— Мы… мы прошли с другого входа, — отвечаю. — Запутались, а потом нашли последний коридор и вот вышли. Мы уже уходим, до свиданья.
Дядька беспрепятственно нас выпускает в вечернюю прохладу восемнадцатого августа.
— Мы вернулись? — тихонько спрашивает Андрей, прислушиваясь.
— Да! Да, братишка! — восклицаю я и вытаскиваю телефон. — Смотри.
Убедившись, что экранчик показывает восемнадцатое августа, Андрей улыбается, а потом сквозь боль в ноге начинает смеяться. У него выходит отрывисто так:
— Ха! Ха-ха! Ха-ха-ха!
Смеюсь и я, обнимая брата. Снова чувствую его родной запах. Запах мелкого, который вечно подставляет меня родителям; запах опарыша, который постоянно отнимает у тебя последнюю конфету; запах маленького мальчика, который так мало видел в окружающем мире. Я не знаю запах Стёпки, потому что не живу с ним, а обнимать друзей как-то не принято. Я совершил правильный выбор. Если в произошедшем и есть верные решения, то они — мои, а все ошибки — это поступки Серёги, который в шестнадцать лет не научился простым ценностям, которые я познал в тринадцать.
Я хватаю Андрюшку в охапку, доношу его до бордюра и сажаю на него. Прохожие, снующие мимо, иногда удивлённо поглядывают на нас. Проезжавшим автомобилям на нас плевать, как и птицам, устроившихся в кронах деревьев. Мир такой, каков он есть, каким его контролируют Твари-вне-времени.
— Мы сейчас пойдём домой? — взбудоражено спрашивает Андрюшка.
— Да, — киваю. — Но сначала надо придумать историю для родителей.
— А что мы им расскажем? — спрашивает Андрей. — Разве они поверят в правду?
— В правду они не поверят, но есть у меня другая история, — говорю. — Послушай. Тебя похитили страшные дядьки, которые заплыли в наш городок по реке и увидели тебя на Заводи. Они хотели тебя продать в другую страну. Ну мало ли зачем, но хотели. Но мне на мыло написал доброжелатель, который сказал, что тебя хранят в Питере. Письмо, я, конечно, удаляю, но вдруг думаю, что это правда и звоню им по телефону. Они велят приезжать за тобой. А я хватаю Стёпку и Серёжку, и еду.
— Совсем один?
— Со Стёпкой и Серёжкой.
— Ну в смысле, без взрослых же вы, — удивляется брат.
— Да, совсем без взрослых. Мы едем по особому маршруту, через два крупных города, а в Питере нас встречают твои похитители, надевают мешки на голову и везут в своё убежище.
— А зачем мешки на голову? — тихо спрашивает Андрюшка, а на лице совсем детское изумление, жажда услышать продолжение. — Так и правда было?
— Так не было, — отвечаю. — Но просто по всему этому делу обратятся в полицию. Те будут спрашивать адреса, а я нашёл вот отмазку.
— А зачем в полицию обращаться? — не унимается Андрюшка.
— Ну как… Стёпка. Ведь его в конце убили в перестрелке. Нас посадили в подвал, где было окно в сеточку. Ну я нашёл лазейку и мы сбежали. Нас заметили и принялись стрелять, и в Стёпку… — я закусываю губу и внимательно смотрю на Андрюшку. Вот-вот заплачу.
— А его правда так и убили? — тихо спрашивает брат.
— Я потом расскажу тебе как его правда убили, — отвечаю. — Пока помни, что ты сидел в подвале все эти дни, тебя кормили из миски всякой баландой, а потом затащили туда меня. А я нашёл выход. Понял, что говорить?
— Понял, — интенсивно кивает Андрюшка.
— Главное, я тебя спас. Родителям, думаю, будет плевать, с кем-то там разбираться. Главное, они узнают, что ты жив. В полицию обратится, скорее всего, папа Стёпки.
— А телефон? Твой телефон. Вдруг они решат проверить звонки.
Я вытаскиваю аппарат из кармана и некоторое время оглядываю его.
— Чёрта-с-два, — говорю и швыряю телефон на асфальт. Корпус разлетается вдребезги, а я ещё наподдаю сверху близлежащим камнем. — Пусть проверяют. А теперь… пойдём домой.
— Пойдём! — восклицает братишка. — Скорее. Я хочу домой.
И мы идём. Солнца уже нет, небо сгущает сумерки, а две фигурки медленно ковыляют к дому мимо мрачных коттеджей, которые уже не отбрасывают тени, они все погрузились в неё. На середине пути в окнах зажглись лампы, а мы молча держим путь к нашему кварталу. Сердце щемит, страх дрожит где-то под солнечным сплетением. И молчим. Я хочу побыть с собой наедине, а Андрюшка, видимо, до сих пор не верит в своё возвращение.
Путь пролегает мимо дома Герундовых. Отец семейства сразу замечает нас, вскакивает и бежит.
— Тёмка! Тёмка! — голос у него плаксивый, а когда мужчина приближаются, замечаю его бледность и грусть, будто за несколько дней он превратился в глубокого старика. Он обхватывает калитку и сбивчиво говорит: — Что такое? Что с вами было? Где вы пропадали четыре дня, чёрт возьми? Сергей вернулся утром один, без Стёпки, и молчит. Твои родители сегодня…
Потом мужчина осекается. Видимо, узнаёт в моём спутнике Андрюшку.
— Я спасал брата, — говорю. На этих словах Андрюшка, которого я веду, обхватив за спину, обнимает меня и затравлено глядит на главу семейства Герундовых. — А где пропадал Сергей, думаю, он вам сам всё со временем расскажет. А теперь, извините, можно отложить переговоры до завтра? Я очень хочу снова увидеть родителей!
— Но где Стёпка? — спрашивает мужчина.
Его больше нет, — хочу сказать я, но вижу перед собой растрёпанного старика с глазами полными надежды, и слова тугим комом застревают в горле.
— Я… думаю, что Сергей знает. Спросите у него, — говорю и старательно удаляюсь от калитки Герундовых. Братишка хромает справа.
— А знаешь, — вдруг говорит он. — Нога уже не так сильно болит. Даже наступать немножко могу.
— Богатырь, — усмехаюсь.
Андрюшка открыто улыбается и бросает вперёд жадный взгляд. Через дорогу теплится огонёк окон нашего дома.
— Тёмка, а я… больше не пропаду вот так в одном дне? — спрашивает Андрюшка.
— Больше никогда. Ни разу в жизни, — отвечаю, и мне кажется, что не вру. Вряд ли Твари захотят вновь сделать бифуркатором одного и того же мальчика.
— Пошли быстрее, — требует Андрюшка.
Мы пересекаем дорогу — скорость брата заметно увеличивается — и входим в прохладный сад нашего двора. Пара десятков шагов до крыльца, две ступеньки, и вот мой кулак зависает над дверью. Надо стучать, но всё равно страшно.
За меня стучит Андрей.
В глубине гостиной что-то громыхает, тяжёлые шаги бегут к двери и на пороге прорисовывается силуэт отца.
— Тёмка! — восклицает он, глядя прямо на меня, а потом переводит взгляд на Андрюшку и застывает. — Андрей.
— Привет, пап, — улыбается братишка.
— Я пообещал, что всегда буду защищать его, — говорю. — И я всё-таки спас его.
За спиной отца появляется тоже постаревшая растрёпанная мать, только что спустившаяся с первого этажа. Андрюшку, кажется, она ещё не видит, зато видит меня.
