Я резко прижал тормоз катушки, и с большим трудом остановил её неумолимое вращение.
Что-то мне настолько перехотелось быть рисковым спелеологом, осваивающим премудрости подземного дайвинга, что я готов был променять всё своё «навороченное» оборудование и причиндалы на пакетик прелых косточек от вишни…
Несколько секунд я просто дурел. Просто хотел домой, просто…
Когда из загнанного в угол и раздражённого моим «животизмом» сознания высунулось подобие волосатой руки, держащей в руке совок и намеревающейся меня им основательно треснуть, я сказал себе "стоп".
Думай трезво, недоносок!
Если здесь стояла решётка, значит, это было кому-то нужно?
Я не думаю, что кто-то ограждал периметр от тех, кто и без того считался потенциальными трупами в случае ядерной атаки. Вряд ли им было дано проникнуть сюда ТАК, как это делаю я.
Куда проще отсюда что? Правильно, — вывалиться, удрать, уйти.
Мало ли с чем, зачем и куда.
Со всякими секретами, после учинённой диверсии, после скандала с поваром, подавшим несвежий хлеб…
Да мало ли у человека бывает уважительных причин выйти прогуляться на свежий воздух после того, как на небе погаснет зарница и опадёт огненной пылью взметнувшийся в стратосферу "гриб"?!
Родственников навестить, о здоровье их справиться…
И ещё один факт говорил мне о том, что отсюда, скорее, выходят, чем прутся внутрь, как в двери.
Выход в ту выгоревшую дотла каморку, в которую я превратил некогда прелестный памятник нашей бесхозяйственности и разгильдяйства.
Через него, скорее, сюда ХОДИЛИ, чем из него ВЫСКАКИВАЛИ или ВЫВАЛИВАЛИСЬ.
Думаю, кстати, что отделение бомжей, живущее сбором и сдачей металла, сурово покарало бы всех здесь живущих за такую непрактичность и прижимистость.
Само собою, вход в этот сектор был совершенно другим, а не вот так, как это проделываю сдуру я.
Нормальные люди и ходят в нужное им место по-нормальному. Через двери. А не вылупив глаза от напряжения и прижимая к груди стопку серого белья из местной прачечной.
Тем более, я что-то не заметил на решётке дверной ручки и половичка при входе…
Так что двери ТУДА есть. Но прежде, чем я их отыщу, пройдёт тьма времени и состоится сотня попыток снять с меня шкурку.
А в ту дверку так вот нахально не постучишься, — с ржавой-то железкой наперевес…
Туда только с пропуском минимум от командира ракетного корпуса поддержки можно.
А потому я — ну, не гений, ибо гений так над собою не измывается, но — продуманная чума уж точно…
Ибо только безголовая, прибитая корявой палкой чума и в состоянии отчебучить такое… с собственными хилым здоровьем и глупой жизнью.
Я ж говорю, — нормальный, здравый во всех смыслах человек сюда просто не полезет…
Но поскольку выбор у меня небольшой, самомнение непревзойдённое, а от моего нахрапа сами собою ломаются стены, то я — здесь. И правильно, как я понимаю, делаю.
Потому как ясно ведь, что там, где бьётся в припадке бессильной ярости вода, должна быть норка.
Как-то же должны осматривать и очищать от наростов и ила данную трубу?!
А её состояние говорило о том, что это делают если не регулярно, то раз в несколько лет уж точно!
А это значит так же и то, что не останавливают же всякий раз турбину, чтобы вымести предбанник?!
Думай, голова, думай!!!
…Очередной глоток воздуха, — скорее из необходимости успокоиться, чем из реальной потребности, поскольку секунд тридцать без «допинга» я, полоскаясь на буйном течении, как нить водоросли, ещё протяну…
…Как противно чувствовать, что тебя «моет», будто из шланга, как если б сдирали напором кожу!
Я «рожаю» догадку.
Даже не догадку, — логически обоснованную мысль.
От скромности я не умру, знаю!
Если принять во внимание, что в водозабор спускаются люди, а не машины, им нужно место безопасного, спокойного спуска.
Пусть идут они в этот «забой» в полной экипировке, но не бросают же их сюда, как младенцев Спарты, с обрыва в пучину?!
Значит, где-то до расширителя должна, обязана быть ограждённая от общего потока и относительно безопасная камера.
Через которую они сюда и забираются.
А потому — вперёд, ленивый, закормленный коник! Цокоти копытами, пока вообще есть силы.
А то так здесь и раскиснешь, как сахарная вата, телепаясь и раскачиваясь на этой утлой связке.
…Мне нельзя ни думать вперёд, нахваливая или опасаясь. Ни планировать больше, чем на два чиха вперёд.
Потому как зловредная гадина, зовущаяся законом подлости и живущая за ближайшим углом, старательно прислушивается, дрожа от нетерпения, — когда же я раскрою рот или подумаю о том, что так, мол, и так…
Не успел я даже толком подумать о том, что непонятно, как выдерживает мой вес и мощный напор тончайший трос, как меня рвануло с места, как волос из бородавки, швырнуло для начало в противоположную стенку, потом крутануло вокруг оси… и я полетел вперёд головою, прямо в тот кипящий бурунами "туман"…
Ей-богу, даже не знаю, как я не заорал инстинктивно, не открыл нараспашку рта…
Беспомощно растопырив руки-ноги, как нашкодивший кот, прихваченный дюжей рукой на месте преступления — лапы, я с тоскою смотрел, как все мои попытки быть хитрым и ловким, все мои ухищрения переиграть неумолимую силу стихии растираются в пыль, как плевок грубым сапогом.
Суетливая, нахрапистая и вертлявая голь, так и сяк дувшаяся с претензией на "крученность крутой рыбы", замутила такой размашистый и сложнопоставленный коленкор, что запуталась немыслимым узлом от усердия, подавившись собственными плавниками…
Я проиграл, похоже на то.
Рождённый ползать не сердит воду.
С тоскою смотрел я на приближающуюся разверстую пасть водного смерча, считая боками и головой метры стали, оставшиеся до моей кончины.
Он остервенело тащил меня, как удачливый добытчик-циклоп, на закате долгого дня прихвативший на горной полянке приснувшего пастуха; и теперь он волок его на весу за шкирку, не стесняясь по пути щедро награждать того пинками, чтобы стал податливей и мягче. При разделке…
Говорят, в последние мгновения человек что-то там думает о прожитом, вспоминает и сравнивает…
Ни хрена! Редьку он со сливами сравнивает!
Всё, о чём я думал в тот миг, так это о проклятом тросе, так подведшим меня, и что летел сейчас рядом со мною скалящимся в ухмылке огрызком.
Как нитка от носка, выдернутая с верхней части его горловины, что смешно болтается на ноге при ходьбе.
Да о том, что вот-вот я узнаю, что чувствуют и думают выстиранные в машинке случайно забежавшие туда мыши…
