меня жалкой.
— Почему ты выбрала Бесстрашие? — спрашивает Джанин.
— Какое это имеет значение? — Я пытаюсь смягчить голос, но не получается. — Разве вы не собираетесь сделать мне выговор за отказ от моей фракции и поиск моего брата? «Фракция важнее крови», не так ли? — Я делаю паузу. — Почему я сразу попала к вам в офис? Что-то настолько важное?
Может, это заденет ее? Ее губы на секунду поджимаются.
— Я оставлю выговоры Бесстрашным, — произносит она, откинувшись на стуле.
Я опираюсь на спинку стула, того, на который не пожелала сесть, и крепко вцепляюсь в нее пальцами. За окном позади Джанин виден город. В отдалении лениво движется поезд.
— Что касается причин твоего присутствия здесь… простое любопытство, — говорит она. — Просматривая твои записи, я заметила еще одну ошибку в уже другом твоем моделировании. И опять результат не был записан. Ты знала об этом?
— Как вы смогли увидеть их? Только Бесстрашные имеют к ним доступ.
— Из-за того, что Эрудиты разработали моделирование, у нас есть некое… скажем так, взаимопонимание с Бесстрашными, Беатрис. — Она наклоняет голову и улыбается. — Я просто забочусь об исправности нашего оборудования. Если оно работало неправильно, когда ты была рядом, я должна быть уверена, что такого не повторится, понимаешь?
Я понимаю только одно: она лжет. Плевать ей на оборудование. Она подозревает, что что-то не так с результатами моего теста. Как и лидеры Бесстрашных, она вынюхивает все о Дивергент. Возможно, из-за того, что Джанин разработала сыворотку моделирования, моя мама и хочет, чтобы Калеб разузнал все о ней.
Но что такого угрожающего в моей способности управлять моделированием? Почему это беспокоит лидеров Эрудитов и всех остальных?
Я не могу ответить ни на один из этих вопросов. Но взгляд, которым она смотрит на меня, напоминает взгляд собаки, готовой к нападению, которая была на тесте на способности, — жестокий и хищный. Она хочет разорвать меня на кусочки. Я не могу сейчас подчиниться. Я тоже становлюсь собакой, готовой к нападению.
