– Живы будем – зайдём, – пообещал я.
И мы двинулись вслед за Викторией и Русланом.
К сожалению – с задержкой в шесть часов.
Борис моему появлению искренне обрадовался.
– Дениска! Студент, ах ты ж… – Он явно хотел добавить что-то грубое, но почему-то сдержался. – Как разыскал-то меня?
– Интернет, – сказал я, переминаясь на пороге. – Наткнулся на твой блог, вспомнил…
– Ты заходи, заходи! – Борис потащил меня в квартиру.
Жил он на окраине Москвы, из окон был виден периметр МКАДа, в просторной трёхкомнатной или даже четырёхкомнатной квартире. Впрочем, для его семьи она была маловата – у Бориса оказалось четверо детей, с воплями носящихся по квартире.
– Надо возрождать человеческий род, – с серьёзным видом сказал бывший сержант. – Валька! Валька, не бей Машеньку!
Я даже не понял, кому была адресована команда – Машеньку, старшую девочку лет восьми, колотили и младший брат, и младшая сестра. Куча мала с визгом и хохотом вывалилась из гостиной.
– Жена в магазин пошла, сразу хулиганить начали, – добродушно сказал Борис.
Он постарел, именно постарел – если десять лет назад мне казалось, что мы почти ровесники, то теперь я понимал – Борису под полтинник. Да и вообще изменился.
– Волос у Вилли вылез, а живот у Вилли вылез ещё больше, – хохотнул Борис, поймав мой взгляд. – Ну да это ничего. Работа сидячая.
– А где ты…
– Вернулся в универ, закончил журфак, – сказал Борис. – На телевидении работаю. Программа «Домашний садик», знаешь?
– Это как устроить маленькую дачу на балконе? – поразился я.
– Ну можно сказать и так. Очень высокий рейтинг, между прочим. Людям-то хочется возиться с зеленью, своими руками что-то выращивать, а мало у кого дачи в охраняемых зонах… А ты, ты-то как?
– Полицай, – сказал я. – Мент. Дознаватель смертных дел.
Улыбка на лице Бориса увяла.
– Головы восставшим рубишь… – пробормотал он. – Значит, не нашёл своих…
– Не нашёл, – подтвердил я. – Да ты же сразу понял, что уже не найти. Только меня, салагу, утешал.
Борис похлопал меня по плечу и повёл на кухню.
Когда пришла его супруга, мы уже ополовинили бутылку водки, закусывая её солёными помидорами из банки. Женщина сурово посмотрела на меня, потом на Бориса.
– Милая, это Денис! – засуетился Борис. – Помнишь, рассказывал? Студент, семью свою искал в Замкадье… Денис, это моя Юлечка.
Юля немного подобрела. Мне были сказаны подобающие случаю слова, я восхитился уютом квартиры, воспитанностью детей и карьерой своего бывшего сержанта. После этого Юля достала из холодильника сыр, огурцы, банку соевой икры. Пояснила:
– Мы мяса не едим, уж извините. Ничего?
– Да ничего, конечно, – виновато сказал я. – Простите меня, дурака, пришёл с пустыми руками.
– Ты не подумай, что я на отбивную не зарабатываю! – запротестовал Борис. – Идейная позиция! В будущем всё равно не станем мяса есть, так нечего привыкать и в этой жизни.
– А, – сказал я. – Понимаю.
Борис отвёл взгляд.
– Я к детям пойду, – пригубив рюмку, сказала Юля. – А вы посидите, мальчики. Только недолго. Боря, тебе через полчаса детей в поликлинику вести, помнишь?
– Разве не в четверг? – удивился Борис и тут же стукнул себя по голове. – Ну да, да, как же я забыл… Конечно! Мы по рюмке ещё…
Выпили мы, конечно, не по рюмке. Бутылку допили.
Но в полчаса уложились, после чего я быстренько распрощался, избавив Бориса от необходимости изображать сборы в поликлинику.
Время сильно меняет людей.
Кого-то к худшему, кого-то к лучшему.
Но меняет неизбежно и безжалостно.
* * *
До заброшенных корпусов пятьдесят четвертой городской больницы мы дошли минут через десять.
– Когда Виктория подкараулила меня в подъезде и треснула по голове, – объяснил я по пути, – она забеспокоилась, не слишком ли сильно ударила. Спросила, есть ли рядом «работающая больница». Я как-то сразу не обратил внимания. А потом это меня зацепило. «Работающая!» Зачем уточнять? Забеспокоилась – так спросила бы, есть ли рядом больница. А если уточняет…
– То имела дело с закрытой больницей, – закончила за меня Настя.
– Верно. Больниц-то в Москве в своё время позакрывали много. Что-то укрупняли, что-то закрывали в рамках экономии… ну, экономический кризис, всё такое… Кое-где построили на этих местах дома и офисы. А некоторые так и стоят, рассыпаются. Нет денег ни на ремонт, ни на снос. Я подумал, может, она где-то прячется там… или схрон у неё… глянул по карте – совсем недалеко от дома Руслана есть такая. Если мы исходим из того, что Виктория знала, кто из подростков инкубатор вируса, то могла приготовить рядом лабораторию. Для извлечения.
Настя передёрнула плечами, но ничего не сказала.
– Очень опрометчиво с её стороны, – сказал Михаил. – Но всё бывает. Вызовем подкрепление?
– Сам решай, – сказал я. – Справимся мы с Викторией?
– Я справлюсь, – спокойно ответил Михаил. – Хорошо, проверим вначале сами.
Корпуса больницы оказались ужасны. Уж не знаю, хорошая ли это была больница в те годы, когда она работала, но сейчас несколько кирпичных пятиэтажных зданий с облупившейся жёлтой краской и панельная семиэтажка выглядели не лучше трущоб Детройта или развалин Глазго. При этом окна в зданиях были целы, пластиковые стеклопакеты сопротивлялись времени куда лучше, чем кирпич и бетон. Забор вокруг заброшенной больницы тоже был в порядке – основательные кирпичные столбики с металлической решёткой между ними, всё аккуратно подкрашено и даже подштукатурено. Заборы удивительная вещь – они живут куда дольше, чем дома, вокруг которых построены.
Всё-таки начал накрапывать дождь, совсем мелкий и редкий, но неприятный. Летний дождь должен быть сильным, быстрым, коротким, освежающим город. А это была какая-то унылая, почти осенняя моросень.
– И что будем делать? – спросила Настя. – Блуждать по всем корпусам?
– Не надо блуждать, – неожиданно сказал Михаил. – Смотрите…
Он протянул руку, и, проследив его движение, мы увидели в окнах шестого этажа панельного здания слабый свет. Совсем неяркий. Но стемнело уже достаточно, чтобы быть уверенными, это не отражение на стёклах.
