— Одри, Катрина, Камилла, Хэзел!
Кто они, эти девушки? Прежние жертвы расплёта, часть мозга которого находится в его голове? И только когда он добавляет «Эндрю», Келиану осеняет: он перечисляет названия ураганов.
— Пятая категория! — вопит он, перекрывая её крики. — Оседлаю бурю!
Он называет её бурей и собирается укротить её!
Сплёт кидается на Келиану. Та хватает с полу первое, что попадается под руку, и обрушивает на голову урода. Железный половник. Не очень-то грозное оружие, но Келиана врезает насильнику с такой силой, что шов на его лбу расходится. Она бьёт и бьёт, не позволяя ему схватить себя, пока на заднем крыльце не появляется сосед. Тот сначала стучится, а потом пинком вышибает дверь.
Притолока срывается, и мужчина влетает в кухню. Сплёт бросается наутёк в открытую дверь, сметая соседа с пути. Но прежде чем раствориться в ночи, он успевает выхватить из руки соседа пистолет.
Только теперь, когда опасность миновала, Келиана разражается слезами, прильнув к плечу своего спасителя.
Сознание возвращается к нему. Кажется, он не в своей постели. А где тогда? И что здесь делает? Но тут воспоминания вспыхивают в его голове пулемётным стаккато. Он не в спальном корпусе. Ограда. Удар по голове. Дирк! Это был Дирк!
Который час? Всё ещё ночь. Кто-нибудь уже обнаружил, что они пропали? Наверняка. На виске глубокая ссадина, но она уже не кровоточит. Китон знает, что потерял не так уж много крови, однако когда он встаёт, голова по-прежнему кружится. Сотрясение? Вероятно. Ладно, сейчас это неважно. Важно найти Дирка.
Китон протискивается сквозь дыру в ограде с чувством, будто рождается на свет. В мир, к которому он, быть может, и готов, но который вовсе не готов к нему.
• • •
Китон проходит по шоссе больше мили до прибрежного посёлка. Стоит глухая ночь; до утра, по-видимому, ещё далеко. Для такого часа в посёлке слишком оживлённо. Окна во многих домах светятся, по улицам ездят машины. Китону не приходит в голову задуматься, отчего весь этот шум. Он слишком сосредоточен на поисках Дирка. Тот, конечно, будет прятаться во тьме, выжидать… Потому что Дирк поступает так всегда. Он даже днём прячется в тень и выжидает.
И только заметив людей с фонариками, Китон соображает, что они тоже ведут поиск. Похоже, половина городка на ногах. Ясное дело, они ищут того же человека, что и он. Да что же он натворил, этот Дирк?!
Китон спешит укрыться за кустами, но луч одного из фонариков настигает его.
— Смотрите, смотрите! Кажется, это он!
Толпа бросается к Китону. Тот продирается сквозь кусты в чей-то сад, перепрыгивает через изгородь, и вот он уже на другой улице. Но здесь тоже полно народа. Его замечают, и к погоне присоединяется ещё с полдюжины человек. Он уже в конце улицы, когда его с ног до головы освещают автомобильные фары.
— Это он! — кричит кто-то. — Смотрите, у него одна рука коричневая и ссадина на лбу, как сказала Келиана!
Китон разворачивается, ища пути к отступлению, но бежать некуда. Он окружён со всех сторон. Ликующая толпа надвигается на беглеца.
— Нет! — кричит он. — Ластик! Мимо! Зачеркнуть! — Он судорожно пытается найти правильное слово. — Ошибка! Вы совершаете ошибку!
Подросток поблизости, накачанный, словно бёф, — один из тех, что швыряли в него камнями, — обжигает его взглядом, полным ненависти, и произносит:
— Это ты совершил ошибку, приятель. Последнюю в твоей жизни.
— Могло быть и хуже, — говорит Уна Кэму. Они едут в Каунакакаи, в сопровождении целого отряда военных.
— Да что ты? И как?
— Девушка могла пострадать, но она цела.
Практически в тот же момент, когда наряд охраны обнаружил дыру в ограде, из посёлка позвонил шериф и сообщил:
— Один из ваших чёртовых монстров напал на местную девушку. — Голос шерифа сочился такой жёлчью, что Кэм поёжился. — Ставлю вас в известность, что у меня есть полномочия стрелять на поражение.
Кэм ударяет по рулю джипа с такой силой, что рукам становится больно.
— Полегче, — советует Уна, — это ведь не поможет. — Помолчав, она добавляет: — К тому же эти руки предназначены для кое-чего получше.
Кэм набирает в грудь побольше воздуха и старается овладеть собой. Случившееся — его вина. Ему следовало бы поддаться всеобщей паранойе и обращаться со сплётами как с узниками. Нельзя было идти на поводу у своих чувств. Возможно, прежде чем получить звание человека, сплёты должны доказать, что они люди. С другой стороны, Кэм уверен, что не стоит грести всех под одну гребёнку. Проблема только в одном-единственном сплёте. Том самом, что капитальным образом отличается от остальных. 00047, Дирк Маллен. Даже выбирая себе имя, он просто ткнул в страницу не глядя, словно ему было всё равно. Словно сознавал, что этому существу, 00047, имя ни к чему. Кэм очень долго мучился вопросом, есть ли у него, Кэма, душа. Сейчас он убеждён: да, есть. Потому что он заглядывал в глаза того, у кого её нет; и пустота, зияющая за этими зрачками — чем бы она ни была — равнозначна самому Аду.
— И надо же было так случиться, чтобы из всех сплётов в бега подался именно Сорок седьмой!
— А что насчёт второго? — спрашивает Уна.
— Китон… — произносит Кэм. Дирк пока что ещё просто номер, а вот Китон — нет. — Я бы не удивился, узнав, что Сорок седьмой убил его.
— Надеюсь, этого не произошло. Китон хороший парень.
— Они все хорошие, — подчёркивает Кэм, но тут же поправляется: — Кроме одного.
Они направляются к полицейскому участку, но тут их внимание привлекает шум с обычно тихой улицы. Крики, рёв автомобильных двигателей, свет фар — можно подумать, там идут уличные гонки. А потом раздаётся треск выстрела, за которым следует тишина.
Кэм и Уна поворачивают за угол и устремляются к толпе.
— Я была неправа, — говорит Уна. — Хуже быть не могло.
За пять минут до того, как Кэм и Уна слышат выстрел, возбуждение толпы достигает апогея. Народ жаждет справедливости. Он не станет ждать, он возьмёт дело возмездия в свои руки.
Китон не может говорить — ему заткнули рот кляпом. Да если бы и мог — толку-то? Его протестов и раньше никто не слушал, так с какой стати им прислушиваться к нему теперь? Они нашли виноватого. Китон подходит под описание. Нет, ну правда — какие шансы на то, что по улицам городка бегают два сплёта? И оба с одной рукой цвета умбры и ссадиной на лбу?
Из свирепых выкриков толпы Китон выясняет, что натворил Дирк. Не в подробностях, конечно, но по сути. И этого достаточно. Китон не осуждает людей за их действия. На их месте он, наверное, поступил бы так же. А может, и нет. Потому что они выбрали невообразимо жестокий способ наказания. Каждый расплёт внутри Китона вопит от ужаса. Его голова раскалывается от криков сотни голосов.
