— Нет! — вскрикивает он. — Не надо туда. Не сейчас. Не готовы. Никто из нас.
Сказать по правде, это не совсем так. Некоторые из них готовы. Китон уверен, что готов. Но Дирк — нет. Китон подозревает, что тот никогда не будет готов. Может быть, именно поэтому Дирка так тянет совершить побег.
Дирк смотрит на него с холодным любопытством.
— Ты, я? Фрэнк и Джесси? У полиции нет зацепок?
— Нет! — настаивает Китон. Не стоит отрицать — в его мозгу достаточно мятежных фрагментов, которым дыра в ограде кажется дверью в мир возможностей; однако личность Китона уже начала собираться воедино под влиянием его воли. Подводники. Они должны работать вместе ради общего блага, и в настоящий момент самым правильным будет вернуться в родную гавань. — Идём обратно! Спать. Забудь это!
— Ты проиграл, — пожимает плечами Дирк и обрушивает на голову несостоявшегося подельника камень, который прятал в руке. Китон падает без сознания.
Рингтон на телефоне Кэма уникален. Он создал его сам. Первые такты моцартовской «Маленькой ночной серенады», наложенные на песню «Эй, Джуд», наложенную на саксофонную импровизацию Колтрейна. Всё переплетается в совершеннейшем единстве. Чего нельзя сказать о личности Кэма. И всё же в моменты упадка духа эта музыка напоминает ему, что мэшап[18] может получиться как блестящим, так и режущим ухо — всё зависит от вкуса и прилежания его создателя. Однако когда этот рингтон звучит в два часа и девятнадцать минут ночи, он выводит Кэма из равновесия. Номер его личного телефона знают только несколько человек, звонить ему они станут, только если дело чрезвычайно срочное.
Кэм решает было подождать второго звонка, но Уна беспокойно ворочается во сне, а ему не хочется, чтобы она проснулась. Поэтому он торопится в ванную, закрывает за собой дверь и отвечает на звонок.
Как он и догадывался, новости не из приятных. Из общежития юношей был совершён побег.
— Поздравляю, у нас теперь двое беглых сплётов! — сообщает доктор Петтигрю, как обычно, обвиняющим тоном.
Ну и ну! Наряду с беглыми расплётами теперь появились и беглые сплёты. Дожили.
— Двое? Вы знаете, кто они?
— Тридцать девятый и Сорок седьмой.
— Имена, пожалуйста.
— Как будто у меня других забот нет, чтобы помнить их имена!
— А куда смотрел охранник?
— У него миллион оправданий. Я же говорил: по ночам там нужны усиленные наряды!
Кэм подавляет желание ответить резкостью. Конечно, «я-же-говорилом» делу не поможешь, но, как ни досадно это признавать, Петтигрю был прав. Однако Кэм не позволит выбить себя из колеи. Он намечает план действий: расставить по периметру посты, тем самым отрезав сплётам возможность уйти через ограду. Затем прочесать территорию. Самое главное — не дать им вырваться за пределы колонии. Если это случится, проблемы покатятся, как снежный ком, и тогда оставь надежду хоть что-то исправить.
Когда он выходит из ванной, Уна уже на ногах и одета.
— Они проверили, не угнан ли какой-то из автомобилей?
Ясно — она слышала реплики Кэма и догадалась о содержании разговора.
— Я обо всём позабочусь, а ты ложись спать.
— Оставь при себе своё дурацкое благородство! Тебе понадобится вся помощь, какая только возможна. — Она бросает ему брюки, а сама стягивает волосы лентой. На этот раз Кэм подавляет игривое желание сдёрнуть ленту с её волос.
Вечеринка заканчивается поздно. Впрочем, как обычно. Наверно, надо было остаться у подруги, заночевать на диване, вот только вечно от этого дивана воняет мокрой псиной. А может, это запах подружкиного братца — он него постоянно несёт мокрой псиной. Келиана всё равно, пожалуй, осталась бы, но её дом всего в трёх кварталах отсюда, пять минут ходьбы. Каунакакаи — спокойный, безопасный городок. Как правило.
Тихих ночей на Молокаи не бывает. Ночная тьма полнится треньканьем сверчков и кузнечиков. Иногда они поют просто оглушительно.
Возвращаясь с вечеринки домой, Келиана не может избавиться от ощущения, что за ней наблюдают. Типичная история — когда она идёт в темноте, у неё всегда такое чувство. Человеческая природа, ничего не поделаешь. Первобытный инстинкт самосохранения кричит: «Волк! Волк!» Сегодня ощущение не сильнее, чем обычно, так что девушка отмахивается от него, как и всегда.
Но в тот момент, когда она поворачивает ключ в замке, из мрака выскакивает тёмная фигура. Чужая ладонь закрывает ей рот прежде, чем Келиана успевает крикнуть, — ладонь, которая не подходит всему его остальному телу.
Агрессор вталкивает её в дом; она сопротивляется, но он гораздо сильнее. Келиана понимает, что это сплёт, но узнаёт его только тогда, когда тот подаёт голос. Она видела этого парня раньше!
— Ночь после бала! — рычит он. — Выиграл спор!
Это тот самый наводящий страх урод у ограды! Теперь она видит его глаза. Мёртвые. Безжизненные. Пустота в его зрачках вселяет в неё ещё больший ужас. Она наконец вырывается и кричит. И тут вспоминает, что в доме никого нет. Отец работает в ночную смену, мама на конференции учителей на Мауи. Соседи, может, и слышали крик, но успеют ли они прибежать до того, как сплёт начнёт воспроизводить наяву жуткую ночь после бала, застрявшую в одной из частей его мозга? А уж про отвратительное пари, которое заключил этот самый расплёт со своими мерзкими дружками, ей вообще не хочется знать.
Она бежит на кухню в надежде выскочить через заднюю дверь, но понимает, что не успеет. Зато на кухне есть оружие. Келиана хватается за ручку выдвижного ящика, в котором хранятся ножи, но сплёт толкает её сзади и валит на пол. Ящик полностью вылетает из шкафа; ножи, шампуры и деревянные ложки рассыпаются по всей кухне, а это значит, что оружием может теперь завладеть не только жертва, но и нападающий.
Стоя над ней, сплёт выкрикивает имена:
— Одри, Катрина, Камилла, Хэзел!
Кто они, эти девушки? Прежние жертвы расплёта, часть мозга которого находится в его голове? И только когда он добавляет «Эндрю», Келиану осеняет: он перечисляет названия ураганов.
— Пятая категория! — вопит он, перекрывая её крики. — Оседлаю бурю!
Он называет её бурей и собирается укротить её!
Сплёт кидается на Келиану. Та хватает с полу первое, что попадается под руку, и обрушивает на голову урода. Железный половник. Не очень-то грозное оружие, но Келиана врезает насильнику с такой силой, что шов на его лбу расходится. Она бьёт и бьёт, не позволяя ему схватить себя, пока на заднем крыльце не появляется сосед. Тот сначала стучится, а потом пинком вышибает дверь.
